Наследник чародея - Вольски Пола. Страница 31

— Вы его знали, дядя Джинзин. Он что, был настолько мстителен?

— Террз Фал-Грижни был своеобразным экземпляром, Рил. Блестящим, самым великим мудрецом которого когда-либо видывал этот мир. Он, как никто другой, овладел Познанием. Он был вполне доброжелателен, по крайней мере, стремился к этому. Даже, я бы сказал, абстрактно милосерден. И в то же время что-то коренилось в нем ледяное, несгибаемое, беспощадное — непрощающее сердце… и совершенная неспособность ладить с окружающими: понимать и быть понятым. Конечно, он не был тем чудовищем, каким его рисует молва, но ответ на твой вопрос таков: да, если его загнали в угол, он мог решиться на потрясающую жестокость.

— Я не совсем понимаю. Если вы знали об этом на протяжении стольких лет, почему ничего не предприняли? Вы, великий ученый, глава ордена Избранных и один из могущественнейших людей в этом городе? Если Грижни наслал на нас проклятие, разве вы не можете снять его?

— Возможно, мне это и удалось бы, если бы я знал, как он это сделал, — ответил Фарни. — Видишь ли, несмотря на то, что о нем думают, Познание по сути своей рационально и последовательно. Применительно к данному случаю можно сказать, что правильный способ развеять чары можно найти, только зная, как они были навеяны. Подобные методы крайне индивидуальны, и число их бесконечно. Работая вслепую, я не смогу разрушить то, что сделал Грижни. Вот если бы я мог взглянуть на его записи… Он непременно записал весь процесс в дневник или еще куда-то — мы все так делаем эти записи утрачены.

— И что же, никто из вас, мудрецов, не может ничего предпринять?

— Нет. Я называюсь Непревзойденным потому, что мои достижения в Познании больше, чем у других ученых-магов в этом городе, ну, может быть, за исключением Нуллиада, но он сумасшедший. Если я не могу уладить это, никто другой тем более не может. Но ты, племянник, возможно, как раз тот, кто способен помочь. — Хар-Феннахар молча ждал, когда ему растолкуют сказанное. — Я всегда полагал, — продолжил Фарни, — что Террзу Фал-Грижни удалось сохранить записи, по крайней мере, некоторые из них. Он наверняка так гордился достигнутым, что не мог не сохранить информацию. У меня есть на этот счет предположение. Не знаю, помнишь ты или нет, что Грижни женился на молоденькой…

— На Верран, — произнес Феннахар.

— На дочери Дриса Верраса. Да, вроде бы ее звали Верран. У тебя превосходная память.

— Не очень-то. Просто я знал ее много лет назад, когда мы оба были молоды. Это была самая хорошенькая, умная и смелая девушка, какую я когда-либо встречал. И она погибла в семнадцать лет, — заключил Феннахар так горестно, что Фарни взглянул на него с удивлением.

— Возможно, и не умерла, — сказал Непревзойденный, и теперь уже настала очередь Феннахара удивиться. — Никто точно не знает, что произошло с леди Грижни. Она могла погибнуть во время нападения, но некоторые думают, что она спаслась. И я один из них. Мне кажется, Фал-Грижни переправил свою жену в безопасное место. В то время ее благополучие не могло не заботить его, потому что она носила в чреве его ребенка. Более того: я думаю, что он отправил с ней самые важные свои записи. Доказательств тому нет. Но мои предположения основываются на знании характера Грижни.

— То есть вы имеете в виду, что, если Верран действительно спаслась, она до сих пор жива?

— Вероятно.

— Где она?

— В этом-то весь вопрос. Мои попытки найти ее через Познание никак не удаются. До последнего времени у меня не было никакой зацепки, чтобы узнать, где она.

— А сейчас?

— А сейчас, — сказал Джинзин Фарни, — я имею основания считать, что она у вардрулов Назара-Сина.

— Какие основания?

— Меня навело на эту мысль поведение нашего герцога в последнее время. Мне известно, что его беспокоят ночные кошмары вот уже на протяжении нескольких месяцев. Время от времени люди слышат, как он кричит во сне, будто Террз Фал-Грижни восстал из могилы, и бормочет что-то насчет пещер и светящихся белых чудовищ. К тому же пару недель назад я узнал, что он направил отряд гвардейцев в Назара-Син. Гвардейцы вернулись, и некоторые из них проболтались в тавернах, что в пещерах они устроили резню белых демонов. А посылали их туда за каким-то молодым человеком, но им не удалось его убить. Они его обнаружили, однако он сбежал. Мое удовольствие от неприятностей, которые испытывает его милость герцог, превосходит лишь удовольствие от той информации, которую нам открыли его кошмары. Кажется, герцог обнаружил, где прячется наследник Грижни, и теперь стремится его уничтожить.

— А мать они видели? — спросил Феннахар. — Верран жива?

— Не знаю. Не в этом дело. Но важно, что сын Грижни живет в пещерах и, вполне вероятно, владеет дневниками отца. А они нам нужны. И я хочу, чтобы ты их добыл.

— С радостью, — ответил Феннахар без малейшего колебания.

— Как ты это быстро решил. Никаких возражений, условий? Ты идешь туда ради записей или ради женщины? — спросил Фарни сухо.

— Не удостою вас ответом, дядюшка.

— Не сомневаюсь. И когда ты можешь отправиться?

— Все необходимое будет готово через день-два.

— Отлично. У меня есть для тебя карты и несколько магических талисманов.

— А у меня к вам несколько вопросов. Прежде всего, положим, я разыщу этих вардрулов. Как я буду с ними объясняться? Я же не говорю на их языке. Более того, лантийские солдаты учинили там недавно кровавую бойню, и, конечно, эти создания ненавидят всех людей. Они могут меня убить при первой же встрече.

— Скорее всего, они от тебя спрячутся, но давай обдумаем и другую возможность. Семнадцать лет назад делегация вардрулов тайно посетила Ланти-Юм под покровительством Непревзойденного Грижни. Я встречался с делегатами в его дворце, и мы обменялись тогда знаками вечной дружбы. Мой все еще сохранился. Загляни в бархатный мешочек в верхнем ящике комода, вон там.

Феннахар встал, разыскал мешочек, открыл и вынул из него нить разноцветных камешков.

— Сохрани их, Рил. Когда встретишься с вардрулами, покажи это им. А что касается языкового барьера, проблема отпадет, если ты встретишь леди Грижни с сыном.

— Вы полагаете, они отдадут мне дневники?

— Ты должен их убедить. Сыграй на их чувстве долга, взывай к их совести, гуманизму… найди какой-нибудь ключ. Если не сработает — попробуй украсть.

— Ну и старый циник вы ваша непревзойденность! Ну и проходимец!

— И горжусь этим. Все это во благо, мой мальчик.

— Допустим, я должен буду самолично обнаружить записи Грижни. Но что мне искать и как? Ведь подземелья эти безмерно велики.

— Ты должен искать кипу тетрадей или свитка — что-то в этом роде. К ним, без сомнения, будет приложено какое-то руководство. Даже Террзу Фал-Грижни оно было необходимо для достижения наивысшего Познания. Что же касается того, как найти тут я тебе немного помогу, не беспокойся. У меня есть серебряный браслет, который нагревается вблизи любого предмета, связанного с магией. Мое собственное изобретение, и притом достаточно красивое, чтобы стать гербом Кор-Малифона. Я им горжусь.

Несмотря на гордость, Непревзойденного Фарни вдруг охватил такой приступ слабости, что на лбу его выступил холодный пот, и он откинулся на подушки.

— Дядя Джинзин! — воскликнул Феннахар. — Я позову врача…

— Не беспокойся, — прошептал Фарни. — Бесполезно. И я не хочу видеть здесь посторонних. Подойди поближе, Рил. Я расскажу тебе о вардрулах — все, что знаю.

— Постарайтесь не разговаривать, дядюшка. Это подождет.

— Нет, нельзя откладывать — это слишком важно. Н должен рассказать тебе сейчас, пока еще дышу. Не спорь, мальчик. Ближе. Наклонись. Слышишь меня? Хорошо.

Прием закончился, и усталый герцог Повон отправился в постель. Он тотчас же заснул, и вновь вернулось сновидение, причем еще более страшное, чем раньше. Сначала все было как прежде: подвал глубоко под землей, сталактиты и сталагмиты и ужасный восстающий из праха Непревзойденный Фал-Грижни. Но потом появилось и нечто иное: подземелье кишело теми бледно-лучащимися странными существами, которых мудрец Нуллиад назвал вардрулами. Даже во сне Повон вспомнил и сообразил, что оказался лицом к лицу с белыми демонами пещер. Они стояли вдоль стен, приникнув к скальной породе, громоздились на обгорелых обломках. Их были десятки, они буквально кишели в подземелье, глядя на него огромными немигающими глазами, и он увидел в этих жутких глазах ненависть. Повсюду вокруг него были эти глаза — сверкающие, обвиняющие, беспощадные. Не в силах вынести кошмарное зрелище, Повон закрыл лицо руками. А когда поднял голову, демоны приблизились — неслышно и в одно мгновение. Он моргнул — и они стали еще ближе. Снова моргнул — и вот они уже так близко, что видны вены под их полупрозрачной кожей, так близко, что могут, если захотят, коснуться его своими отвратительными щупальцами. Впереди этих рядов вардрулов стоял мертвый Фал-Грижни, темный от крови. Фал-Грижни воздел свои запеленутые в черное руки. Пока он протягивал их вперед, лицо его менялось: черты заострились, вся растительность исчезла, плоть побелела и стала мерцать. Лицо его стало лицом вардрула, но черные загадочные глаза остались глазами Грижни. Ледяные руки ученого-мага коснулись лица Повона. Пальцы были гибкими и длинными, как змеи. Они и были змеями, осознал герцог, и каждый их них был снабжен крошечной светящейся головкой с острыми как иглы зубами. Твари с шипением ползли по его лицу, и он чувствовал, как их раздвоенные языки лижут его глаза. Потом они начали расти, удлиняться и толстеть, и чешуя их царапала кожу, когда они поползли вниз, чтобы туго обвиться вокруг горла, не давая ему дышать…