Ловцы душ (ЛП) - Пекара Яцек. Страница 13

– Инквизитор? – Полувопросительно прорычал рыжебородый. – Что вы здесь делаете… господин? – добавил он немного погодя.

– Это я вас спрашиваю, что вы здесь делаете, – сказал я твёрдо. – Как тебя зовут, человече? – Я тряхнул уздой, и скакун приблизился на несколько шагов к стоящему во главе толпы ухорезу.

Он хотел спрятаться за спинами товарищей и отступил на три шага. Однако по-прежнему остался впереди, ибо его спутники тоже были не лыком шиты, и они также отошли назад. Я заметил, что некоторые уже успели скрыться в тёмных переулках. Я улыбнулся собственным мыслям, поскольку всё шло именно так, как и должно было идти.

– Гаспар, по прозвищу Морда, прошу прощения, ваша милость, – сказал одноглазый, в этот раз смиренным тоном, и снял шапку. Скомкал её в левой руке, а правую, в которой держал топор, спрятал за спину.

– Кого вы ищете, Гаспар? – спросил я мягко. – Чем может вам помочь инквизитор Его Преосвященства?

Он проглотил слюну так резко, что дёрнулся кадык. Помощь инквизитора была, наверное, последней вещью, о которой он мечтал.

– Никого не ищем, ещё раз прошу прощения... – пробормотал он, и было нетрудно понять, что он врёт.

Я посмотрел вправо, где сумрак позднего вечера скрывал начало маленькой улочки.

– И кто там?

Я немного подождал, и когда понял, что не получу ответа, натянул узду коня.

– Расходитесь по домам, люди! – Приказал я громко.

Я подождал, пока они послушаются, и направился в сторону тонущего в темноте переулка.

Крыши домов нависали так низко над улицей, что я не видел, что скрывается в её конце. Переулок был пуст, ставни домов закрыты. Я ехал медленно, шагом, и внимательно вглядывался во тьму. Что бы там ни скрывалось, оно должно было разозлить или напугать этих людей, так что даже ваш покорный слуга должен был считаться с опасностью. Но я пока не вынимал меч из ножен. И вдруг я услышал тихий стон. Звук, напоминающий полный отчаяния скулёж, в котором, однако, можно было различить отдельные слова.

– Нельзя, – шептал кто-то жалобно. – Нельзя, нельзя, нельзя...

Я различил во мраке серую фигуру, съёжившуюся в узком углу, образованным сходящимися стенами домов. Это была длинноволосая женщина в просторном плаще. Она сидела скорчившись настолько, словно старалась занимать как можно меньше места и как можно лучше слиться с окружением. Она обхватила ноги руками и спрятала голову между колен. Чёрные спутанные волосы падали на землю, почти закрывая босые ноги. Я не мог разглядеть лица и слышал лишь тихое заунывное бормотание.

– Нельзя убивать, нельзя убивать, – говорила она столь отчаянно, будто пыталась кого-то убедить в правоте своих слов.

Я осторожно слез с лошади. Только теперь она, должно быть, услышала меня, поскольку вскинула голову.

– Уходи, уходи, уходи! – Завыла она.

Мои глаза уже привыкли к темноте, так что я увидел бледное лицо, на котором выделялись огромные тёмные глаза. Женщина была грязна, до моих ноздрей донёсся резкий запах застарелого пота и крови.

– Не бойся, – сказал я мягко. – Я не причиню тебе вреда.

– Нельзя убивать, – сказала она гораздо более отчётливо, чем раньше.

Я заметил, что она вся дрожит, а её глаза смотрят на меня с опаской. Как ни странно, я не увидел в них страха. Кем была эта женщина, что более десятка мужчин преследуют её с такой яростью? Какие она совершила преступления? А может, единственная её вина заключалась в том, что она сумасшедшая? Не раз и не два я имел уже возможность видеть, как в деревнях или маленьких городках расправлялись с блаженными идиотами, наивно думая, что их безумие – признак дьявольского вмешательства. Словно сатана не мог найти себе более подходящих инструментов, чем сельские сумасшедшие. Если бы всё действительно так и было, то не нужны были бы мы, инквизиторы, а для поддержания Божьего покоя достаточно было бы толпы, вооружённой палками и вилами.

– Я не причиню тебе вреда, – повторил я тихо, но очень чётко. – Ты голодна? Хочешь пить?

– Голоднаааа, – протянула она, пристально глядя на меня. – Да, голоднаааа, ооох, очень, оооочень голоднаааа...

У меня во вьюках были остатки хлеба, сыра и вина, так что я вернулся и достал из сумки свёрток и наполовину наполненный бурдюк. Я вернулся обратно и присел, протягивая женщине снедь на вытянутых руках. Она схватила еду настолько быстрым движением, что я не понял, когда она успела оказаться в её пальцах. Я увидел, что у неё грязные руки с обломанными чёрными ногтями. Она вгрызлась в чёрствый хлеб, потом забросила себе в рот почти целую головку сыра. Я протянул ей мех с вином, и она вновь вырвала его у меня столь быстрым движением, что я не успел бы отдёрнуть руку, даже если бы захотел.

Если бы она держала в руке нож, ты был бы уже мёртв, Мордимер, подумал я, и эта мысль поразила меня до мозга костей, ибо эта бедная бездомная девушка застигла врасплох инквизитора Его Преосвященства. А такого случаться не должно никогда. Не напрасно Писание предостерегает, «да не будете иметь лицеприятия», а это означало, между прочим, не доверять первому впечатлению.

Я медленно отступил назад, всё это время внимательно наблюдая за женщиной, которая поглощала еду и вино с огромным аппетитом. Она прижала бурдюк прямо к губам, и вино широкий струёй полилось по её подбородку и плащу, стекало по судорожно стиснутым пальцам. Она интересовала меня всё больше и больше, а, скорее, интересовала поразительная скорость её движений, с которой я столкнулся, когда она взяла еду. У неё была кошачья, почти нечеловеческая ловкость. Кто она? Я не чувствовал вокруг неё тёмной ауры, но из опыта знал, что как раз это ни о чём не свидетельствует. Людей, отмеченных дьявольским клеймом, иногда увидеть так же легко, как факел в тёмной комнате. Однако чаще всего сатанинская власть даёт им возможность скрыться даже от зоркого глаза инквизитора. Конечно, до тех пор, пока инквизитор не проведёт соответствующие ритуалы.

Она покончила с едой и бросила на землю пустой смятый бурдюк. Она улыбнулась, и тогда с изумлением, смешанным с тревогой, я заметил, что её зубы иные, чем у большинства людей. Острые, снежно белые, с клыками чуть длиннее, чем должны быть у нормального человека.

– Господи Иисусе, – прошептал я. – Змей и голубка.

Она поднялась на колени так быстро, словно позаимствовала ловкость движений у охотящегося кота.

– Змей и голубка, – воскликнула она с пронзительной тоской. – Сотканы из света, сотканы из света!

Она прыгнула в мою сторону, и если бы она хотела напасть на меня, я не успел бы сделать и движения, чтобы защититься. Но она только прижалась ко мне всем телом и, дрожа, зашептала:

– Змей и голубка! Да! Змей и голубка! Ты знаешь!

Я бережно обнял щуплые, сотрясаемые рыданиями плечи, хотя вонь, бьющая от её тела, практически парализовала мне ноздри. Даже Курнос, спутник во многих моих путешествиях, никогда не вонял столь сильно. Она могла бы сойти за его родную сестру.

– Я знаю, – прошептал я успокаивающе. – Знаю. Не бойся, я помогу тебе.

Меня самого рассмешили эти слова, ибо это я должен был бояться её, а не наоборот. Ваш покорный слуга, правда, человек опытный в использовании оружия и умеющий защитить себя, с Божьей помощью, в сложных ситуациях, но против неё у меня были примерно столь же большие шансы, как у мухи в поединке с пауком. К счастью, ничто не указывало на то, чтобы она хотела напасть на меня. И хорошо, поскольку мне не улыбалось завершить жизнь с горлом, разорванным зубами, в грязном переулке захолустного городишки. Конечно, не существует такого понятия, как хорошая смерть, но есть смерти плохие и очень плохие. Эта смерть была бы весьма поганой.

Чувство почти полной беспомощности было для меня ощущением новым и тревожным. Ну, возможно, не совсем новым, поскольку я пережил уже что-то подобное в присутствии человека, так же отмеченного клеймом змея и голубки. Тогда мне удалось уйти не только живым, но и с важными знаниями. И сейчас я надеялся на подобный поворот событий. Однако я должен был быть уверен, что она на самом деле является тем, за кого я её принимаю, а не просто обычной сумасшедшей, наделённой сверхъестественной скоростью движений. Я знал, что безумцы могут иногда в порыве ярости демонстрировать небывалую силу. Не раз и не два я видел тщедушных мужчин и женщин, которых от танца святого Вита не могли оторвать даже несколько здоровых мужиков.