Уникум (СИ) - "Лиэлли". Страница 3

Элеазар покраснел уже весь, начиная от тонких бледных ключиц и заканчивая там, где начинали расти волосы на голове. А учитывая, что у него была очень тонкая и бледная кожа…

Да что за! Опять двадцать пять! Этот дроу не знает ни стыда, ни совести! Неужели у него нет никакого понятия, даже самого элементарного, о правилах приличия, не говоря уже о субординации между студентом и преподавателем?

И хоть такие похабные шутки со стороны темного были для Элеазара не в новинку, он все равно не мог перестать смущаться всякий раз, когда Ортес открывал рот, чтобы выдать очередную пошлость, то есть предложение, в котором обязательно упоминался он сам, Элеазар и сексуальный контакт в той или иной вариации.

Но сегодня Ортес вконец обнаглел! Да и вообще… Минуту назад он раскручивал его только на минет. А теперь уже полноценный секс предлагает!

— Прекрати! Так! Меня называть! — почти зарычал Элеазар, протягивая руку, чтобы рвануть на себя дверь.

Но сдвинуть дроу с места было не так-то просто.

— Воу, воу, ну сверху, значит, сверху, — развел он руками, ехидно усмехнувшись и продемонстрировав идеальный белозубый оскал. — Впрочем, хочешь, я буду называть тебя Снеж?

— Ортес! Я тебя в последний раз предупредил, прекрати немедленно…

Договорить Зар не успел: рот ему заткнули поцелуем — жадным, глубоким, жарким, властным… Он задохнулся, приоткрыл губы, чтобы глотнуть воздуха, тут же почувствовал вместо этого нахальный язык дроу, зажмурился от такой наглости и уперся ладонями в плечи Ортеса.

Да только оттолкнуть того было нелегко — Ортес оказался довольно сильным. Впрочем, дроу почти все отличались хорошей сноровкой в физическом плане.

Зар решил, что будет его игнорировать, но зубы стиснуть не удалось, язык темного уже вовсю орудовал у него во рту. Он прикрыл глаза, чтобы не видеть выражения нефритовых глаз, но все тщетно. К тому же прикосновение опаляющего тела дроу демон ощущал каждой своей клеточкой.

Наконец, когда им обоим уже перестало хватать воздуха, ненасытный темный отстранился. Элеазар тут же отшатнулся от него, машинально облизнув губы, и, разъяренно сверкая по-кошачьи золотисто-зелеными глазами, глухо зарычал.

— Ну знаешь ли, это уже слишком! — рявкнул он, утирая рот рукавом. — Я тебе за это… Никакой аттестации по итоговой четверти вообще не получишь!

— Даже если я все знаю? — лукаво протянул Ортес, снова скрещивая руки на смуглой груди и, кажется, нисколько не чувствуя себя виноватым или хотя бы смущенным.

— Если ты все знаешь, то я осел! — погорячившись, заявил снежник.

— Отлично, проверим? — с пылом ухватился за эту зацепку дроу.

Элеазар сощурился, на всякий случай отходя от этого умалишенного еще на пару шагов. И что это он задумал? В том, что дроу ни хрена не знает, демон был абсолютно уверен. Потому что вступительный экзамен на факультет Равновесия проводил он сам и прекрасно видел, как мигнул желтым проверочный шар, что означало, что потенциал дроу в направлении магии равновесия весьма невелик.

— Ну что ты молчишь? Забоялся? — усмехнулся Ортес.

— Вот еще… — проворчал Зар, все еще недоверчиво щурясь.

— Тогда давай проверять. И что там? Давай мне любое задание. Но только если я его выполню на отлично — то на одну ночь ты весь мой. Согласен?

Элеазар, поразившись такой самонадеянности, только ошалело хлопал белоснежными ресницами. Кажется, наглости темного не было границ.

— Ну так что? — напирал Ортес.

Сам не зная зачем, Зар кивнул.

— Нарисуй мне пентаграмму Венге, — велел Зар, с трудом сдерживая торжествующие нотки в голосе, потому что эта пентаграмма требовала предельной сосредоточенности — одна неправильная закорючка, и все! Ничего не выйдет, весь ритуал в Бездну. А уж рисовалась она о-о-очень сложно.

И хотя в этой четверти он касался этой темы в своих лекциях, все равно нарисовать эту пентаграмму получилось только у одного вампира и одного светлого из всей-то группы. Где уж до них недоучке дроу, который пропустил все лекции, а даже если бы и не пропускал, заставить ожить все стихии в равных пропорциях по контуру пентаграммы он бы не смог, слишком слаб магический потенциал.

Самому Зару, чтобы нарисовать ее, требовалось почти полчаса. Так что он прислонился бедрами к парте среднего ряда и приготовился терпеливо ждать. Ортес пожал плечами, взял с подставки кусочек мела и, присев на корточки, принялся чертить. Пентаграмма Венге была довольно большой, но места в аудитории оказалось более чем достаточно — между передними партами и огромной, на всю стену, доской.

Ни разу рука дроу не дрогнула, а уж глазомер у него был что надо — все линии четко выдержал, круги получились идеально ровными, геометрические фигуры строго по центру, а линии пересечения оказались одинаковыми. Как по линейке мерил.

Так что к тому моменту, когда Ортес уже заканчивал, Элеазар успел раз пять пожалеть о своей горячности и о том, что позволил втянуть себя в этот глупый спор. Но он утешал себя тем, что пентаграмма — это всего лишь полдела. Ортес меж тем поднялся, отряхнул руки от мела, обошел свое художество по кругу, не обращая внимания на молодого преподавателя, который пристально наблюдал за каждым его действием, и у него на глазах материализовал короткий серебряный клинок.

Вот тут-то Зар и понял, что крупно попал. Потому что материализация опасных предметов в академии тоже была запрещена, а кинжал уж наверняка подпадал под эту категорию. И для того, чтобы материализовать любое физическое оружие, не вызвав при этом особого сигнала, оповещающего о нарушении, требовалось много умений и хороший магический потенциал. А откуда ему взяться у недоучки Ортеса? Ну ведь не могли же в самом деле врать проверочные шары! Нет, не могли, потому что их создавал весь Совет Талиеры еще несколько сотен лет назад, и еще ни разу они не ошибались.

Но что-либо сказать Элеазар не смог — язык словно отнялся. Дроу работал красиво, каждое его движение было четко выверено — ни одного лишнего. Работал он молча и быстро, строго по инструкции мага Венге, который и являлся создателем этого ритуала. Правда, вот уже как несколько тысячелетий покоился в могиле.

Точный хирургический надрез ровно по центру внутренней стороны локтя был сделан в считанные секунды. А потом дроу обошел идеально круглую пентаграмму по контуру, оросил его своей кровью и, зализав порез, остановился точно там, где начинал чертить. Элеазар поймал себя на том, что невольно восхищается молчаливо работающим темным и не может отвести взгляда от того, как кончик острого языка медленно скользит вдоль внутренней стороны руки по смуглой коже. Рана, конечно, мгновенно затянулась — регенерация у дроу была отличной, они занимали третье место после вампиров и нагов по живучести.

Затем Ортес присел возле правого верхнего треугольника внутри круга и отлеветировал четыре чаши из шкафа, что стоял позади парт в конце аудитории. Чаши заняли свое место в четырех частях круга внутри треугольников. И Элеазар не сомневался, что каждая сторона всех четырех треугольников равна шестидесяти шести сантиметрам. С воздухом у Ортеса проблем не возникло — это была его стихия, раз уж второй ипостасью у дроу являлась птичья, по велению Матери Природы. С водой, в общем-то, тоже. Вот с огнем он немного замешкался, не родная же ему стихия, но справился тоже на ура. И четвертый элемент земли тоже наконец занял свое место в чаше. Затем Ортес встал в центр круга, в нарисованный квадрат, и принялся читать заклинание. А заклинание Венге было очень длинным, крайне сложным, долгим и нудным, и если хоть одну ошибочку сделать в произношении древних символов или не там ударение поставить — все, каюк, придется заново всю пентаграмму рисовать! Хорошо, что для этого ритуала не было назначено определенное время, вроде полнолуния, или третьей фазы луны, или десятого дня такого-то месяца, раз в тысячелетие, когда двенадцатая планета системы Харата встанет… В общем, понятно.

Но Ортес, как и следовало ожидать после столь впечатляющей демонстрации художественных и математических способностей, не сделал ни единой ошибки: дикция у него была мелодичная, певучая — заслушаешься.