Белые волки - Коулл Вергилия. Страница 15

– Я не могу соскочить, – произнес Димитрий торопливо, пользуясь тем, что голос в башке молчит. Ей нужно убираться скорее, раз выпала такая возможность, она даже не представляет, как ей повезло сейчас.

Петра замолчала и уставилась на него, брови чуть сошлись на переносице, выдавая напряженную работу мысли.

– С того, на чем сижу я, не соскакивают, – продолжил он. – Мной управляет голос в голове, который постоянно приказывает убить мою семью. Естественно, я не собираюсь этого делать, но бороться с ним трудно… очень трудно. Поэтому, чтобы жить спокойно, мне нужно убивать кого-нибудь еще. На крайний случай – просто причинять боль или заниматься сексом до одурения. Поэтому если ты не хочешь разделить со мной хотя бы последние два удовольствия, бери свои худые ноги в руки и вали отсюда, пока я разрешаю.

Несколько секунд она оторопело обдумывала информацию, потом попыталась рассмеяться, но смех вышел натянутым и невеселым. Сумасшедший – вот что сквозило в ее глазах. Она правильно все расценила и поняла, что у него не все дома, но разве не этого он и добивался?! Ничего особенного, в общем-то, и не поведал, если бы она прожила в столице хотя бы несколько лет, то и сама наслушалась бы о нем историй и стала узнавать на улицах и обходить стороной. А так, считай, краткий экскурс по самому важному уже пройден.

– Но… у вас нет одежды… – пролепетала Петра слабым голосом и чуть отодвинулась назад.

– Потому что я люблю разгуливать по улицам голым.

– Вы же чуть не утонули…

– Иногда мне нравится причинять боль и себе. Это тоже успокаивает.

Ее лицо вдруг стало жестким.

– Знаете что, – она вскочила на ноги и дернула сумочку, висевшую на бедре, – это просто глупо. Если не хотите признаваться, что скатились на самое дно, не обязательно выдумывать такие истории. Я знаю, посмотреть правде в глаза очень трудно, а принять чью-то помощь наверняка гордость не позволяет, да? Вот, – она порылась в сумке и швырнула на землю возле него шоколадку в яркой обертке и несколько монет, – это все, что у меня есть из еды. Подкрепитесь. Купите себе… похмелиться.

Последние слова Петра буквально выплюнула. Нет, она не посчитала его сумасшедшим. Он не оправдал ее надежд, ударился в нелепую ложь вместо того, чтобы вежливо поблагодарить за доброе отношение. А она ведь поначалу пожалела его!

Димитрий равнодушно проводил взглядом ее удаляющуюся фигурку, затем сгреб шоколад и принялся жевать. Есть и правда хотелось зверски, небольшой, с два пальца руки, батончик, набитый карамелью и орехами, он проглотил за пару секунд. Деньги брать не стал. Серебристые плоские кругляшки так и остались валяться в грязи, пока он огляделся, убедился, что вокруг нет ни единой живой души, и побрел, слегка прихрамывая и ощущая ломоту во всем теле.

Его путь лежал в сторону доков, где рабочие все так же стучали и перекрикивались на разные голоса, в огромную трубу очистных сооружений. Если уж нужно среди бела дня пересечь полгорода не в самом приглядном внешнем виде, то лучшей дороги, чем через владения свободного народа, не придумаешь.

Огромный город, почти повторяющий по очертаниям тот, что находился на поверхности, раскинулся и под землей. Темные, едва освещенные смоляными факелами переходы и сырые катакомбы заменяли тут улицы и дома. Щипачи, медвежатники, гопники, карманницы, рыночные попрошайки, инвалиды настоящие и мнимые обитали здесь не менее густо, чем благовоспитанные граждане в своих жилищах над их головами. Многочисленные хитросплетения труб и коммуникаций, питающих наземные строения, находились и в полном распоряжении глубинных пользователей. Подземный мир походил на пиявку, намертво присосавшуюся к своему донору в таком месте, откуда ее невозможно достать.

Свободный народ не терпел чужаков, там все знали друг друга в лицо и наперечет, но Димитрия пропускали с молчаливой ненавистью в глазах. Ссориться с прислужниками темного бога не входило в их планы. Впрочем, в конфликты со сторонниками светлого они так же не вступали: свободный народ оттого и звался свободным, что не принадлежал ни к одному из верований. В катакомбы к ним решился бы сунуться разве что безумец – не зная всех поворотов и ответвлений, здесь можно было плутать бесконечно и в конце концов оказаться прирезанным безмолвной тенью где-нибудь в темном тупике ради кошелька или теплой одежды. Даже полиция не рисковала, предпочитая ловить мошенников исключительно на поверхности и закрывать глаза на место, где они прячутся под землей.

Димитрий хоть и считался безумцем, но ориентировался тут отлично, а ходить за ним было попросту опасно – в любой момент преследователь мог сам превратиться в жертву. Поэтому когда он уверенно шел полутемными коридорами, и его босые ноги бесшумно ступали по утоптанной земле, тени пугливо растворялись в нишах, а чумазые и косматые женщины, сидящие у костров в тех местах, где имелась тяга для дыма, испуганно прижимали к груди оборванных детей.

Его их компания наоборот не смущала. Ему нравилось здесь, в наполненных спертым сырым воздухом могилах для живых. Нравилось, что он может идти, не скрывая своей наготы, раскинув руки и едва касаясь кончиками пальцев стен по обе стороны от себя, и даже самые освещенные и оживленные участки пути вмиг становятся тихими и пустыми, потому что где-то далеко впереди него среди свободного народа уже бежит шепоток: «Идет Волк, прячьтесь, прячьтесь…»

Это напоминало по ощущениям тот момент, когда он сидел на старой скамейке в дарданийских горах, хоть и не могло, конечно, сравниться в полной мере. Но все-таки, если уж ему не выпало управлять миром с высоты, он завладел хотя бы его крохотной, подземной частью и довольствовался этим.

На то, чтобы от реки добраться до главного темпла темного бога, Димитрию потребовалось около часа. Он бы преодолел это расстояние быстрее, если бы увеличил шаг, но торопиться не захотел. Да и спина побаливала. Видимо, приложился где-то во время ночных приключений. Белые волки обладали повышенной регенерацией, грубо говоря, все его раны заживали как на собаке, на излечение самой глубокой требовалось не более суток, поэтому только по остаточным неприятным ощущениям он мог догадываться о тяжести увечья.

В темпл, уходящий на много уровней в глубь земли, можно было попасть напрямую из коридоров свободного народа, чем Димитрий и воспользовался, свернув в нужном месте и открыв нужную дверь. Тщательно замаскированный ход служил для обеих заинтересованных сторон: иногда какой-нибудь воришка, убегая от полиции, скрывался в темпле, а погнавшимся за ним полицейским оставалось лишь разводить руками – растворился без следа, хоть все вверх дном переверни, не иначе как темный бог под свое крыло взял.

Днем в помещениях темпла было тихо и сонно: основная жизнь кипела здесь по ночам. Единственная попавшаяся навстречу окта влипла в стену и опустила голову, пропуская Димитрия и опасаясь встречаться взглядом. Они все боялись его, хоть он никогда ни одну из них и пальцем не тронул, так как проводил в темпле большую часть свободного времени и «своих» старался не обижать. По крайней мере, в те моменты, которые помнил.

Войдя в личные комнаты, выделенные ему здесь в безраздельное пользование, Димитрий застал на своем диване обнимающуюся парочку. Молоденькая нонна, явно из новеньких, откинув голову и томно прикрыв глаза, сидела на коленях у его помощника и по совместительству приятеля по имени Ян. Ее белое платье было спущено до самой талии, а его руки и губы играли с ее обнаженной грудью. При появлении хозяина комнат девушка сдавленно пискнула, вскочила, на ходу натягивая ткань на плечи, и выбежала в дверь. Ян с недовольным видом прищелкнул языком и откинулся на спинку дивана. Не оставалось сомнений, что если бы Димитрий явился чуть позже, то застал бы их за еще более интересным занятием, и Ян ощущал себя так, будто у него из-под носа увели сладкую морковку.

– А ночь была полна забав, как я погляжу, – едко заметил он, наблюдая, как Димитрий пересекает комнату, а когда тот остановился и повернул голову, тут же сбавил тон: – А я как знал, уже и одежду приготовил. Вон там.