Обитатели холмов [издание 2011 г.] - Адамс Ричард. Страница 67

— Еще бы забыть, как я вас толкал! — фыркнул Шишак. — Ужасно я замерз тогда.

— Вот чего я не могу понять, — произнес Черничка, — так это почему лодка стоит на месте. Все на реке плывет, и довольно быстро — смотрите. — Он показал на обломок палки, который течение несло со скоростью двух миль в час. — Так что же ее держит?

Кехаар не церемонился с «салагами», особенно если это касалось кроликов, которых он не слишком жаловал. Черничка не входил в число его любимчиков — он предпочитал характеры открытые и прямые, как у Шишака, Алтейки и Серебряного.

— Туг ферефка. Если перегрысгь, срасу поплыфешь, и чертофски быстро.

— Понятно, — сказал Пятик. — Веревка проходит сквозь железную штучку рядом с Орехом, а другой конец закреплен на берегу. Как черенок большого листа. Отгрызешь, и лист — то есть лодка — отлетит от берега.

— Ну ладно, так или иначе, а нам пора, — уныло сказал Орех. — Боюсь, Кехаар, мы, кажется, не нашли того, что ищем. Ты не мог бы подождать до завтра? Наверное, теперь надо до темноты успеть найти место посуше, подальше от берега.

— Ох, какая жалость! — сказал Колокольчик. — А я-то решил было стать водяным.

— Кем-кем? — спросил Шишак.

— Водяным кроликом, — повторил Колокольчик. — Есть же водяные крысы, водяные жучки, Плошка вон говорит, что вчера видел водяного ястреба. Почему бы мне не стать водяным кроликом? Я с удовольствием поплавал бы…

— Фрит великий небесный! — неожиданно воскликнул Черничка. — Великий славный Проказник! Вот же оно! Вот оно! Быть тебе, Колокольчик, водяным кроликом! — И он запрыгал, заскакал по берегу, толкая Пятика передними лапами — Пятик, ты что, не понял? Ты не понял? Мы перегрызем веревку и смоемся, и генерал Дурман ничегошеньки не узнает!

Пятик молчал.

— Да, я понял, — наконец произнес он. — Ты имеешь в виду лодку. Должен сказать тебе, Черничка, умный же ты у нас парень. Я помню, как в тот раз после переправы ты сказал, что эта хитрость с плотом может нам еще пригодиться.

— Эй, погодите-ка немного, — сказал Орех. — Вот мы с Шишаком тут среди вас, умных, простые серые кролики. Может быть, вы и нам объясните, в чем дело?

И, сидя возле дощатого мостика, рядом с маленьким водопадом, перебирая ушами, чтобы отогнать комаров, Черничка и Пятик наперебой принялись объяснять.

— Осмотри веревку, Орех-рах, — закончил Черничка. — Вдруг она чересчур прочная.

Они вновь подошли к ялику.

— Да нет, не слишком, — решил Орех. — К тому же она сильно натянулась, а значит, и грызть легче. Я с ней и один справился бы.

— Та, это хорошо, — признал и Кехаар — Отлично поедете. Но надо делать пыстро. Мошет фсе измениться. Придет человек и саперет лодку — понятно?

— Больше нам ждать нечего, — сказал Орех. — Давай, Шишак, начинай — и пусть Эль-Ахрайрах тебя не оставит. Помни, ты теперь самый главный. Когда понадобится, пришлешь Кехаара, он скажет нам, что делать. Мы будем ждать тебя здесь.

Потом все долго вспоминали, как Шишак ответил на этот приказ. Никто не посмел бы сказать, что он не умеет выполнять того, чего сам требует от других. Шишак помедлил, а потом прямо посмотрел в глаза Ореху.

— Это так неожиданно, — сказал он. — Я не думал, что идти сегодня. Но может, оно и лучше — терпеть не могу ждать. Пока.

Шишак коснулся кончиком носа носа Ореха, повернулся и исчез в кустах. А несколько мгновений спустя, направляемый Кехааром, он уже бежал по зеленому пастбищу к северу от реки, прямиком до кирпичной арки в заросшей грубой травой железнодорожной насыпи, а потом еще дальше, в поле.

34

Генерал Дурман

На Эфрафу опускались сумерки. И в гаснущем свете генерал Дурман наблюдал, как на лужайку рядом с огромным пастбищем, которое раскинулось между городком и железной дорогой, на силфли вышли кролики подразделения с меткой на задней левой ноге. Почти все они грызли траву рядом с норами, которые выходили практически прямо на луг, незаметные между кустов и деревьев, росших вдоль заброшенной тропы для верховой езды. Но кое-кто все же осмеливался выбежать в поле погреться и поиграть в лучах вечернего солнышка. Дальше стояли часовые ауслы, готовые в любой момент, завидев элиля или человека, дать сигнал тревоги либо одернуть кролика, который забрался слишком далеко, чтобы успеть спрятаться в норе по первому знаку.

Старший офицер подразделения, капитан Кервель, только что вернувшийся после обхода постов, разговаривал с какой-то крольчихой почти в центре площадки, как вдруг заметил генерала. Капитан быстро осмотрел еще раз свои владения — все ли в порядке. И так как ему показалось, что нарушений нет, он с видом почти равнодушным принялся жевать лист сладкой веснянки.

Генерал Дурман был кролик-одиночка. Родился он три года назад — самый сильный из пятерых новорожденных — в норе неподалеку от садового домика в Коул-Хенли. Его отца, беззаботного и веселого кролика, ничуть не беспокоила близость человеческого жилья. Он вспоминал об этом разве что по утрам, когда бегал позавтракать в огород. А хозяин, две-три недели погоревав над испорченным салатом и обгрызенной молодой капустой, залег в засаду и подстрелил легкомысленного шалопая, когда тот на рассвете пришел на картофельную грядку. Но человек на этом не остановился. Он раскопал нору и вытащил оттуда крольчиху и малышей. Матери Дурмана все же удалось удрать по капустному полю к холмам, крольчата метнулись было за ней, но человек переловил всех, кроме Дурмана. Подстреленная мать, истекая кровью, бежала среди бела дня вдоль изгородей, а малыш кое-как ковылял сзади.

Вскоре запах крови привлек ласку, и та пошла по их следу. Крошечный крольчонок спрятался в высокой траве и видел, как погибла мать. Он даже не попытался бежать, но ласка, утолив голод и не взглянув в его сторону, скрылась в кустах. А через несколько часов старый школьный учитель из Овертона, прогуливаясь по полям, наткнулся на малыша, который лежал, прижавшись мордашкой к холодному неподвижному телу, и плакал. Учитель принес его домой, поселил на собственной кухне и кормил молоком из пипетки до тех пор, пока крольчонок не подрос и не научился есть отруби и зелень. Но Дурман вырос очень озлобленным и кусался при первой же возможности. Уже через месяц он стал большим, сильным и злым. Он едва не прикончил учительскую кошку, которая застала его одного на полу в кухне и решила немного погонять. А неделю спустя, ночью, Дурман перегрыз проволоку, выбрался из клетки и исчез в чистом поле.

Любой крольчонок, оказавшийся в таком положении, без всякого опыта жизни на свободе, стал бы жертвой первого хищника. Любой, но не Дурман. Через несколько дней он набрел на небольшой городок и когтями, зубами заставил хозяев смириться со своим присутствием. Вскоре он убил одного задругам двоих вожаков и одного своего соперника по имени Рыжик и стал старшиной. В бою он был страшен. Равнодушный к боли, Дурман бился только насмерть — налетал, обрушиваясь, на противника, сбивал с ног, и так до тех пор, пока тот, измученный, не падал без сил. Те, у кого не хватило мужества вступить с ним в спор, очень скоро согласились признать его вожаком.

Дурман был готов дать отпор кому угодно, кроме лисы. Однажды вечером он напал на выбежавшего в поле на охоту щенка-абердинца. Он знать не хотел, что такое страх перед хищниками, и мечтал когда-нибудь убить ласку или горностая. Проверив силы, Дурман понял, что утолить одолевавшую его жажду власти можно лишь одним способом: полностью подчинить себе кроликов. Ему нужен был не городок, а целое королевство. Дурман прекрасно отдавал себе отчет, насколько мешают ему в этой затее люди, но против них у кроликов есть хитрость и дисциплина. Дурман оставил маленькое поселение и вместе со своими единомышленниками отправился на поиски места, которое подошло бы для осуществления его планов, места, где удалось бы скрыть самое существование городка, а значит, спасти его от истребления.