Дороги снов (СИ) - Воробьева Елена Юрьевна. Страница 8

– А я странствовал с вагантами... – ага, по ярмаркам концерты давал, с таким-то прононсом.

– Путешествовать должным образом могут лишь князья и ректоры. Либо магистры и командоры орденов, во главе своей конницы, – поджал жвала седорогий. – Остальные лишь бродяжничают, бражничают и нарываются на скандалы. Не думаю, что такое времяпрепровождение пойдет на пользу нашим юным грандам и джентилуомини.

– Конечно, выезжать с полной свитой за пару километров, чтобы потоптаться по самолюбию противника – более достойное занятие.

Толстый демон демонстративно помахал рукой вслед кавалькаде и язвительно прогундосил: «Счастливого пути!»

Сию фыркнул...

Я открыл глаза. Рассвет деликатно перебирал тонкими пальцами солнечных лучей полузадернутые шторы моей спальни. Кажется, сон намекает на то, что я был не совсем прав в оценке поступков Учителя Доо... Найдя кошель, высыпал из него деньги и улыбнулся: количество золотых заметно уменьшилось. Обязательно надо поблагодарить учителя за это. И я внезапно принял окончательное решение: путешествию быть!

Учитель Доо отправился к портным вместе со мной. Подозрительные личности, мелькавшие в узких переулках во время прошлых визитов, куда-то исчезли, ощущение опасности отдалилось. Трущобы выглядели не такими хмурыми и убогими – солнце разогнало их нарочитую нищету по самым дальним закоулкам. Казалось, даже кучи мусора уменьшились в размерах, хотя это было вряд ли возможно. Да, старые неряшливые постройки остались... но между ними не сгущалась атмосфера тягостного уныния.

Мастер не позволил себе выразить недовольство изменившимися условиями и обещал ускорить работу над дорожной экипировкой. Учитель договорился, что парадные и прочие одежды можно закончить уже после нашего возвращения, когда мой бурный рост слегка приостановится. Портной сокрушенно покачал головой, но принял часть платы авансом и обещал прислать готовое уже через неделю.

Нас захватили сборы в дорогу. Учитель Доо с крайне таинственным видом пропадал у старухи Дэйю, я метался по лавочкам квартала, закупая иголки и нитки, огниво, котелки, миски и походные кружки, решетки для запекания мяса, легкие пуховые одеяла, складывающиеся в плоский конвертик... наставник с ироничной улыбкой откладывал все это в сторону, уверяя, что в странствиях нам понадобятся лишь зубная щетка и кошелек. Но я не сдавался. Ведь в книжках герои-путешественники преодолевали горы и воды, навьюченные как волы самым-самым необходимым, без чего менее предусмотрительные не добирались до цели. И я жаждал повторить их подвиги.

В один из свободных от беготни вечеров с высоты крыши – традиционного места отдыха – мои глаза углядели в густых сумерках силуэты Учителя Доо и Дэйю, копошащихся внизу. Уши уловили их тихие переругивания, шорох веревок и стук молотка. Нос унюхал запах свежей краски, клея и каких-то смутно знакомых благовоний... Над воротами со скрипом повис пергаментный шар фонаря, расписанный слабо светящимися в наступающей ночи знаками, лишь слегка похожими на храмовое наречие. Чем-то древним и жутким веяло от них.

– Дело сделано, – удовлетворенно пробормотала Дэйю. – Остается лишь ждать.

Учитель Доо шумно отряхнул ладони, как заправский мастеровой, крякнул и щелчком пальцев зажег фонарь. Яркий зеленый луч ударил в сумеречное небо, запутавшись в тучах, нависших над городом. Обычный человек не заметил бы ничего странного в тусклом, аляповато раскрашенном светильнике, но для тех, кто видит, он мгновенно превратился в настоящий маяк. Энергия иного мира окутала Дом в камышах, благодарно откликнувшийся встречным изумрудным сиянием. Хранитель места одобрил проделку старых интриганов.

С этого момента каждую ночь мое жилище загоралось огнями изнанки, а фонарь сиял путеводной звездой. Для кого и зачем? Я не раз собирался спросить об этом, но забывал, подхваченный вихрем суматошных сборов и резко усилившейся интенсивностью тренировок.

В какой-то момент суета отступила. Два плотно увязанных тючка, в которые после ревизии Учителя Доо и собственной попытки нести их на спине не попала большая часть моих покупок, скромно притулились в углу кабинета. Мастер-портной прислал посыльного с известием, что походное снаряжение будет готово через пару дней. Книги, свитки, кисти были аккуратно разложены по полкам. Кухня и спальни отмыты до блеска и приведены в безупречный порядок. Учитель Доо время от времени бросал беспокойные взгляды на ворота, но я все время забывал спросить, что его тревожит.

Лили дожди. Чем ближе подходил праздник Летящих фонарей, знаменующий конец лета, тем чаще западный ветер приносил грозовые облака. Дожди были разными: легкими веселыми дневными, похожими на игру детей в бассейне, когда они в туче брызг носятся друг за другом; долгими спокойными ночными, когда город нежился под теплым потоком, расслабленно подставляя небу то один свой бок, то другой.

В тот вечер я не столько видел, сколько чувствовал, как сдвигаются пласты реальностей. Как будто литосферные плиты разных миров с еле уловимым хрустом наползают друг на друга, творя новые тектонические разломы. Гроза разыгралась нешуточная. Молнии били с удручающим постоянством, будто Небо запускало в Землю свой нерукотворный, нечеловеческий фейерверк. Кости ломило, а голова кружилась и воспринимала окружающее через пелену дождя, плотной стеной отсекшего нас от мира за окнами «Дома в камышах». Занятий не было и не могло быть – я совершенно не мог сосредоточиться, а Учитель Доо, казалось, мыслями был совсем не здесь.

Они появились у ворот «Дома» совсем незаметно, словно темные клубы туч над дорогой изрыгнули их из своего чрева с громовым раскатом. Слабое звяканье гонга еле слышалось за шумом дождя. Вместе с Учителем Доо я с трудом выдернул из пазов разбухшую балку засова и открыл створки... На нас смотрели два путника, почти неотличимые друг от друга: длинные мокрые волосы и лохмотья жалких одежд облепили высокие дрожащие фигуры. Только нищих нам не хватало! Я кинулся закрывать ворота перед их носом, но был остановлен рукой Учителя Доо.

Они покорно поплелись за ним, волоча грязные полы плащей по мокрой брусчатке двора. Я замыкал шествие. Дождь заливал столицу.

Учитель привел бродяжек на кухню... нашу уютную, не раз мной отмытую кухню, где гостеприимно горел огонь в очаге, а маленький медный чайник дребезжал крышкой на плите. Они застыли на пороге, не решаясь переступить черту, отделяющую живое дыхание дома от стылой надменности ночи и грозного буйства неба. Я буквально втолкнул замешкавшихся, спеша поскорее вернуться в тепло своего надежного жилища. Учитель Доо приглашающим жестом указал на маленький столик, по случаю непогоды придвинутый к очагу, и поставил на каменную подставочку кипящий чайник. У торцов столика стояли заранее приготовленные табуретки.

– Еда. Кров. Безопасность, – он пристально рассматривал приглашенных. – Присаживайтесь, прошу вас.

Бродяги остановились в двух шагах от угощения, не решаясь приблизиться к горящему огню. С их изодранных плащей на каменные плиты пола натекло уже немало грязной жижи, когда, наконец, они примостили свои чумазые зады на пусть неказистую, но вполне еще приличную мебель. Нужно будет потом ее тщательно отмыть щелоком. Носик чайника с раздражающим стуком колотился о край старой, но самой объемной из моих чашек: рука наливающего тряслась то ли от холода, то ли от жадности, а глаза не отрывались от блюда с тонко порезанной бастурмой. Учитель Доо медленно опустился в давно облюбованное им кухонное кресло из массива кедра, чуть скрипнувшее под его весом.

Они разглядывали еду. Я, прислонившись к косяку двери и отрезав пути к отступлению, разглядывал их. Не знаю, зачем они нужны Учителю Доо, но если нужны – они будут здесь, не сбегут.

Парочка выглядела непрезентабельно. Их черные волосы, синевой отблескивающие в неровном свете настольных фонариков и пламени очага, тяжелыми прядями падали на узкие плечи, обрамляя худые, почти костлявые лица с острыми скулами и квадратными челюстями. Тонкие длинные пальцы с выпирающими суставами судорожно сжимали грубоватые объемные чашки с горячей жидкостью. Огромные выпуклые глаза были прикрыты почти прозрачными веками, а круглые ноздри еле заметных носов хищно трепетали, принюхиваясь к аромату вовсе не самого изысканного из наших чаев. Но самое отталкивающее впечатление производили их рты – безгубые, растянутые на половину лица, словно застывшие в ироничной ухмылке. Красавцы!