Песня ветра. За Семью Преградами (СИ) - "ВолкСафо". Страница 1

========== Глава 1. Зимний приют ==========

Раз, два, три, четыре, пять

Вместе будем мы считать.

Кто пойдет за Семь Преград:

Скоморох или пират?

Раз – лишился глаз.

Два – прочь голова.

Три – слезу утри.

Кто пойдет за Семь Преград?

Убийца, шут и конокрад?

Дурак, певец, сестра и брат?

Кладоискатель или клад?

Четыре – прочь от мира,

Пять – бегом бежать,

Шесть – дорога есть,

Но семь – могила всем.

Кто пойдет за Семь Преград?

Верный слову или гад?

Серый волк, орел, медведь?

Кто-то должен помереть.

Кто их будет хоронить?

Ты ответь – тебе водить.

Детская считалочка.

Мелония, 1629 год Четвертой Эпохи Этлана Срединного

Между остриев горных пиков, похожих издали на кривые обломанные зубы и покрытых толстыми ледяными шапками, в бурлящем котле из низких облаков, что вечно кипели над горами, просыпаясь то снежной порошей, то ледяными дождями, родился ветер. Ему привольно было носиться здесь: в вечном холоде никогда не прекращающейся зимы, дергая туда-сюда недовольно ворчащие бока туч, сметая длинные белые шали со склонов и растягивая их между гор в низком зеленоватом небе середины зимы. Он рычал и бился в узких ущельях, где никогда не ступала нога человека, завывал и кричал на разные голоса в гулких перевалах и трещинах горной породы. Казалось, его голос столь громок, а руки сильны, что ему ничего не стоит поколебать вековечное спокойствие льдов, сорвать лавину и потащить ее вниз в реве недовольной земли и каменных глыб, наталкивающихся друг на друга и стены каньонов, давящих все под собой, все нарастая и нарастая.

В неистовом веселье ветер с рычанием несся вниз, к подножию гор, поросших темным хвойным лесом. Колючие ёлки раскачивались под его прикосновениями, мотая мохнатыми головами и сбрасывая на землю толстые снежные шапки, что намело за последние дни. Ветер несся меж их смолистых стволов, срывая крохотные чешуйки коры и сшибая шишки, ломая сухие ветви, клоня к земле молодые кроны. Словно гигантской щеткой поднял он с ледяного наста пригоршни колючих снежинок, взметая их вверх, к солнцу, раскидывая алмазным крошевом в прозрачно-зеленом морозном дыхании зимы. А потом со всей силой швырнул прямо в лицо Раде, отчего она поморщилась и негромко заворчала под нос ругательства. И без того холод стоял такой, что зубы во рту ныли, а еще и сугроб за шиворотом прибавился, и теперь впору было выть.

Впрочем, она уже почти что закончила сбор сухого валежника для отопления помещения, а потому и торчать на этом ветродуе долго ей было без надобности. Торопливо навалив на руки еще несколько толстых сухих сучьев, она вприпрыжку поковыляла по сугробам к открытому люку в земле, не глядя, свалила всю кучу вниз, в черный зев открывшейся землянки, спустилась следом и плотно закрыла за собой люк.

Здесь было теплее, чем наверху, но не настолько, чтобы зубы прекратили стучать, словно голодные дятлы в сушняке. Чтобы не свернуть себе шею в темноте, перед выходом наверх Рада повесила в помещении масляный фонарь, и теперь он вырывал у теней небольшой круг желтого света. Видно было хлам возле стен: потрескавшиеся коробки, клети, какие-то гнилые доски, веревки и мешки с непонятным содержимым. В дальнем конце помещения возле лаза в другую комнату была навалена громадная куча сена, почти что стог, прелого и примятого. Запах здесь стоял и вовсе странный: сладко-острый, с примесью опасности логова хищника, стряпни, что готовила Улыбашка, пыли и плесени, которыми поросли стены, полы и весь этот хлам на полу. Поморщившись, Рада кое-как подобрала толстые сучья, подцепила одним пальцем фонарь и, нагнувшись в три погибели, полезла в узкий лаз, что вел в следующее помещение.

Одним богам было известно, зачем Редлог, мародер и контрабандист, которого они наконец-то нашли, устроил себе убежище в этой глуши. Как непонятно было и то, с какой стати он нагреб сюда всю эту рухлядь. Рада только удивленно брови вскидывала, видя торчащие из «мешков с добром», как он называл свои богатства, старые прохудившиеся сапоги, проржавевшую сбрую, потрескавшиеся вожжи, которые, судя по их виду, кто-то грыз, куски трухлявой ткани, разваливающейся на нитки прямо в руках, и даже речной песок, которого было аж три мешка. «Добро» Редлога занимало все свободные помещения, а здесь их было очень много – коридоры, словно кротовьи норы, тянулись во все стороны под зимним лесом. У стен высились пирамиды из фарфоровых горшков и ваз, стояли стопками серебряные и медные тарелки, валялись скатки канатов, мешки с шерстью и пряжей, мешки с одеждой и специями, мешки с давно протухшей мукой, кишевшие жучками. Были здесь золотые карнизы, скрученные в скатки шелковые ковры и тканые гобелены, стояла обитая кожей и замшей мебель, причем между креслами, которым самое место было в королевском дворце, виднелись и гнилые табуретки на частично выпадающих ножках, которые даже бедняк постеснялся бы втащить на кухню. В одном углу Рада обнаружила отодранный целиком от стены вместе с крепежной смесью кусок фарфоровой плитки с изображением толстой русалки, расчесывающей свои волосы. А Улыбашка клялась и божилась, что в одном из дальних помещений в старом мешке, набитом сухарями, которые обычно брали с собой вместо пайка солдаты, уходя в длительные походы, свил себе гнездо енот. Енота Рада не видела, но ей было достаточно и того, что она наблюдала вокруг себя. Кажется, можно было несколько лет обходить эти комнаты и разглядывать, без конца рассматривать то барахло, что стащил сюда со всего мира Редлог.

Были и поистине ценные вещи. Ящики с золотом – монетами, слитками, перстнями и прочими украшениями, - стояли вперемешку с золочеными подносами, отодранной от стен позолоченной лепниной. Коллекции редких драгоценных камней соседствовали с личными перстнями-печатками, вырезанными из камня, каждый из которых стоил целое состояние и принадлежал, скорее всего, дворянам. Правда, ни одну из эмблем Рада так и не узнала. Усыпанное изумрудами, рубинами и алмазами оружие со всех концов света небрежно было свалено в кучи у стен среди какого-то изношенного тряпья, а в одной из комнат стояла статуя, целиком вырезанная из нефрита, - обнаженная девушка в человеческий рост с птичьими крыльями за спиной, поддерживающая волосы, чтобы те не падали ей на плечи. Рада долго пристально рассматривала эту статую, гадая, не может ли эта девушка быть частью какой-то скульптурной группы: на боку у нее четко просматривался ровный спил, словно ее отделили от основной части монумента и унесли.

Шагу нельзя было ступить в этом странном логове, чтобы не наткнуться на что-нибудь, не опрокинуть какой-нибудь очередной медный горшок с птичьими костями, или не поскользнуться на шелковых отрезах, небрежно разбросанных по полам. Она и ее спутники передвигались в облачке грохота, ойканья, тихой ругани, а следом за ними метался Редлог, заламывая руки и кляня их на всевозможные лады, причитая, что они портят ему интерьер и перемешивают его четко расставленную коллекцию. Рада подозревала, что он даже и помнить не помнил о том, что у него здесь сложено, и что это далеко не единственный схрон, в котором странный мародер прятал свое добро, но вслух этого не говорила, чтобы не злить хозяина.

Редлог был со странностями, и это было еще мягко сказано. Рада привыкла к тому, что у каждого из ее спутников за душой скрывалось множество тайн, которые те не торопились вытаскивать на свет. Эльф Алеор, как выяснилось недавно, родной брат Рады, носил в себе проклятую кровь великого короля древности Ирантира, которая периодически вылезала на свет кровожадным монстром, и остановить ее им стоило огромных трудов. Лицо гномихи Улыбашки было обезображено громадным шрамом, а характер у нее был что еж: сверху острые иглы, снизу мягкое пузико и довольное топотание. Каменорукий ильтонец Кай был революционером, Черным Жрецом, пошедшим против Церкви Молодых Богов и организовавшим несколько школ для обучения людей общению с Тенями, за что обычно Церковь жестоко карала даже по одному только подозрению в подобной деятельности. А Лиара… Ее искорка совершила невозможное, дотянувшись до силы, которая вращала миры, и впустив ее в собственное сердце. Но на фоне даже таких людей Редлог все равно выделялся, словно баклан среди воробьев.