Злым ветром - Адамов Аркадий Григорьевич. Страница 63

Вот только те двое. Они неподвижно стоят в тени деревьев. Внешне ничем не отличаются от парней, шныряющих в толпе. Одеты тоже весьма пестро. Узкие, в обтяжку брюки с широкими инкрустированными ремнями и необъятным клешем, расстегнутые рубахи, пестрые платки вокруг шеи, на голове маленькие кепочки с обрезанными козырьками. Курят, изредка тихо переговариваются между собой. И кажется, поглядывают в мою сторону. Почему они тоже не снуют в толпе, не кричат, не задираются, не хохочут вместе с другими? И почему к ним никто не подходит? Впрочем, мало ли почему. Может быть, они ждут своих девушек?

Но вот и Галя. Она появляется возле меня как-то неожиданно. На ней легкая накидка, красивое темное платье с блестками, нитка гранатов вокруг шеи, в ушах крупные, тоже гранатовые серьги. Глаза подведены и загадочно блестят. Галя очень красива, но как-то слишком уж броско, вызывающе, для всех.

— Здравствуйте, дорогой гость Одессы, — чуть насмешливо говорит она и протягивает мне руку.

На ее пальце сверкает кольцо. Три бриллиантика, как три ягодки, висят на золотом стебельке. То самое кольцо!

— О мадемуазель! Вы восхитительны, — говорю я и вполне искренне любуюсь ею. — Можно выйти на эту площадь? Я стану на колени и буду просить у вас прощение.

— Вот как? Вы, значит, провинились? — Она улыбается так лукаво, что мне на секунду становится не по себе.

— О да. Провинился. Перед вами.

— Ну говорите уж, — машет рукой Галя и окидывает меня каким-то странным, оценивающим взглядом.

— А вы меня после этого не прогоните? — спрашиваю я уже без всякого акцента, так сказать, на чистейшем русском языке.

Галя так звонко хохочет, что на нас оглядываются.

— А я все ждала… когда вам… надоест… — захлебываясь от смеха, говорит она. — Нашли где притворяться… в Одессе…

Я доволен. Галя не думает сердиться и, кажется, тоже довольна.

— Пойдемте отсюда, — говорит она и берет меня под руку.

Мы выходим на Дерибасовскую. По широким тротуарам льется поток гуляющих. Шум, возгласы, смех. Кажется, вся Одесса пришла сюда отдохнуть и повеселиться.

Галя увлекает меня в какую-то боковую улицу. Вокруг уже тихо, пусто и темно. Гулко звучат наши шаги по каменным плитам.

— Вы долго здесь пробудете, у нас? — спрашивает Галя.

— Мне вообще не хочется отсюда уезжать, — отвечаю я.

— Неужели влюбились?

В голосе Гали слышится усмешка.

— А вы к этому не привыкли?

— Даже надоело, — притворно вздыхает Галя.

В это время я слышу позади нас чьи-то быстрые шаги. Идут несколько человек. Торопятся.

Раздается свист.

— Эй, мальчик! — кричит кто-то.

Я оглядываюсь. Нас догоняет компания парней, человек пять. Ко мне подходит высокий кряжистый парень, поверх пестрой рубашки на плечи накинут пиджак. Да ведь это он стоял около театра, под деревом, только без пиджака почему-то.

— Куда хиляешь с нашей Халей? — развязно спрашивает он. — Ты, шлендра… Или я что-то не понимаю?

Остальные пытаются меня окружить. Я отступаю к стене дома.

— Ребята, не надо, — как-то неуверенно говорит Галя.

— Исчезни, — приказывает ей высокий парень. — Тут мужской разговор.

— Кое-что ты не понимаешь, — говорю я ему как можно спокойнее, — придется объяснить.

— Он еще тявкает, — говорит кто-то.

— Будем драться? — спрашиваю я.

— Ха! Он будет драться! — издевательски произносит высокий. — Вы слышали? Жаба, — обращается он ко мне. — Мы тебя будем сейчас делать, понятно?

И тут я вдруг улавливаю чей-то взмах руки. В ней зажат нож. Ого! Я перехватываю руку, заученно выворачиваю ее и сильно бью ребром ладони. Парень с воплем катится на мостовую. Удар гарантирует его невмешательство в дальнейший ход событий. Остальные кидаются на меня.

Я падаю и тут же сдвоенным ударом ног бью высокого парня в живот. Это страшный удар. Тот складывается пополам и медленно оседает на землю, хватая ртом воздух. И сразу же я получаю в скулу резкий, но не очень умелый удар слева.

Я вскакиваю. Теперь передо мной трое. Длинный катается по земле, изрыгая проклятия. Встать он не может. Второй парень лежит около стены и тихо стонет.

А я бросаюсь вперед. Ярость захлестывает меня. Двое отскакивают. Но третий попадает в мертвый клинч. Сзади кто-то бьет меня в спину. Я разворачиваюсь, и второй удар приходится по зажатому мною парню. Тело его обвисает. Глубокий обморок. Я отпускаю руку. И тут же парирую новый удар. В этот момент в конце улицы появляется машина. Ослепительный свет фар, рев мотора и резкий, пугающий перезвон сирены…

Я оглядываюсь. Галя в испуге прижалась к стене. Я хватаю ее за руку и увлекаю в темную подворотню дома. Недостает только нам с ней попасть в милицию. Мы оказываемся в каком-то дворе, перебегаем его, и я с треском распахиваю дверь, над которой укреплен тусклый фонарь. Сзади, на улице, слышны свистки. Ну конечно, это патрульная милицейская машина. Мы с Галей осматриваемся. Высоко под потолком горит лампочка. Это подъезд дома. Напротив выход на улицу.

— Ну вы мужчина, — одобрительно говорит Галя. — С вами не страшно.

Голос у нее спокойный и даже чуть веселый. Кажется, я преувеличил ее испуг там, на улице.

— А с вами не страшно? — спрашиваю я.

Галя усмехается.

— Вам нет. И три бюллетеня вы сегодня обеспечили, это уж точно.

— А еще что-нибудь я обеспечил?

— Или я не женщина? — улыбается Галя. — Или я могу остаться равнодушной, по-вашему?

Она привстает на цыпочки и нежно обнимает меня за шею.

И тут я вспоминаю странный ее взгляд при встрече, две молчаливые фигуры в тени, возле театра. Да, тут есть о чем поразмыслить.

Я молча отряхиваю брюки, поправляю куртку, волосы и поворачиваюсь к Гале.

— Вид у меня как? Вам не стыдно со мной идти?

— С вами мне теперь никуда не стыдно идти.

Она достает из сумочки платок и, снова встав на цыпочки, осторожно вытирает мне щеку. Скула болезненно ноет.

— Знаете, мне хочется пойти в одно место, — говорю я. — Но не знаю, как туда попасть. Интерклуб моряков. Знаете?

— Или! — откликается Галя. — Пойдемте. Все будет сделано.

Мы выходим на улицу. У меня побаливает спина, но я не подаю вида.

Вот и набережная. В обе стороны тянется Приморский бульвар. А прямо перед нами, на площади, одинокий памятник Ришелье, основателю Одессы. Он угрюмо смотрит на море и на знаменитую лестницу, волнами спускающуюся к порту, широченную красавицу лестницу в сто девяносто две ступени, которую знает, по-моему, весь мир.

Справа от нас светятся огни интерклуба, окна его выходят на Приморский бульвар. Из окон интерклуба доносится музыка.

— Сейчас тебе все будет, — говорит Галя, прижимаясь ко мне. — Или я не «мадемуазель Галя».

Мы подходим. Галя шепчет что-то людям у входа, и нас мгновенно пропускают.

Красиво в клубе, весело, шумно. В зале гремит оркестр. У стойки бара и в буфете толпятся моряки, с ними нарядные раскрасневшиеся девушки, тут же какие-то парни с длинными по моде волосами, в пестрых рубашках и умопомрачительных брюках клеш. Среди моряков много иностранцев, их можно узнать по лицам, по фасонам курточек, по замысловатым нашивкам на рукавах.

Мы проходим в зал. По пути я оглядываю себя в зеркало. Вид, прямо скажем, неважный. На скуле растекся рыже-фиолетовый синяк, перечеркнутый запекшейся царапиной, куртка испачкана и помята, брюки тоже. Ну да ладно.

— Потопчемся? — предлагает Галя. — Или что?

— Обязательно потопчемся, — весело отвечаю я. Она вскидывает мне руку на плечо.

Оркестр прямо-таки надрывается, словно в экстазе. По маленькой эстраде мечется с микрофоном в руке потный парень в черном приталенном фраке, оглушительные вопли его понять невозможно, да и не обязательно. Зал веселится и хохочет. Боже мой, чего тут только не пляшут под эту бешеную музыку! Я ищу глазами Лену.

Вон она! Танцует с каким-то иностранным моряком. Где же ее кавалер? Ага, вот подходит и он, отрывает от моряка и угощает мороженым. С высоты моего роста мне все отлично видно. Ну теперь, кажется, самое время.