Злые земли - Фокс Норман А.. Страница 36
Она стояла в дверях; рукой отвела со лба прядь волос. На мгновение ему показалось, что она хочет подозвать его к себе, и от этой мысли его охватил ужас. Неужели его ощущение свободы в конце концов оказалось всего лишь иллюзией?
— Что, Адди? — спросил он.
— Прощай, Клем, — сказала она. — Я просто хотела попрощаться.
— Прощай, — сказал он.
— Это — самый лучший выход, Клем. Я думаю, мы оба ошиблись, с самого начала.
— И я так думаю, — сказал он.
— Попробуй думать обо мне по-хорошему, Клем.
— Я попробую, — сказал он без озлобления, — больше никогда не думать о тебе. Ни по-хорошему, ни по-плохому.
И выехал со двора, направившись вниз по течению реки. Мысленным взором он все еще видел ее, стоящую в дверях, и попытался думать о другом. Надо ехать в Крэгги-Пойнт и побыть там, пока не появится пароход, идущий по реке вниз. Наверное, пора вернуться на Восток; он еще толком не думал о том, куда ехать. Вернуться туда, где умерли его родители; вернуться обратно к обеспеченности, удобствам, книгам… Но он вернется, потерпев поражение.
Только теперь чувство потери пришло к нему во всей полноте, вынырнуло непрошеное из мыслей, казавшихся ему безобидными. Что же ты за человек, — спросил он себя сурово, если все, что ты задумаешь, даже решение, принятое меньше часа назад, рассыпается у тебя в руках? Что привело тебя к такому сокрушительному поражению?
На ровных местах справа от него стояли стога сена. Он сметал эти стога своими собственными руками. Ну, что ж, он доказал, что может это делать… Он начал вспоминать все места, откуда бежал вместе с Адди за последние десять лет. Чего же он искал? Конечно, не просто места, где она могла бы избавиться от собственной беспокойной неудовлетворенности. Конечно, он искал одновременно чего-то и для себя. Что бы ни было целью этих поисков, начались они до того, как он узнал Адди. Но, что бы это ни было, он не нашел того, к чему стремился, в других местах, не нашел и здесь…
Он посмотрел в сторону бедлендов. Когда он впервые приехал сюда, бедленды одновременно и влекли его к себе, и отталкивали. Вновь и вновь уезжал он в скалистую пустыню. Что он надеялся найти там? Себя, — подумал он теперь. И все же он боялся, всегда вспоминая прочитанную однажды легенду о Красной Птице, давнем вожде племени манданов, о том, как когда-то бедленды были лугами и лесами, богатыми охотничьими угодьями, пока жестокое горное племя не изгнало индейцев, которые обитали там. Шаман изгнанных воззвал к Великому Духу, моля его отомстить за свой народ, и тогда под грохот боевых барабанов грома земля начала вздыматься и проваливаться, пока охотничьи угодья не обратились в пустыню. Так были рождены бедленды. После того, как он прочел эту легенду, страх не оставлял его, он всегда теперь видел в бедлендах памятник гневу небесному — и содрогался от страха. Это не было суеверие; для этого он был слишком образован. Но, когда бы он ни въезжал в бедленды, он ощущал свою несостоятельность.
Вот это оно и есть. Несостоятельность. Ничтожный мелкий человечишко. Он не годился для этих мест, куда приехал, не годился для женщины, жизнь которой оказалась связанной с его жизнью; его не хватало даже на то, чтобы полностью забыть о ней — несмотря на решимость, владевшую им сегодня, несколько часов назад, Круг замыкается. Он вернется в то место, откуда начал, вновь попадет в старую жизненную колею и зароется в библиотеку, некогда принадлежавшую его отцу. И каждый день его будет тщетным и пустым, потому что он всегда будет сознавать свою несостоятельность.
Он думал об этом, не ощущая жалости к себе. Это была трезвая оценка — так он судил бы читая напечатанную где-нибудь историю человека, давно умершего.
Он поднял взгляд и увидел всадников, едущих вдоль реки ему навстречу. Трое их было. Все еще глубоко погруженный в свои мысли, он отметил появление этих людей лишь глазами, но потом понял, что один из них — Фрум, а остальные двое — Грейди Джоунз и Чарли Фуллер. Господи, да что могло бы привести их сюда? Фрум сегодня собирался в бедленды во главе всех своих сил, а этот тихий речной берег раскинулся довольно далеко от бедлендов. Он натянул поводья и остановился в ожидании. Когда всадники были уже в десятке футов от него, Фрум тоже остановил коня, а за ним и те двое. Грейди Джоунз глядел так жестко, что Латчер опустил глаза.
Фрум сказал:
— Ну, так что, Клем?..
Лицо у него было каменное, у Фрума. Латчеру стало неприятно. Чтобы скрыть замешательство, он сказ
— Не ожидал встретить вас в этих местах.
— И куда это ты собрался, Клем?
— В Крэгги-Пойнт. Я уезжаю из Монтаны.
— Сбегаешь, значит? — сказал Фрум.
Латчер ответил без тени обиды:
— Я думаю, это мое дело.
— И мое тоже, — сказал Фрум. — Мы сегодня провели облаву. Уничтожили всех, до последнего. Я не стану ходить вокруг да около, скажу прямо: у тебя, Клем, тоже бывала на столе чужая говядина.
— Это клевета, — сказал Латчер.
Чанли Фуллер был явно ошарашен.
— Так это мы за этим сюда поехали? Не верю я такому!
Фрум продолжал:
— Тебя, Клем, видели, когда ты топил в Миссури коровью шкуру, камнями ее пригрузил. Я мог бы найти в реке эту шкуру, но ты, небось, сперва срезал с нее тавро «Длинной Девятки». Ты знаешь, что это означает…
Латчер потряс головой. Ему казалось, что он попал в кошмарный сон.
— Говорю вам, это клевета!
— Грейди видел, как ты топил эту шкуру, — сказал Фрум, — так что извини, Клем.
Джоунз положил руку на моток веревки, висящей у него на седле.
— Мы что, целый день жевать это будем? — спросил он. — Там, чуть назад проехать, есть деревья…
Латчер чувствовал, как что-то подступает к горлу — как будто смех, но постепенно он переходил в удушье. Он спрыгнул с седла, подошел к Фруму и глянул на него. Он искал в лице Фрума хотя бы след жалости. Покачал головой:
— Вы делаете страшную ошибку.
— Никакой ошибки. Я знаю, что я делаю.
И тут первая искра понимания мелькнула перед Латчером.
— Да… все же вы слишком часто въезжали в свои бедленды.
Фрум был озадачен.
— Мы не были в бедлендах. Мы нашли банду Айвза в Крэгги-Пойнте.
— Вам не понять, — сказал Латчер.
Вмешался Джоунз:
— Садись обратно на лошадь, Латчер. Хватит с нас болтовни!
На мгновение Латчер потерял дар речи, но в мозгу у него колотилась мысль, окрашенная иронией: «Не могут они меня убить. Нельзя убить мертвого человека». Но инстинкт тоже жил в нем, тот инстинкт, который заставляет котенка, когда его топят, царапать мешок. Этот инстинкт возбудил в нем гнев. А гнев вызвал полное и жуткое понимание. Фрум желает его смерти. А у него было лишь одно, чего когда-либо мог пожелать другой человек… теперь истина была очевидной.
— Так значит, все же, это был не Айвз, — сказал он. — Это был ты…
И тогда он бросился на Фрума. Он схватил его руками за полы сюртука, пытаясь стащить с лошади. В нем не осталось никакой мысли, никакого желания, кроме желания убить, и вкус гнева доставлял ему радость. Никогда прежде он не давал полную волю гневу, но теперь он познал его силу. Гнев — вот тот инструмент, который делает человека полноценным в этом мире клыков и когтей. Теперь и он мог бы воздвигнуть памятник гневу; теперь он сам был боевым барабаном грома. Он нашел себя.
Как будто сквозь дымку увидел он испуганный взгляд Фрума и ошеломленное лицо Чарли Фуллера. Он услышал грязное ругательство, вырвавшееся у Грейди Джоунза, увидел, как у того в руке появился револьвер, опустился вниз и изверг пламя. Что-то жёстко ударило его в грудь, и у него осталась лишь одна мысль. Он хотел утащить с собой Фрума. Он пытался крепко держать Фрума, пока падал, падал, падал… А потом пришла тьма…
При свете первых звезд Лаудон выехал из бедлендов, чувствуя себя усталым и разбитым, ощущая в себе пустоту. За ним люди с «Длинной Девятки» гнали лошадей и коров, найденных у Замковой Излучины; вместе с ею командой была группа Текса Корбина, на которую они наткнулись среди каньонов. Черт побери, они чуть не засыпали друг друга пулями, когда встретились! Текс был взвинченный и не знал, друзья приближаются или враги. Он не нашел у Замковой Излучины ни души, но это ничуть не успокоило его, и он готов был в любой момент начать пальбу.