Странствия убийцы [издание 2010 г.] - Хобб Робин. Страница 17

Ты тревожишься, маленький брат?

Да. Я заставил себя добавить: Ты не можешь мне помочь в этом. Это человеческая тревога. То, с чем я должен справиться сам.

Просто будь волком, посоветовал он лениво.

У меня не было сил отвечать. Я пропустил предложение мимо ушей и посмотрел на себя. Моя одежда была покрыта грязью и засохшей кровью, штаны ниже колен превратились в лохмотья. С содроганием я вспомнил «перекованных» и их разорванную одежду. Во что я превратился? Я дернул себя за воротник рубахи и вздрогнул от собственного запаха. Волки были гораздо чище. Ночной Волк вылизывался каждый день. Я сказал это вслух, и мой хриплый голос еще больше напугал меня:

— Как только Баррич оставил меня одного, я превратился в нечто худшее, чем просто животное. Ни чувства времени, ни потребности в чистоте, ни дела, ни заботы о чем-либо, кроме еды и сна. Вот чего он пытался не допустить все эти годы. Со мной произошло именно то, чего он всегда боялся.

С большим трудом я разжег огонь в очаге. Я несколько раз ходил к реке, чтобы набрать воды столько, сколько смог. Пастухи оставили в хижине тяжелый котел для вытапливания сала, и в него входило воды достаточно, чтобы наполнить большое деревянное корыто, стоявшее снаружи. Пока вода грелась, я собрал мыльного корня и осоки. Никогда раньше я не бывал таким грязным. Грубая осока соскребала целые пласты кожи вместе с грязью, впитавшейся в нее, пока я наконец не счел себя вполне чистым. В воде осталось плавать множество блох. Кроме того, я обнаружил клеща у себя на шее и сжег его тлеющей палкой из очага. Когда мои волосы высохли, я расчесал их и снова завязал сзади в воинский хвост. Бреясь перед зеркалом, которое оставил мне Баррич, я с изумлением вглядывался в свое отражение. Загоревший лоб и бледный подбородок. К тому времени, когда я согрел еще воды и постирал одежду, я начал понимать фанатическую чистоплотность Баррича. Чтобы спасти то, что осталось от моих штанов, мне пришлось обрезать их до колен. Даже после этого они выглядели ужасно. Потом я принялся отстирывать постельное белье и зимнюю одежду, смывая запах плесени. Мышь позаимствовала часть моего зимнего плаща, чтобы сделать себе гнездо, и я кое-как залатал дырку. Я поднял глаза от собственных мокрых гамаш, висящих на кусте, и обнаружил, что за мной наблюдает Ночной Волк.

Ты снова пахнешь как человек.

Это хорошо или плохо?

Лучше, чем пахнуть как добыча прошлой недели. Хуже, чем пахнуть как волк. Он встал и потянулся, растопырив пальцы передних лап. Так. Ты действительно решил быть человеком. Мы скоро отправимся в путь?

Да. Мы пойдем на запад. Вверх по Оленьей реке.

О!

Он вдруг чихнул, потом упал на бок и стал кататься на спине, как расшалившийся щенок. Ночной Волк весело извивался, втирая пыль в шкуру, а потом встал на ноги и как следует встряхнулся. Мое решение его обрадовало, и это было тяжело для меня. Во что я его втянул?

К ночи вся моя одежда и постельное белье были еще сырыми. Я отослал Ночного Волка охотиться. В чистом ночном небе горела полная луна. И я знал, что он вернется не скоро и поймает много дичи.

Я пошел в хижину и разжег огонь, чтобы испечь лепешки из остатков муки, большую часть которой испортил жучок. Лучше съесть ее сейчас, чем оставить ему на потребу. Простые лепешки с засахарившимся медом из горшка были невероятно вкусными. Я знал, что лучше бы мне включить в мою диету что-нибудь кроме мяса и пригоршни зерна каждый день. Я приготовил чай из дикой мяты и свежих ростков крапивы, и это тоже было вкусно. Потом я принес одеяло, которое почти высохло, расстелил его перед очагом, лег и стал глядеть в огонь. Я поискал Ночного Волка, но он отказался присоединиться ко мне, предпочтя свежее мясо и мягкую землю под дубом на краю луга. Я был один и чувствовал себя человеком впервые за многие месяцы. Это было немного странно, но хорошо.

Я перевернулся на бок и заметил оставленный на стуле пакет. Я знал наизусть каждый предмет в хижине. Этого в ней не было, когда я приходил сюда в последний раз. Я поднял его, обнюхал и обнаружил слабый запах Баррича и мой собственный.

Это был небольшой сверток. Я развернул его. Одна из моих рубашек, которую каким-то образом достали из моего старого сундука с одеждой, — мягкая, коричневая, я всегда очень любил ее. Пара гамаш. Глиняный горшочек с мазью Баррича от порезов, ожогов и синяков. Четыре серебряные монетки в маленьком кожаном кошельке. Хороший кожаный пояс. Баррич вышил на нем оленя. Я сидел и смотрел на рисунок. Это был олень с опущенными рогами, готовый к драке, — такой же, как на гербе, избранном для меня Верити. На поясе олень отгонял волка. Трудно было не понять этого послания.

Я оделся перед огнем, в отчаянии, что пропустил его визит, и тем не менее испытывая облегчение. Зная Баррича, я мог сказать, что он, вероятно, чувствовал примерно то же самое, когда пришел сюда и обнаружил, что меня нет. Может быть, он принес все это, чтобы убедить меня вернуться к нему? Или чтобы пожелать мне счастливого пути? Я попытался не думать о его намерениях и о том, что он почувствовал, когда увидел брошенную хижину. Теперь я снова был одет как следует, и это помогло мне в большей степени ощутить себя человеком. Я повесил кошелек и нож на пояс и туго затянул его. Потом подвинул стул к очагу и сел, уставившись в огонь.

Только тогда я наконец отважился задуматься о своем сне. Я чувствовал странное напряжение в груди. Я трус? Не уверен. Я собирался отправиться в Тредфорд и убить Регала. Разве трус поступил бы так? Может быть, подсказывала мне предательская память, может быть, именно так он бы и поступил, если это легче, чем искать своего короля. Я пытался отогнать эту мысль, но снова и снова возвращался к ней.

Действительно ли Регала необходимо убить или мне просто этого хочется? Почему это важно? Потому что важно. Может быть, вместо этого я должен отправиться на поиски Верити.

Глупо думать об этом, пока неизвестно, жив ли он. Если бы я мог связаться с ним Силой, это было бы нетрудно выяснить. Но я никогда не владел Силой в совершенстве. Тут уж Гален постарался. Он хитростью и давлением отнял мой естественный сильный талант к Силе и превратил его в нечто непостоянное и ненадежное. Можно ли это изменить? Мне не помешает как следует овладеть Силой, если я хочу проскользнуть мимо круга Регала и добраться до его горла. Но можно ли научиться этой магии самостоятельно? Как может человек научиться чему-то, если он даже не вполне понимает, как оно работает? Все способности, которые Гален либо вбил, либо выбил из меня, все знания, которые у Верити никогда не было времени мне передать, — как я мог овладеть этим сам? Никак.

Я не хотел думать о Верити. Эти мысли, как и многое другое, напоминали мне о моем долге. Верити. Мой принц. Ныне — мой король. Связанный с ним кровью и Силой, я начал понимать его, как никакого другого человека. Быть открытым Силе, говорил он мне, это значит просто не быть закрытым для нее. Магическая борьба с пиратами стала его жизнью, отбирая его юность и жизненные силы. У него никогда не было времени научить меня контролировать мою Силу, но Верити преподал мне все уроки, какие только мог. Его Сила была столь велика, что он мог прикоснуться ко мне и быть со мной единым существом на протяжении многих дней или даже недель. А однажды, когда я сидел в кресле перед рабочим столом в башне моего принца, мне удалось связаться с ним Силой. Я смотрел на разбросанные на столе инструменты, которыми он рисовал карты, и мне захотелось, чтобы Верити был дома и управлял своим королевством. И тогда, в тот единственный раз, я просто потянулся и достиг его. Так легко, без подготовки и даже без такого намерения. Сейчас я пытался привести себя в то же состояние духа, хотя передо мной не было ни стола Верити, ни беспорядка на нем, который помог бы мне вспомнить о Верити. Но если я закрою глаза, то смогу увидеть своего принца. Я набрал в грудь воздуха и попытался вызвать его образ.