Дом ста дорог - Джонс Диана Уинн. Страница 28

— Пойдём, Бродяжка, — обратилась девочка к своей спутнице, разглядывая напоследок непонятное оборудование, на котором висел листок с надписью: «Прошу не трогать». — Давай вернёмся на кухню и заново поищем нужный путь.

На кухню им попасть не удалось. Свернув налево от двери, они очутились под открытым небом, обдуваемые тёплым летним ветерком. В нескольких шагах от них плескался небольшой прозрачно-голубой бассейн, отделанный белым мрамором. Поодаль у решётчатой изгороди росли дивные розовые кусты, рядом с которыми располагались шезлонги с аккуратно сложенными пушистыми полотенцами. «Если вдруг решишь поплавать,» — предположила Чармейн. Бродяжке бассейн категорически не понравился, она припала к земле, мелко дрожа и поскуливая.

Девочка взяла собачку на руки.

— Кто-то хотел утопить тебя, когда ты была щенком? — спросила Чармейн. — Не переживай, я не собираюсь подходить к воде. Я совершенно не умею плавать.

Покидая двор с бассейном и поворачивая влево от ворот, девочка поймала себя на мысли, что Питер оказался прав, обвиняя её в невежестве: плаванье — лишь соломинка в стоге дел, о которых она не имеет ни малейшего понятия.

— Понимаешь, всё вовсе не потому, что я ленивая или глупая, — объяснила она Бродяжке, когда они оказались в конюшне, — просто я никогда не выглядывала за рамки того жизненного пути, по которому меня вела мама.

Резкий запах в конюшне заставил Чармейн поморщиться. Хорошо ещё, что лошади паслись на лугу снаружи, а не стояли в стойлах. О лошадях девочка тоже не имела ни малейшего представления. Бродяжке же здесь понравилось, она успокоилась и бодро озиралась по сторонам.

Чармейн вздохнула, опустила собаку, нацепила очки и снова уставилась на переплетение линий. «Конюшня, — нашла она, — располагается на горных пастбищах». Отсюда до кухни — два поворота направо. Девочка дважды развернулась вправо и очутилась у входа в тёмную пещеру, по которой туда-сюда торопливо сновали кобольды. Один из них повернул голову к Чармейн и вперился в неё своими маленькими глазками. Девочка поспешила развернуться вправо, и очутилась в комнате, полной чашек, тарелок и чайников. Бродяжка запищала. Чармейн разглядывала длинные ряды полок, уставленные сотнями чашек разных форм, цветов и размеров, и паника в её душе нарастала всё больше и больше. Она вот-вот опоздает во дворец! Девочка ещё раз сверилась с картой и, наконец, нашла на ней комнату с посудой. Комментарий поверг её в отчаянье: «Следуя этому направлению, непременно столкнётесь с лаббокинами, живущими здесь. Будьте чрезвычайно осторожны.».

— Просто уже ни в какие ворота! — воскликнула Чармейн. — Пошли отсюда, Бродяжка.

Девочка снова свернула направо, и они оказались в кромешной тьме. Собачка тут же тревожно засуетилась. Вокруг витал запах отсыревших камней, знакомый девочке с первого дня приезда к двоюродному дедушке Уильяму.

— Двоюродный дедушка Уильям, — спросила она, — как мне отсюда добраться до кухни?

В воздухе раздался мягкий голос, который слышался теперь едва различимо:

— Раз ты здесь, то, наверняка, заблудилась. Слушай внимательно, моя милая. Развернись один…

Чармейн не дослушала. Вместо полного оборота, она осторожно развернулась лишь наполовину. Она оказалась в слабо освещённом каменном коридоре и уверенно зашагала вперёд. Дойдя до поворота, девочка уже не сомневалась, что попала во дворец: она шла по тому самому коридору, где впервые увидела Сима с тележкой. Не только знакомый запах отсырелого камня, — к которому теперь примешался запах готовящихся блюд, — подтвердил догадку Чармейн, но и стены, полные светлых квадратов и прямоугольников от снятых картин. Приятно, что она всё же добралась до королевского дворца вот только теперь девочка не могла понять, в какой его части она находится. От Бродяжки ждать помощи не приходилось — она прижалась к ногам Чармейн и дрожала всем телом.

Девочка подхватила собачку и пошла, куда глаза глядят, надеясь, что наткнётся на кого-нибудь, кто сможет объяснить ей дорогу. Так она прошла два коридора и на повороте чуть не сбила с ног бесцветного джентльмена, который вчера угощал её оладьями с маслом. От неожиданности Чармейн аж отскочила в сторону.

— Вот так та-ак, — произнёс он довольно мрачным тоном. — Я и не знал, что вы уже прибыли, мисс… Чаровница, верно? Заблудились? Могу я помочь?

— Да, будьте добры, — вдохновенно ответила девочка. — Я отходила в… ну… туда… понимаете, который для дам… и, вероятно, не туда свернула. Не подскажите, как пройти в библиотеку?

— Даже больше, — отозвался бесцветный джентльмен, — я провожу вас. Идёмте.

Они прошли ещё один коридор и оказались в громадном и холодном вестибюле с длинной каменной лестницей, ведущей наверх. Бродяжка завиляла хвостиком, будто узнала это место. Но как только они дошли до нижних ступеней лестницы, собачий хвост поник, а Бродяжка так и замерла. Сверху донёсся вопль Моргана:

— Не хочу! Не хочу! НЕ ХОЧУ-У!

— Не одену такое! Хочу фвои повофатые! — вторил ему голос Блика.

— А ну замолчите, оба! Иначе пожалеете, я обещаю! Предупреждаю, моё терпение на исходе! — эхом долетал голос миссис Пендрагон.

— Маленькие дети способны оживить любое место, — пожал плечами бесцветный джентльмен.

Чармейн взглянула на него и хотела было ухмыльнуться и кивнуть в ответ, но что-то заставило её содрогнуться. Она так и не поняла, что именно. Девочка лишь легонько кивнула бесцветному джентльмену и больше не проронила ни слова.

Они прошли под аркой, куда уже не долетали детские вопли и крики, затем завернули за угол и остановились перед большой дубовой дверью в библиотеку.

— Ваше Величество, мисс Чаровница прибыла, — объявил на пороге бесцветный джентльмен и поклонился.

— А, вот и замечательно, — ответил король, отрывая взгляд от книги в кожаном переплёте. — Проходи и садись, моя дорогая. Вечером я нашёл целую охапку бумаг, даже не думал, что у нас столько их накопилось.

Девочке показалось, что она со вчерашнего дня не покидала библиотеку. Бродяжка протрусила к камину и завалилась на спину, довольно грея бока у жаркого огня. Чармейн уселась на своё место перед стопками разношёрстных бумаг, взяла чистый лист, перо и приступила к работе. Вокруг витала тёплая, дружеская атмосфера.

— Мой предок, — через какое-то время нарушил молчание король, — которому принадлежат эти дневники, воображал себя поэтом. Как тебе понравится вот такое. Разумеется, посвящено даме сердца.

Как на твой вкус, моя дорогая? Романтично?

— Кошмарно, — рассмеялась Чармейн. — Надеюсь, она тут же вышвырнула его вон. Эм… Ваше Величество, а кто тот бесцве… то есть… джентльмен, который объявил, что я пришла?

— Ты о моём дворецком? — откликнулся король. — Он служит нам уже много-много лет, но я так и не запомнил его имени. Лучше спроси принцессу, моя дорогая. Она всегда всё помнит.

«Ну что ж, — решила Чармейн, — значит, для меня он так и останется просто бесцветным джентльменом.»

День пролетел мирно и беззаботно. Суматошные события, приключившиеся утром, остались в прошлом и казались не больше, чем сном. Чармейн пересмотрела и отметила счета двухсотлетней давности, счета столетней давности и счета сорокалетней давности. Забавно, что в древних счетах речь шла о приличных и, порой, баснословных суммах денег, с годами же суммы уменьшались и мельчали, будто королевские семьи старались всё больше экономить. Также девочка просмотрела письма четырёхсотлетней давности и более ранние отчёты послов Дальнии, Ингарии и даже Рашпухта. Некоторые послы писали стихи, худшие произведения Чармейн зачитывала королю. Под конец девочке стали попадаться расписки. Всё чаще и чаще попадались подобные: «Плата за портрет некой дамы, подписанный великим художником, — двести гиней.». Чармейн обратила внимание, что всем распискам не более шестидесяти лет: похоже, все картины распродали во времена правления нынешнего короля. Девочка решила не расспрашивать его.