Сокровища зазеркалья - "Kagami". Страница 75
Больше всего мне хотелось бы сейчас поговорить с конунгом. Старый лис, как и львица, всегда в курсе всех событий, но, в отличие от капризной леди, как правило, плетущей по несколько интриг за раз, не станет скрывать факты, имеющие значение для дальнейшего развития событий.
Сколько времени мне нужно еще дать правителям, чтобы успели разобраться с заваренной Энгионом кашей? Сколько я должен затягивать утверждение эльфийского права? Я не знаю. Лисси считает, что этого вообще не следовало делать. Просить Ирэльтиля прислать других претендентов — значит снова обречь нас всех на партизанскую войну внутри собственного дома. Не уверен, что после сегодняшней ночи у кого-то из нас хватит на это сил.
Все-таки надо поспать хотя бы час. Стар я уже для таких потрясений. Совсем мозги не работают.
Я берусь за ручку двери, а в следующий миг Библиотека вздрагивает, открывая портал. Я еще оборачиваюсь, когда слышу отчаянный крик Марты:
— Гектор, помоги!
А потом — удар от падения сразу двух тяжелых тел. Марта влетает ко мне в объятия. Ее трясет.
Я снова ошибся. Они все же сделали это сегодня.
Почти осязаемая дымка вокруг одного из тел растекается, наполовину закрывая Шету. Похоже, она не дышит. Я прижимаю вздрагивающую эльфийку к себе, понимая, что снова случилось самое худшее. Мертвое тело кентаврицы не рассыпалось пеплом, а это значит, что и возродиться она не сможет. Гибель от безумия — естественный процесс? Похоже, что так. Дымка начинает рассеиваться. Хоть что-то. Мы потеряли Шету, но получили Вождя Предреченного. Вот только мне не кажется, что Эврида это утешит. А меня охватывает такой холод, что я уже не чувствую боли. Потом. Потом я вспомню эту милую застенчивую девочку. А сейчас я — кусок льда. Ударь посильнее, и рассыплюсь осколками, которые стают в минуту, не оставив после себя ничего. И мне хочется, чтобы так и было. Потому что продолжать жить уже нет смысла. Я ничего не могу сделать, ничего не могу исправить. Я бессилен. Зачем я? Кто я? Всего лишь человек… но…
— Алена? — выдавливаю я из себя, потому что должен узнать все до конца.
— Пошла к Грэму, — шепчет Марта, — Все так плохо, Гектор, так плохо!
Стуча зубами, всхлипывая, она сбивчиво вываливает на меня информацию, от которой мне хочется умереть на месте. А Марта все повторяет: "Прости, Гектор! Все так плохо!". Как я должен сказать ей, что все еще хуже?!
Лисси! Лисси! За что ты прогневалась на меня? За что оставила без покровительства госпожи удачи? В чем не угодил я маленькому народцу? В чем еще ошибся? Ты сказала, что никто не обещал, что будет легко, но почему так?! Почему, Лисси?! Дилия. Штред. Шета. Грэм. Почему?
Я не плакал с десяти лет, да и тогда слезы лились, скорее, от страха, чем от осознания своей потери. Нет их и сейчас. То, что разрывает спазмами грудь, выдирая с корнем душу, не приемлет слез. Наверное, это выглядит страшно, потому что Марта вдруг перестает плакать и прижимается ко мне еще теснее.
— Гектор, — шепчет она.
— Марта… ты еще не знаешь… Бриза… Это все время была Бриза. Она напала. Если бы не ты… Нам пришлось добить Штреда и Дилию, Марта. Добить их, чтобы вернуть. И… чтобы не мучились.
— Ох, Гектор!
Ее прохладная ладошка касается моего лица.
Я думал, что она слишком важна для Библиотеки и всего нашего мира? Что мне нужно от нее лишь согласие посвятить свою жизнь этому странному месту? Что это глупо, и что я не вправе? Какие права? Разве они имеют значение? Что теперь вообще имеет значение? Мы слишком далеко зашли в своих играх с непостижимой магией двух миров. Мы лишь убеждали себя, что нам есть чего бояться, не понимая, какой ужас в действительности может нас ожидать. Я не знаю, что движет мной, когда я склоняюсь к ее лицу. Беспомощность перед лицом обрушившихся на нас бед? Жестокость? Уже неконтролируемое влечение? Или…
На вкус ее губы… Мне почему-то вспомнились строчки отвязного, насмешливо-мудрого иномирского поэта, которого так любила Рената. Мороженое из сирени…
Сирень — сладострастья эмблема. В лилово-изнеженном крене
Зальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок… (7)
(7. Игорь Северянин. "Мороженое из сирени")
Зальдись. Зальдись, но не тем смертельным холодом, что сковывал меня еще минуту назад, а легкой анестезией этого сладостного дурмана ее губ, этого невозможного, неисполнимого сна, рожденного отчаяньем. Зальдись, мое сердце, забудь на этот краткий миг, что ты — ничто, беспомощная, бессильная мышца, которая может лишь болеть, но никому и ничем не может помочь. Зальдись и поверь, что еще есть завтра. По крайней мере, могло бы быть…
Как это произошло? Когда? Из какой умирающей искры порыв отчаянья, соединивший наши губы, разгорелся в теплый огонь нерастраченной нежности? Какие чувства вступили в резонанс, окрасив его в царственный пурпур страсти? Не уже ли еще осталось что-то, ради чего стоит жить?!
— Шета…
Сдавленный стон кентавра заставляет нас отскочить в разные стороны, но мы продолжаем смотреть друг другу в глаза. Что-то происходит в мире, вход в который есть только для нас двоих. Что-то неоправданно хорошее…
— Марк! — Марта, наконец, поворачивается к кентавру и опускается перед ним на колени, — Как вы, Марк?
— Мэгги? Что произошло? Что с Шетой?
— Ничего хорошего, — всхлипывает эльфийка, — Мы не знаем, что с ней. А Алена ничем не смогла помочь. Ей нужен целитель кентавров, но среди нас такого нет. Только она сама и была.
Я вздрагиваю от ее слов. Шета жива? Боги, вы все же на моей стороне! Может, и Грэм?..
Кентавр пытается встать и вскрикивает.
— Марк! — Марта снова кидается к нему, — Что с вами?!
— Я… Я… — в глазах его плещется отчаянье, — Мэгги, я же… Мне же нужно забрать сына!
— О, Марк! Не надо! Не волнуйтесь! Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я сама за ним схожу, если надо. Это не конец, Марк.
Вождь Предреченный пару мгновений вглядывается в ее лицо, потом кивает. Быстро же он взял себя в руки. Кажется, кентаврам, наконец, повезет с правителем.
Марк тем временем все же встает на ноги. Взгляд его лишь на мгновение скользит за спину, на лошадиный круп, а потом некоторое время с интересом рассматривает свой мускулистый торс. Хмыкает. Пожимает плечами.
— Чем можно помочь Шете? — деловито спрашивает он.
— Боюсь, пока ничем, — подаю я голос.
— Вы — Гектор?
Однако! Он восхищает меня все больше и больше. Я киваю и все же произношу то, что так не хочется озвучивать.
— Надо сообщить Эвриду. Побудьте здесь. Марта, из этой комнаты — ни шагу!
— Нет, Гектор!
— В чем дело?
— Это… это должна сделать я. Это я во всем виновата.
— Из меня плохой защитник, Марта. Я — не маг и не воин. Эта ночь уже пожала достаточно кровавую жатву. Не хватает еще, чтобы и с тобой что-то случилось.
— И все же это должна сделать я, — упирается она.
— Я пойду с вами, — спасает положение Марк, — Не оставлять же Шету здесь. Все равно ее надо отнести к отцу.
Он без напряжения поднимает девушку, взглядом спрашивая, куда идти дальше, и бормочет себе под нос что-то вроде "А я, оказывается, крепкий парень". Могуч! Не знаю, умеет ли он сражаться, но с такой силой и координацией у него есть все шансы к ближайшим Игрищам Вождей под руководством Эврида стать непобедимым воином.
Мы выходим в коридор, оставляя за спиной открытый портал в соседний мир. Почему-то мне кажется, что так и должно быть.
Целительница Елена
Я пообещала себе, что больше не закричу и не заплачу. Сжав зубы, я шагнула в комнату, зло глядя на обернувшихся к нам эльфов и гнома.
— Син! — закричала Рената и бросилась к своему ненаглядному.
Мне не было до нее дела. Я смотрела только на Грэма. "Жив!" — было моей первой мыслью. Но уже в следующее мгновение я поняла, что это единственная радостная новость. Грэм лежал на полу посреди комнаты. Никаких пут не было видно, но создавалось впечатление, что он связан. Все его тело подергивалось, словно стараясь вырваться, глаза бешено вращались в орбитах. Жутко.