Чернокнижник. Черная Месса - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой". Страница 41

— Если позволишь, поясню, — Керк, будь он проклят, явно не собирался делать скидку на ситуацию. — Хотя нет, я ведь тебе уже пояснял. Помнишь, говорил, что если судить по рангам, то сила Локсли где‑то на уровне середнячка.

— Представь себе.

— Так вот поэтому их и отменили. Раньше все заклинания были сугубо личными наработками или держущимися в строгой секретности — семейными тайнами. Сейчас же приди на любой магический рынок и купишь все, что пожелаешь. Так что сила больше не решает. Решает умение, опыт и гибкость ума. И по всем этим показателям — Локсли простая серая масса.

Дум сглотнул и выругался. Если в "большом мире" большинство колдунов и чародеев такая вот "серая масса", то кто тогда он сам. Планктон?

— А ты чего хотел? Думал за пару дней стал великим и ужасным черным магом? Я тебе, кажется, говорил, что обучение адептов идет больше десяти лет. И то после этого они все равно мало что могут сделать при брошенном Вызове. Должны пройти еще пара лет, если не все пять, практики, чтобы маг в полной мере осознал свою волю, нашел собственный стиль и хоть немного углубился в волшебную науку.

— И как мне тогда, проклятье, выжить? И не надо мне про то, что я сижу в подземелье. Я над этим работаю!

— Черная месса, — как ни в чем не бывало ответил Керк. — Твой единственный, но в то же время — сильнейший козырь. Выучить даже одно заклинание, это месяцы кропотливого труда. У тебя же их тысяча и все в твоем распоряжении. Да, ты неуч, пользуешься волей как вандал дубиной, ничего не знаешь о стилях и практиках, но для выживания должно хватить. А на Вызове тебя уделает даже ученик, закончивший только первую ступень.

— Мог и не напоминать, — скривился Дум.

— Остается последнее — Локсли действительно преследовал нас

— И зачем? Или ему уже не нужен гриморий? Черт, да я больше надеюсь, что он один такой шустрый. Если кроме него мы с Лизой принесли на хвосте еще кого‑то — я тогда лучше здесь подыхать останусь.

— Ну, как минимум одного преследователя ты вызвал сам, — Дум часто слышал в голосе Керка страх и даже ужас, но подобную животную панику — впервые. — Приятель, был рад знакомству. Надеюсь твоя гибель никак не отразится на моей несравненной красоте.

Дум не успел ничего ответить, как хлопнули крылья и ощущение присутствия пропало.

В камере повисла тишина.

Неестественная, тяжелая, вязкая тишина. Не звучало эха каблуков из коридора, да и ножки стула перестали скрипеть в такт дыханию.

Казалосьв се вокруг замерло. Не застыло как если бы погрузилось в прозрачный цемент, но именно замер. Вот только Дума это нисколько не успокаивало.

Внутри него все вновь горело. Легкие превратились в раскаленную домну, а воздух — в расплавленный метал. Алекс хотел прокашляться, но боялся что первый же спазм сожжет до тла горло и язык.

Это был совсем другой огонь. Не где‑то на уровне души, что‑то эфемерное, влияющее на разум. А вполне себе живой, настоящий огонь. Как если бы кто‑то рядом разжег костер.

Глаза высохли, словно в камере резвился песчаный самум, принесший жар арабских пустынь. Кожа стала настолько чувствительной, что швы на джинсах резали осокой.

Камера стремительно уменьшалась. Сперва до размеров кладовки, потом до гроба, а вслед за последним вздохом — до объема спичечного коробка.

Дум хотел вздохнуть, но не мог.

Он барахтался в кипящей смоле, мысленно выцарапывая горящие глаза и пытаясь откусить угольно — черный язык. Наверху, будто лунный блик на водной глади, рябило отражение камеры. Дум видел, как он все так же сидит на металлическом стуле, с покрытой кровью грудью, но вот только это был обман.

Сотни рук, покрытые гнойными струпьями, вынырнули из раскаленной мглы. Они обхватили тело юноши, обвивая его разъяренными змеями. Изо рта вырывались горящие пузырьки мгновенно вспыхивающего кислорода.

Сквозь толщу булькающей от жара смолы Дум расслышал крики и стоны. Но самое страшное было вовсе не в их обреченности и буквально физически ощущаемой печали, а в голосах.

Алекс слышал голоса.

Они звали его. Нашептывали страшные предсказания и тянули вниз. К пламенному отчаянью и темной безысходности. Они тянули куда‑то, откуда уже не вернуться целым.

Думский вновь сидел на стуле. Легкие спокойно качали воздух, а глаза больше не вытекали из глазниц, оставляя ожоги на высушенных щеках.

— Проклятые небеса, ну и запашок!

Парень вздрогнул и повернулся насколько позволяла физиология. В самом темно углу камеры на полу человек, больше всего подходивший под описание "преподаватель колледжа". Скорее всего учил тот литературе и работал не в самом престижном заведении. Фетровый пиджак с деревянными пуговицами, сверкал кожаными заплатками на локтях — стилизованно, конечно, но выглядело несколько потрепанным.

Очки с широкой пластмассовой душкой темно синего цвета, льняная мятая рубашка, украшенная странным гербом с подбитым орлом. Джинсовые брюки, ремень увенчанный блестящей бляхой и туфли столь старые и разношенные, что, наверно, казались удобнее домашних тапочек. Лицо же у незнакомца было и вовсе неопределяемым. Дум, сколько не старался, не мог разглядеть ни единой запоминающейся черточки.

Вроде есть уши, глаза, рот, нос, но стоило только моргнуть, как память тут же очищалась от образа странного Литератора. Единственное, что Алекс запомнит на всю оставшуюся жизнь, это еле заметный, почти неуловимый привкус серы на кончике языка.

— Ты демон, — Думский даже не спрашивал, он утверждал.

— Попрошу без оскорблений, — скривилось существо, которое юноша до недавних пор считал выдумками церковников. — Мы предпочитаем, чтобы нас называли Падшими.

— И в чем разница?

Алекс не знал, к чему он продолжает вести пустопорожний почти светский диалог, но хотел хоть как‑то потянуть время, чтобы обдумать свое положение.

— Как между предками и потомками, — пожал плечами Падший. — Демоны — наши дети.

Дум икнул.

— Тогда выходит…

— Де — факто, — кивнул он. — демоны являются и Его детьми, как когда‑то были мы.

Алекс не мог упустить шанс задать весьма важный вопрос.

— А Он существует?

Демон, или как он там себя называл, усмехнулся, демонстрируя белый ряд ровных, ухоженных зубов.

— Может да, а может нет. Лично я Его никогда не видел, а внизу о Нем говорить не принято. Впрочем, я пришел не ради теологического диспута.

Падший сидел все так же неподвижно, лишь изредка отбивая пальцами несложный ритм.

— Слушай, а все сверхъестественные существа любят языками трепаться, перед тем как перейти к делу? — Думский откровенно бравировал, попутно на полной скорости крутя шестеренки в мозгу.

— Никогда об этом не задумывался, но — пожалуй. Мы живем слишком долго, чтобы куда‑либо торопиться. Если хочешь, можем болтать хоть всю ночь. Правда те два смертных, идущие по коридору в, — Падший огляделся столь презрительно, будто находился в прогнившем хлеву. — эти апартаменты, вряд ли будут рады нашему рауту.

— Тогда прошу, — Дум неопределенно качнул головой. — переходи к сути.

— Люди, — улыбка на секунду превратилась в гримасу отвращения, но лишь на секунду. — Этим вечером ты призвал Хайло. Генерала — обезьяну. Не самый мудрый выбор, на мой взгляд. Судя по твоему внешнему виду, даже частичное воплощение берсерка далось тебе плохо.

— Я бы попросил — меня тут, к слову, пытали Искариоты.

Демон неожиданно прыснул, но быстро взял себя в руки. На первый взгляд — вполне добропорядочный чел… потусторонний ублюдок. Ублюдок именно потому, что библия учит не верить лукавому. Впервые в жизни Дум решил прислушаться к словам священных писаний.

— Всякое в жизни бывает. Припоминаю…

— Искариоты, — прошипел Дум. — Это они сюда идут.

— Ах да, прости, — от этой улыбки любая леди покраснела бы до ушей. Слава природе — Алекс не леди. — Так вот. Призвав демона, ты постучал в двери Ада, если выражаться поэтично.

— А ты, стало быть, посыльный? Я что, мимо очереди проскочил? Или в двери Ада сегодня никто не стучит? Мне казалось всяких сатанистов, готов и прочих имбецилов — хоть отстреливай.