Джинн и воины-дьяволы - Керр Филипп. Страница 68

— Кто посмел использовать один из моих золотых слитков для зла? — сказал джинн. Он говорил по-китайски, и мистер Блант, будучи добросовестным дипломатом, почувствовал себя обязанным переводить его речь синхронно для всех, кто говорил только по-английски.

— Я Иблис, предводитель ифритцев, — дерзко ответил Иблис. — А тебя как величать? Как тебя зовут дома?

— Я здесь как раз дома, — сказал китайский джинн. — Я — Сэчэн-хан, или Ши-цзу. Из рода Кият-Борджигин. Но лучше всего я известен под — именами Хубилай, Кублай-хан, Великий хан монголов, Император юаньского Китая. Моим дедом бил великий Тему-джинн Чингисхан.

— Тему-джинн? — переспросил Иблис.

— Правильно. Тему-джинн.

— Чингисхан был джинн? — Иблис немало удивился.

— Конечно, — сказал Хубилай. — Как иначе он завоевал бы столько земель? Как получил бы такую большую империю?

— Это означает…

— Что и я тоже джинн. Ты не так уж глуп. — Хубилай улыбнулся.

Но эта улыбка вовсе не обрадовала Иблиса. Он чувствовал, что настал час расплаты.

— Да, я — джинн, — повторил Великий хан. — Как иначе я управлял бы огромной империей, доставшейся мне в наследство? И как иначе я бы узнал, что джинн-сила, содержащаяся в дун си, может быть столь разрушительна в недобрых руках? Не будь я джинн, я не смог бы наложить заклятие на пять золотых слитков, чтобы связать их только с доброй и достойной волей.

Иблис нервно сглотнул.

Длинный ноготь указал на Филиппу.

— У нее хорошее, храброе сердце, а у тебя нет, — сказал Хубилай Иблису. — И я пришел, чтобы тебя наказать.

— С какой стати? — возмутился Иблис. — По какому праву?

— По праву, данному мне не кем иным, как самой Синей джинн Вавилона в тысяча двести девяностом году, — ответил Великий хан. — Я материализовался не прямым, а сокровенным путем. Это означает, что я появился здесь благодаря силе Синей джинн, а не моей собственной.

Иблис рассмеялся.

— Послушай, хан, ты совершил дальний путь, но впустую. Мы с сыном неуязвимы. Никакая джинн-сила не достанет нас в этих нефритовых одеяниях. Пошли отсюда, Радьярд. Пусть это джинн-дурачье и тупицы-мундясяне развлекаются без нас.

Хубилай махнул рукой, и воины-дьяволы заступили дорогу ифритцам.

— Это верно, нефритовые одежды защищают вас от моей силы, — сказал хан. — Поэтому будет справедливо, чтобы эти же одежды защитили и мир от таких людей, как вы, Иблис. Одежды станут вашей тюрьмой. А в свое время — вашими могилами.

— Что ты несешь? — воскликнул Иблис.

— Хватайте их! — приказал хан.

И никто не посмел ему перечить.

Глиняные воины крепко держали Иблиса и Радьярда за руки.

— Кладите их на землю, — сказал хан.

— Что ты собираешься с нами сделать? — Иблис забеспокоился. — Помогите! Нимрод! Скажи что-нибудь! Защити меня, старый друг! Скорее, а то этот толстый псих сделает что-нибудь ужасное!

— Что тут сказать, Иблис? — печально произнес Нимрод. — Что можно сказать в защиту того, кто готов был с легкостью пожертвовать жизнями миллионов детей? Не знаю, как именно хочет наказать тебя Великий хан, но, думаю, любое наказание ничто в сравнении с тем, чего ты заслуживаешь.

— Это была шутка! — воскликнул Радьярд. — Просто она немного затянулась и вышла из-под контроля.

— Что-то никто не смеялся, — трезво заметил Джалобин. — Слышите, вы? Было не смешно.

Великий хан взял раскаленный золотой слиток. Голыми руками. Жар его, похоже, ничуть не беспокоил. Хан поднял слиток над лежавшим на полу Радьярдом Тиром, и золото, плавясь, начало капать вниз и затекать меж кусочков нефрита. Скоро все 2156 составлявших гибкую броню нефритовых пластин и пластинок соединились и образовали крепкий саркофаг.

— Я не могу пошевелиться! — истошно завопил Радьярд.

Только тут до него окончательно дошло, что именно замыслил Великий хан. Сперва молодой ифритец рассвирепел и принялся ругаться последними словами, а потом стал упрашивать хана его пощадить. Но тот был глух к любым мольбам. За несколько минут он залил золотом все дыры и щели между нефритовыми пластинами.

Когда Радьярд Тир замолчал в своем нефритово-золотом саркофаге, Великий хан подошел к Иблису, лежавшему радом с сыном на полу пирамиды.

— Ты не посмеешь меня запечатать! — заорал Иблис. — Я не хочу быть похороненным заживо! Скажи ему, Нимрод! Это жестоко!

— А сам ты когда-нибудь думал о том, как поступаешь с другими? — сурово спросил Великий хан.

— Скажи ему, Нимрод! — молил Иблис, а хан уже склонился над ним, чтобы залить его одежды золотом. — Скажи ему, что это наказание слишком жестоко! Это дико! Это неконституционно! Никакой суд в мире не вынес бы такой приговор!

— Не вы ли хотели приказать своим воинам разорвать нас на кусочки? — напомнил Джон. — Ваши слова, не отпирайтесь!

— Нет! Это недоразумение! — настаивал Иблис.

— Да вы же хотели нас расчленить! Ногти отдельно, пальцы отдельно! — воскликнул Финлей.

— Я знаю, что поступил плохо. Я заслуживаю наказания. Но не такого!

— Запечатать! И точка! — сказал Великий хан, и первые капли золота упали в щели нефритового одеяния Иблиса. — В твою собственную бесценную броню. Навсегда. Я запечатаю тебя золотом и своей джинн-силой, а нефрит, украденный тобой из музеев, только добавит крепости твоему саркофагу. Никакая джинн сила не войдет и не выйдет отсюда. Ты станешь живой статуей и будешь пылиться в тихом углу музея. Вот такая судьба ждет тебя, Иблис. Вот такая судьба.

— Это несправедливо! — сказал Иблис — Я напишу в парламент! В конгресс! В сенат! Я обращусь к самой Синей джинн Вавилона!

— Ты имеешь в виду сестру Дыббакса? — парировал Нимрод. — Не рекомендовал бы делать это, Иблис.

— Остановите его!

— Какой ужас! — прошептала Филиппа и отвернулась. Ей казалось, что никто, даже Иблис, не заслуживает такой страшной участи. — Ужас.

Но она не находила слов, чтобы попросить за Иблиса. Любые слова застревали у нее в горле, когда она вспоминала о том, что случилось с господином Ракшасом. А до него — с мальчиком Галиби из французской Гвианы. И конечно, с бедным Дыббаксом. Нимрод прав. Хуже всего Иблис поступил с Дыббаксом.

— Он сам навлек это на себя, — сказал Джон, чьи нервы были покрепче, чем у сестры. — Он получает по заслугам.

— Остановитесь! — кричал ифритец, в то время как Великий хан уже опустил нефритовое забрало на лицо Иблиса и начал заливать золотом все щели. — Перестаньте! — Голос Иблиса делался все глуше. — Остановитесь! Умоляю!

Но когда последняя капля расплавленного золота заполнила последнюю щель — между 2155-й и 2156-й пластиной нефрита, — воцарилась тишина.

Великий хан выпрямился и оглядел дело своих безжалостных рук. Два затвердевших нефритовых костюма лежали на полу подобно каменным рыцарям, погребенным в средневековом склепе. Они были полностью непроницаемы. И неуязвимы для джинн-силы. Никто никогда не догадается, что внутри находятся два вполне живых джинн.

— Дело сделано, — объявил хан. — Эти двое больше не будут вредить человечеству. Унесите их прочь.

Восемь воинов-дьяволов вынесли нефритовые саркофаги из пирамиды.

— Прямо как «Человеке в железной маске», — сказал Финлей. — Обалдеть.

— Жуть, — добавил Джон. — Правда, жуть берет.

Великий хан кивнул на прикованных к стене пленников.

— Освободите их, — приказал он глиняным воинам.

Заметив в глазах Филиппы слезы, Нимрод ободряюще кивнул племяннице. Он понимал, что она жалеет Иблиса и его сына, и сочувствовал девочке, хотя сам ее жалости не разделял. Освободившись от кандалов, Нимрод потянулся, развернул онемевшие плечи, посгибал руки, а потом обнял племянницу.

— Все хорошо, Филиппа, — сказал он. — Все позади.

— А для Иблиса и его гадкого сынка это вообще конец, — добавил Джалобин. — По крайней мере, я очень на это надеюсь.

— Если не возражаете, я все-таки вернусь в консульство, — нервно сказал мистер Блант Филиппе и Финлею. — Все было весьма занятно. Говорю вам это совершенно искренне. Весьма, весьма занятно. Но вздумай я об этом кому-нибудь рассказать, боюсь, мне просто никто не поверит. Поэтому воздержусь. От меня об этом никто не узнает, не сомневайтесь. Иначе на моей карьере можно будет поставить жирный крест. Правительство ее величества относится к подобным неправдоподобным рассказам своих дипломатов весьма неблагосклонно. — Он вежливо приподнял шляпу. — Всем до свидания.