Охотники за Костями (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 4

Двенадцатая и последняя Безымянная, та, что когда-то была известна как Сестрица Злоба, опустила руку. Она знала, что из всех собравшихся одна переживет явление могучего демона. Ведь Деджим Небрал проголодался. Увы! Как огорчатся и удивятся сотоварищи, когда увидят ее бегство — за миг до атаки Т'ролбарала. Конечно, для бегства есть причины. Первая и главная — желание оставаться в живых, хоть на немногое время. Что до иных причин — они принадлежат ей и только ей одной.

Она произнесла: — Во имя Садка Старвальд Демелайн я завершаю ритуал освобождения. — И слово ее проникло сквозь мертвые корни, опустилось в песок и камень, растворяя чары за чарами силой энтропии, известной в этом мире как отатарал.

Так Деджим Небрал поднялся в мир живых.

Одиннадцать Безымянных начали последние молитвы. Почти всем им не довелось их окончить.

На некотором отдалении человек сидел, скрестив ноги, у костерка. Услышав крики, татуированный воин склонил голову. Поглядев на юг, он заметил драконицу, тяжело поднявшуюся над грядой холмов, блеснувшую чешуей в свете умирающего солнца. Воин скривил губы, следя за полетом твари.

— Сука, — пробурчал он. — Я должен был догадаться.

Он сидел, пока не стихли далекие вопли. Окружившие лагерь длинные тени утесов вдруг показались неприятными, скользкими и мрачными.

Таралек Виид, воин — гралиец, последний из рода Эроз, скопил во рту слюну и сплюнул на левую ладонь. Сложив ладони, он равномерно раскатал слизь и использовал ее, смазав черные волосы. Сидевшие на голове мухи взлетели тучей — и снова сели на место.

Вскоре он ощутил, что чудовище насытилось и пришло в движение. Таралек встал, помочился, гася огонь, собрал оружие и устремился по следу.

В рассыпанных у перекрестка хижинах обитало восемнадцать человек. Вдоль берега шел Тапурский тракт, и город Агол Тапур находился в трех днях пути к северу. Поперечная дорога — не более чем грязный проселок — углублялась в Па'тапурские горы, где вела к востоку и через два дня, у Отатаральского моря, достигала Прибрежного тракта.

Четыреста лет назад на этом месте процветало селение. Склоны южных холмов покрывали твердокорые деревья с изящной листвой, похожей на перья. Эти деревья ныне вымерли на всем субконтиненте Семиградье. Из древесины получались хорошие гробы, благодаря чему селение стало известно в далеких землях, от Хиссара на юге до Карашимеша на западе и Эрлитана на северо-западе. Однако промысел скончался с последним срубленным деревом. Поросль исчезла в желудках коз, плодородную почву сдули ветра — и за одно поколение село съежилось до жалкой деревушки.

Последние восемнадцать жителей промышляли снабжением водой и провизией караванов — но и этим зарабатывали все меньше. Года два назад здесь проезжали малазанские чинуши. Они буркнули что-то о прокладке новой насыпной дороги, о форте с гарнизоном… но все эти заботы объяснялись необходимостью борьбы с контрабандой сырой отатаральской руды, а ее властям удалось прекратить иным способом.

Последнее восстание едва ли озаботило умы местных жителей — до них доходили лишь отрывочные слухи, ведь иногда по дороге пролетали вестники. Хотя никто из них не останавливался здесь на ночь. Да, мятежи — это дело для жителей иных мест…

Вот почему появление сразу пятерых чужаков, в полдень вставших на гребне ближайшего холма, было замечено всеми. Номинальный глава селения, кузнец Баратол Мекхар, вскоре получил весточку о пришельцах. Он был единственным человеком, родившимся не здесь. О прошлой его жизни было мало что известно, разве что очевидное без слов. Темная, почти ониксовая кожа являла происхождение из племен юго-востока континента, из краев, отстоящих от деревушки на сотни, если не тысячи лиг. Шрамы на щеках казались воинскими татуировками; на солдатское прошлое намекала и сеть покрывших руки рубцов. Было известно, что он не любит лишних слов и никогда не высказывает личного мнения, не спешит завести любимчиков — и поэтому его сочли подходящим на роль неофициального мэра

Баратол Мекхар в сопровождении десятка взрослых, еще сохранивших любопытство селян шел по единственной улочке, пока не достиг края деревни. Хижины здесь были брошены и давно развалились, крыши их просели, стены покосились и покрылись грудами песка. Шагах в шестидесяти неподвижно стояли пятеро — лишь ветерок шевелил волоски на меховых плащах. Двое держали копья, трое несли прикрепленные на спинах двуручные мечи. Казалось, иным из них недостает руки или ноги.

Глаза Баратола видят уже не так хорошо, как в молодости. Но даже… — Джелим, Филиад, идите в кузню. Идите, не бегите. Под шкурами есть сундук. На нем замок — сбейте его. Достаньте только секиру и щит, и боевые рукавицы, и шлем — на кольчугу времени не останется. Ну, пошли.

За все проведенные здесь одиннадцать лет Баратол не произносил стольких слов сразу. Джелим и Филиад в ужасе поглядели в широкую спину кузнеца. В кишках внезапно заурчало… но они пошли, медленно, напрягая спины, неловко выбрасывая ноги.

— Бандиты, — прошептал Кулат, пастух, который забил последнего козла в обмен на бутылку крепкого пойла лет семь назад и с тех пор ничего не делал. — Может, им просто нужна вода — у нас все равно ничего нет. — Он имел привычку жевать во рту мелкую гальку, и сейчас она забренчала в такт словам.

— Им не вода нужна, — отозвался Мекхар. — Вы, остальные — найдите хоть какое оружие. Нет, не надо. Просто идите по домам. И прячьтесь.

— Чего же им нужно? — спросил Кулат. Прочие селяне уже разбежались.

— Не знаю.

— Эге, они из такого племени, какого я никогда не видел. — Пастух пососал камешки. — Эти меха — не жарковато ли? А шлемы из черепов…

— Костяные? У тебя глаза получше моих.

— Одни они и работают, кузнец. Короткие волосы. Ты знаешь такое племя?

Кузнец кивнул. Он слышал, как тяжело сопят возвращающиеся из деревни Джелим и Филиад. — Думаю, да, — ответил он на вопрос Кулата.

— Будут неприятности?

Подошедший Джелим шатался под весом двулезвийной секиры с окованной железом рукоятью. Тяжелый шар на древке заканчивался петлей из цепи. Серебром блестела аренская сталь заточенных лезвий. Между лезвиями секиры торчало три зубца, сделанных на манер наконечников арбалетных стрел. Парень взирал на оружие так, словно нес императорский скипетр.

Позади Джелима шел Филиад, тащивший кольчужные перчатки, круглый щит и шлем с решеткой.

Баратол натянул перчатки. Они закрыли руки до локтей, для которых также предусматривалась зашита в виде полукруглых, прикрепляемых ремнями чашечек. По нижней стороне рукавиц шли длинные полоски железа. Он взглянул на шлем — и скривился: — Ты забыл ватный подшлемник. — Вернув шлем крестьянину, кузнец добавил: — Дай щит — прикрепи к руке. Проклятие, Филиад! Туже! Ладно.

Теперь кузнец потянулся за секирой. Джелим напряг все силы, поднимая тяжелое оружие, чтобы Баратол смог просунуть правую руку в цепочку — петлю, обмотав ее дважды вокруг предплечья, и схватиться за древко. Он без видимого усилия принял секиру. — Отойдите в сторону.

Кулат остался рядом. — Они идут сюда, Баратол!

Кузнец не отрывал взора от чужаков. — Я не совсем слеп, дурачина!

— А должен быть слепым, если остался. Ты знаешь племя. Может, они пришли за тобой? Старая вендетта?

— Может быть, — признал Баратол. — Если так, то вам ничего не угрожает. Едва они покончат со мной, уйдут восвояси.

— Ты так уверен?

— Я не уверен. — Баратол воздел секиру над головой. — Трудно понять Т'лан Имассов.

КНИГА ПЕРВАЯ

ТЫСЯЧЕПАЛЫЙ БОГ