Полуночный Прилив (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 133
Едва он прибыл, на закате солнца, как ощутил: что-то изменилось. А ведь место это не менялось за всю его долгую жизнь!
Тут побывали чужаки, может быть, в тот же день; но это самое малое. Старик Арбэт уставился на статуи, на круг выжженной травы, на слабое сияние, исходящее от гранита. Он сморщился, показав пеньки гнилых зубов — все, что осталось после десятилетий поедания летерийских леденцов — и схватился за лопату дрожащими руками.
Захватив побольше, он пошел к подножию статуи. Бросил дерьмо на выветренную поверхность.
— Шлеп, — сказал он, кивнув.
Зашипело, поднялся темный дымок. Полетел вниз пепел.
— Ох. Бывает ли хуже? Спроси себя, старый Горбун Арбэт. Бывает ли хуже? Нет, скажет старый Горбун Арбэт, не думаю так. Ты не думаешь так? Ты не уверен, старый Горбун Арбэт? Старик подумает, но не долго. Нет, скажу я, хуже не бывает.
Золото. Золото и эль. Клятое золото, клятый эль, все и ничего. Проклятье. — Ругательства всегда облегчали ему душу. — Да ладно. — Он пошел к повозке. — Поглядим, хватит ли целой телеги. И, старик Горбун Арбэт, твой пузырь полон. Как всегда, вовремя. Возлияние. Работа, старик Арбэт, работа.
А если это не поможет, старик Арбэт, что тогда?
Как, отвечу я, тогда я брошу слово — если они станут слушать. А если станут? Ну, скажу я, тогда мы сбежим.
А если не станут?
Как, отвечу я, тогда я один сбегу.
Он набрал еще лопату дерьма. — Золото. Золото и эль…
— Сендалат Друкорлат. Это мое имя. И я не призрак. Теперь. По меньшей мере ты мог бы признать мое существование. Даже у нахтов манеры лучше. Если ты по-прежнему будешь сидеть и молиться, я тебя побью.
Она приставала к нему с самого утра. Периодически мешала его усилиям. Он желал бы послать ее подальше, но это не работало. Вифал уже позабыл, насколько раздражающим может быть общество другого человека. Незваная, нежеланная, постоянная свидетельница его бессилия. А теперь она еще и бить его хочет.
Вифал вздохнул и открыл наконец глаза. Первый раз за день. Даже в полумраке его хижины свет заставил его болезненно заморгать. Она стояла перед ним: силуэт с безошибочными признаками женственности. Скованный Бог не обращает внимания на наготу своих «избранных», хотя сам вечно кутается в одеяла.
«Избранные. Где он отыскал ее, во имя Худа? Не призрак, сказала она. Теперь. Так и сказала. Так что раньше она была призраком. Типично. Он не может найти живых. Милосердие не для них. Кто лучший партнер для изголодавшегося по общению, чем та, что невесть сколько времени была мертвой? Услышь меня. Я схожу с ума».
Она подняла руку, чтобы нанести удар. Он отпрянул. — Ладно, ладно! Сендалат как-то там. Рад встрече…
— Сендалат Друкорлат. Я Тисте Анди…
— Очень мило. Если ты еще не заметила, я погружен в молитву…
— Ты вечно погружен в молитву, уже два дня. По меньшей мере два: нахты спали два раза.
— Спали? Удивительно.
— Так кто ты?
— Я? Кузнец. Мекрос. Единственный уцелевший при катастрофе моего города…
— Твое имя!
— Вифал. Не надо орать. Тут никто не орет. Ну ладно, кое-кто визжит, но не я. Пока не я…
— Замолчи. У меня есть вопросы, и тебе придется отвечать.
Она не первой молодости, заметил Вифал, когда привык к полумраку. Да и сам он… Это нехорошо. Заводить друзей лучше в юности. Юным нечего терять. — Ты малость надменна, Сендалат.
— О, это ранит твои чувства? Ужасно сожалею. Где мне взять одежду?
— У бога, где же еще?
— Какого бога?
— У того, что в палатке. В глубине острова. Ты не пройдешь мимо. Сколько там — два дня? Чем ты занималась все это время? Два шага отсюда…
— Тихо. — Она провела руками по волосам.
Вифал предпочел бы, чтобы она оставалась силуэтом. Он отвернулся. — Я думал, тебе нужны ответы. Иди и спроси его…
— Я не знала, что он бог. Ты показался лучшей компанией, ведь от него я дождалась лишь кашля и смеха — ну, я думаю, это был смех…
— Смех, не сомневайся. Он больной.
— Больной?
— Ненормальный.
— Так. Ненормальный бог с кашлем и мускулистый лысый кандидат в боги. Еще трое нахтов. Всё? Больше никого на целом острове?
— Еще чайки — ящерицы, и ползучие ящерицы, скальные ящерицы, крысы — ящерицы в кузнице…
— Так откуда берется пища?
Он оглянулся на мраморный столик. — Бог обеспечивает.
— Неужели. И что еще он обеспечивает?
«Например, тебя». — Все, что служит его прихотям.
— Твоя одежда.
— Да?
— Я хочу одежду.
— Да.
— И что мне в твоих «да»? Достань одежду.
— Я попрошу.
— Думаешь, я буду стоять тут, голая, пред лицом незнакомца? Даже нахты смеются.
— А я не смеюсь.
— Неужели?
— Не намеренно. Я просто заметил: ты говоришь на торговом языке Летера, как и я.
— Ты так умен?
— Скорее опытен. — Он встал. — Кажется, ты не намерена позволить мне молиться. По крайней мере, пока я не раздобуду одежку. Ладно, пойдем поговорим с богом.
— Ты иди. Я не пойду. Просто принеси одежду, Вифал.
Он уставился на нее: — Это поможет тебе… расслабиться?
Тут она ударила — таки его, шлепнула ладонью по виску.
Поймала неготовым, подумал он миг спустя, освобождаясь от обломков проломленной в падении стены. Он встал и зашатался. Мир вокруг начал дикое кружение. Сверкающая очами женщина, подходящая с явным намерением ударить еще раз, трое нахтов, катающихся по травке в безмолвном хохоте.
Он поплелся к морю.
— Куда ты? — раздалось сзади.
— К богу.
— Он в другой стороне.
Вифал повернулся. — Еще советует, будто я острова не знаю. Хочет одежды. На, возьми мою. — Он стянул рубаху через голову…
… и понял, что лежит на спине, смотрит через отбеленное полотно на слепящее солнце…
… а солнце вдруг погасло. Она говорила: — просто полежи еще немного, Вифал. Я не хотела бить так сильно. Кажется, у тебя треснул череп.
«Нет, нет, он прочен как наковальня. Все будет хорошо. Смотри, я встаю… о, к чему тревога. Как хорошо на солнышке. Рубаха пахнет морем. Словно пляж, отлив — вся гниль разлагается в тухлых затонах. Точно Внутренняя Гавань. Я не дам мальчишкам в ней купаться. Скажу им… о, они умерли. Все мертвы, мои детишки, мои ученики.
Лучше бы ты ответил поскорее, Маэл».
— Вифал?
— Это палатка. Вот что пытаются сказать нахты. Что-то о палатке…
— Вифал?
«Думаю, пора поспать».
След вел к востоку, сначала примерно вдоль дороги на Броус, затем отклонился к югу, в сторону тракта. Лес поредел. Бандитам попалась еще одна деревня, но там уже никого не было. Виднелись следы грабежа; кажется, они еще прихватили телегу с деревянными колесами. Полмеры считал, что мародеры недалеко, Багряная Гвардия настигнет их к утру.
Серен Педак скакала бок о бок с Железным Клином. Новые стремена надежно удерживали сапоги. Никогда она так хорошо не ощущала себя на лошади. Очевидно, что Синяя Роза долго обманывала Летер; Серен думала, не являет ли это некий прирожденный и нераспознанный порок ее народа. Излишняя доверчивость, рожденная из несчастной смеси наивности и наглости. Если Летер переживет нашествие Эдур и правда о лжи Синей Розы всплывет, их ответ будет ребяческим, подозревала она — чувство глубокой и тайной обиды, долгое озлобление. Синяя Роза будет наказана, жестоко и неоднократно, самыми разными способами.
На ферме две женщины из отряда развернули кожаный пакет с наконечниками и, используя найденные шесты, изготовили грубые копья длиной в полчеловека. Закаленные острия были снабжены зазубринами и толстыми крючьями, отгибающимися к древку. Концы копий покрыли кровью фермера и его близких, чтобы скрепить намерение отомстить.
Они скакали всю ночь, останавливаясь дать отдых коням; при этом все, кроме часового, спали по четверти звона — этому солдатскому таланту Серен не смогла научиться так скоро. Наконец небо на востоке посветлело, обнаруживая скопившийся в низине туман. Серен дремала на ходу, глаза ее покраснели. Они проехали мимо лагеря беженцев на Броусской дороге, и старуха рассказала, что грабители побывали здесь недавно, украли все ценное, взяли двух девушек и их мать.