Вопреки. Том 5 (СИ) - Бэй Анна. Страница 3

  - Значит она не права! Она не права!!! - повторил с гневом будущий демон, - Некромантия мудрее, она знает, на что я способен.

  - Некромантия не даст тебе ту силу, о которой ты грезишь.

  - Да ну?

  - Элайджа, - сурово позвал Феликс и открыл ясные глаза, - Я скоро умру, изволь быть со мной честным. Ни один вид магии не даёт тебе шанса на Архимагию: ни магия воды, ни Некромантия, ничто другое, и именно поэтому ты решил прибегнуть к "паразиту", высосав меня.

  Тяжёлый взгляд Герцога был неотрывным и тем самым, что в Сакрале славился, как "взгляд Василиска" - взгляд Блэквеллов, от которого стыла кровь в жилах, но коим никогда не обладал Элайджа.

  - Мы оба знаем, отец, - уже мягче заговорил Элайджа, - Что Первый Уровень - не твой порог. Ты можешь быть сильнее, но почему-то этому всегда сопротивлялся.

  - Любой здравомыслящий маг остерегается Архимагии, Элайджа. Я в силах переступить порог - это правда, но у меня недостаточно силы духа, чтобы справиться с этой безудержной энергией.

  Сын сверлил отца испытывающим взглядом, словно готовясь к словесному бою:

  - Но ты почему-то уверен, что у Винсента этой силы духа хватит, так?

  - У тебя все темы сводятся к твоему брату?

  - Так да или нет? Будь честен, и буду честным я.

  - Да, уверен.

  - Ну и почему?

  - Это очень сложный вопрос, мой мальчик, - задумчиво ответил Герцог и снова откинул голову на спинку кресла, теперь глядя в потолок, - Раз уж сегодня вечер откровений, то я скажу тебе правду: твой брат уникален. Тебе никогда его не опередить...

  - Я уже впереди, - перебил с гневом Элайджа, - Я сильнее!

  - Не о той силе речь, хотя и в этом аспекте ему равных не будет. Правильнее будет оценивать ваши возможности с позиции магии: ты рождён одарённым, но Винсент рождён неограниченным. Это спор таланта и гениальности, и расценивай это с позиции магии. Например, тебе нужно истощить и убить собственного отца, чтобы стать Архимагом, но Винсенту для этого нужно лишь просто подождать, ведь это его суть.

  - Ну вот и посмотрим!

  Феликс открыл глаза и поднёс к губам тот самый предмет, который принёс с собой и всё время держал в руках. То была маленькая ветряная вертушка на палочке, та самая, с надписью "Всегда с тобой". Блестящие бумажные лопасти закрутились от дыхания Мага Воздуха, и это было в абсолютной тишине под пристальным вниманием Элайджи:

  - Ты всё это время хранил её? - тихо спросил Элайджа.

  - Конечно, - с грустью сказал отец, - Как же ты не поймёшь? Я знаю какой ты, сынок, знаю. Да, ты пугал меня временами новыми открытиями, но я всегда любил тебя и всё ещё люблю. Было страшно, когда ты убил своего пса, было невероятно больно, когда ты убил Эванжелину, с тех пор каждый твой новый выпад сопровождался уже не болью, а молчаливым ужасом. Я пытался тебя вычеркнуть, хотел разлюбить, но мне это не по силам.

  - Может потому что ты понимаешь, что сам во всём виноват? Ты и твоя Эванжелина.

  - Ты каждый раз винишь то меня, то Эву, то своего брата, но ведь твои первые девять лет прошли только со мной. Разве я убил Тэдди? Мне нравился твой слюнявый пёс.

  - Это вышло случайно.

  - Не надо лукавить. Ты сделал это намерено, тогда тебе ничто не угрожало, но уже тогда ты изредка переставал притворяться и делал то, что считал нужным. Я давал тебе выбор, и ты делал его самостоятельно, ни я, ни Винсент никак не связаны с тем, что тебе нравилось причинять боль, что ты унижал окружающих и самоутверждался за счёт чужого горя. Помнишь сколько раз ты выбирал замок Дум, когда я предлагал тебе поехать по нашим землям?

  - В замке Дум со мной обращались как с Герцогом! А ты таскал меня по грязным закоулкам...

  - Но это работа Герцога, Элайджа. Приёмы, война и переговоры - часть этой работы, другая её неотъемлемая часть - это участие в жизни подданных, я ведь не раз тебе это объяснял. Я понял, что ты для этого не подходишь ещё до рождения Винсента, а когда Мордвин выбрал его, то я облегчённо выдохнул, ведь к тому моменту ты уже перешёл черту.

  - Раз так, то и говорить не о чем! - Элайджа вскочил со своего места и двинулся к отцу, но тот не менял позы, лишь наблюдая боковым зрением.

  Мужчина выхватил из руки отца ветряную вертушку и сжал её с силой, будто отыгрываясь на игрушке за все свои обиды.

  - Игрушка тут не при чём, - прошептал Феликс.

  - Она напоминает о тебе! - с болью и гневом сказал безумный Элайджа, на глазах которого появилась излишняя влага, - Я всего лишь искал твоего признания! Хотел, чтобы ты гордился мной, смотрел на меня с восхищением!

  - Для этого ты сделал мне больно? - медленно обернулся на сына Феликс, глядя мягким мудрым взглядом любящих глаз, которые познали за свою жизнь много горя, - Убил единственную женщину, которую я любил, забрал мать у моего сына. Горят ты и Кларину убил, это так?

  - Она сама этого хотела! Она знала, что ты и она - это всё, что делает меня человеком. Это горе должно было сделать из меня Архимага, но не вышло.

  - Сынок, ты убил свою мать, - спокойно и с болью резюмировал Феликс, - В погоне за силой ты сознательно отнял жизнь у той, кто произвёл тебя на свет и всегда был рядом. Как бы безумна она ни была, как бы не просила тебя её убить, ты не должен был этого делать: мать - это святое.

  - И это было больно! - оправдывался мужчина. Он сел на пол у кресла отца и взял его за руку, - Это было ужасно больно, но даже это не оторвало меня от человечности. И тогда я понял, что любил тебя больше чем её, и твоя сила поможет мне стать тем, кем я должен быть.

  - Тогда сделай это, - ответил Феликс и снова подул на лопасти ветряной вертушки, - Убив меня, ты не сотрёшь прошлое, - он указал пальцем на держатель игрушки, на котором была надпись, которую он озвучил, - Ведь я "Всегда с тобой", сынок. Сотри себе память, но прошлое стереть не в силах. Я всегда буду с тобой, ведь ты всё ещё любишь меня, поэтому ты здесь.

  - Это чувство уйдёт вместе с твоей жизнью.

  И тогда Феликс снисходительно улыбнулся, произнося уже хрипло:

  - Зря ты так думаешь. Я жив, пока меня помнят. А теперь иди, мальчик мой, я так устал... позови брата, мне нужно рассказать ему о малышке. Мои мальчики... такие разные, но мои!

  Каждое слово отнимало всё больше сил у Герцога, принося ему боль, которую он гордо прятал за спокойствием и смирением. Очень светло-голубые глаза Элайджи Блэквелла метались с одной детали на другую, пытаясь снискать что-то необъяснимое в человеке, которого он боготворил всю свою жизнь, но тот больше ничего не говорил.

  - Папа... - тихо позвал Элайджа, - ПАПА! - вновь произнёс он.

  Но их диалог был закончен, и Элайджа встал, понимая, что на этом их встреча окончена. Он обернулся уже у входа, с гневом смотря на неподвижного отца, и вдруг воздух наполнился влагой, создавая туман, окутывающий Феликса Блэквелла, но тот лишь смотрел на ветряную мельницу, вторую снова держал в руке. Туман становился плотнее, лишая видимости, но Элайджа ориентировался хорошо и прекрасно понимал, что происходил:

  - Нет-больше-Элайджи-Блэквелла, - медленно и с гневом проговаривал он каждое слово, - Нет уже давно, с тех пор как меня стёрли как наследного Герцога подписью в завещании, но я жил в тебе, отец. А теперь ты будешь мёртв. Вместе со мной.

  И с этими словами Феликса начала бить судорога, выдавливая последние капли жизни, а Элайджа стремительно шёл по коридорам, покидая родной дом окончательно. Он не остался рядом с отцом, чтобы разделить его последние секунды жизни, не осмеливаясь заглянуть в глаза своей умирающей человечности, поэтому не видел, как с другого крыла мчался только что прибывший Винсент Блэквелл, который только что вернулся домой с хорошими новостями. Феликс умер на руках младшего сына, сжимая в ладони ветряную вертушку, которая очень быстро вертелась.

  - Папа! - Винсент прижимал к груди отца и звал его, но единственной реакцией были слова: