Особняк - Голубев Игорь. Страница 1

Голубев Игорь

Особняк

Игорь Голубев

Особняк

Роман

Московские дельцы решают приобрести старинный особняк в центре Москвы. Подкупом и прямыми угрозами они пытаются заставить жильцов покинуть дом. Внешне простое дело превращается в подлинную трагедию. Разгорается настоящая война. Общая беда сплотила обитателей старинного особняка. Они разрабатывают собственный сценарий защиты...

С восходом солнца цветок жасмина теряет запах.

Данность

Дом может стать и раем, и адом. Э. Рузвельт

Глава 1

Кулагин посмотрел на часы и покачал головой. До начала рабочего дня оставалось четверть часа, а никого, кроме охраны, в офисе нет. Всем все по фигу... Заместитель мог бы уже появиться - не переработает.

Странный человек этот Володя. Прекрасно знает, что дел невпроворот, а его это не колышет. Неужели человеческая память так коротка?

Наглый баловень судьбы, думал о своем помощнике Анатолий Степанович. Кто бы меня вот так поддержал в свое время? В целом вроде старается, но душа за дело не горит. Раз так, то и переметнется, если что. А знает уже много... Да нет, пока вроде предан, а там кто знает. За кого в наше время поручиться можно?

Кулагин услышал стук входной двери и одновременный звон колокольца. Колоколец придумал сам. Удобно. Сразу знаешь, кто не сидит на месте, слоняется без дела из отдела в отдел. Эту хитрую вещицу подчиненные тихо ненавидели, однако попросить снять боялись.

Секретарша пришла, понял Кулагин. Вслед за ней и этот раздолбай появится. Вот стервец, знает же, что я против шашней на работе. Того и гляди, сотрудники перемигиваться станут, что, мол, этот проныра место хозяина возле секретарши занял. Может, уже и думают так. Или лучше, наоборот, включить зеленый свет? За место крепче держаться будут. Первым появился у Кулагина Владимир.

- Чем собираешься сегодня заниматься? - спросил хозяин кабинета, недовольно кивнув в ответ на приветствие.

- Сначала в управу поеду, потом в БТИ, после обеда в мэрию, а к вечеру сюда вернусь.

- К вечеру будь в Калачковском переулке.

- А что, аборигены упрямыми оказались? - догадался Володя о причине недовольства шефа.

- Совки... Алкаш. Какая-то амеба незамужняя. Семейство с двумя близнецами да молодящаяся старушка - вредная сволочь. Сколько там еще жильцов?

- Не знаю.

- А надо знать. Всех. Люди они разные. Среди них наверняка есть парочка, которая может много крови попортить. Там старикашка опасен. Умный хорек и въедливый. Не дай бог, еще и заслуженный. Заскочи в РЭУ, узнай, что эти жильцы из себя представляют.

- Понимаю... Компромат копнуть.

- Ты там в управе не скупись особо. Сделай так, чтобы эти крысы канцелярские деньги честно отрабатывали. Потом займись жильцами. Только действуй потоньше. В доме, как я понял, почти все интеллигенты. Нахрапом не выйдет. Начитанные. Начнут права качать. Не хватало только, чтобы они сплотились, сбились в кучу. Тогда с этой сворой труднее будет разговаривать. А как монолит разрушают?

- Динамитом.

- Этим тоже, конечно, можно, - усмехнулся Кулагин, - но я бы хотел, чтобы ты помнил о клине. Клин нужно между ними вбить. Перетянуть кого-нибудь на нашу сторону. Брешь пробить. Один спасует - и остальные потянутся. Ищи слабого. Тебе все ясно?

- Не волнуйтесь, Анатолий Степанович. Все как надо сделаю.

Глава 2

Москва просыпалась, умывалась, прихорашивалась звоном первых трамваев, поливочными машинами кудряшками облаков в необыкновенно синем и глубоком небе. Вчерашний смог осел, и, наверное, с Воробьевых гор город можно было окинуть взглядом километров на десять-двенадцать окрест. Золотыми искрами вспыхивали луковицы церквей, и смотрящий в такой час сверху на город наверняка ощутил бы, что по всему телу разливается благодать.

Впрочем, в основном люди еще находились во власти Морфея. Спал и Калачковский переулок.

Этот дом ничем особенным не отличался от других старинных особняков, каких много в центре Москвы. Трехэтажное здание при одном подъезде стояло в тихом переулке и именовалось строением No 2. Лучи полуденного солнца заливали его коричневую, требующую покраски крышу. От городского шума и сутолоки его прикрывал серый девятиэтажный сундук, поставленный на попа. Два эркера и такое же количество кариатид слева и справа от подъезда, а также мраморная табличка "Охраняется государством" давали возможность надутому соседу взирать брезгливо-снисходительно на старшего, но менее именитого собрата. Он даже повернулся к "старику" спиной, предоставив жителям последнего вдыхать аромат своих помоек и черных лестниц...

Ничем не отличались от остальных добропорядочных граждан и жители строения No 2.

Чем же примечательно строение No 2? А ничем. И все-таки...

Дом имел всего три этажа. При внешнем осмотре можно было сразу определить, что третий этаж не надстраивался впоследствии, как это происходило сплошь и рядом, и не заменялся, потому что никогда не был бревенчатым. Не относился дом и к тем многочисленным постройкам, которые появились в Москве после пожара 1812 года и представляли собой не что иное, как архитектуру типового проекта, наскоро состряпанного в мастерской архитектора Бове из чисто утилитарных соображений. Да, Москва во времена нашествия французов сгорела. Да, надо было быстро отстраивать все наново и по возможности не по старинке. из дерева, а из камня. Так что, господа хулители всего русского, типовой проект был выдуман не где-нибудь за границей, а у нас. Бовё первым начал смело комбинировать не только детали фасадов, колонны, их количество и расположение, но и внутреннюю планировку, размеры оконных проемов, их размещение и даже материалы.

Фасада как такового у дома не было. Не считать же фасадом ажурный чугунный козырек над единственным подъездом да полукруглое окно над ним. Зато внутри, на первом этаже, имелось некое подобие вестибюля, который был отделан пожелтевшим от времени мрамором. Наверное, это единственное, что осталось неизменным с 1865 года. Остальные внутренности перестраивались сообразно вкусам, пристрастиям и надобностям времени и хозяев. Теперь вверх от вестибюля уходил один широкий пролет мраморной же лестницы со стертыми ступенями, а дальше она сужалась до ширины двустворчатого советского гардероба и делила дом на две части. Слева были трехкомнатные, справа - двухкомнатные квартиры.

Если бы не жучок, истончивший древесину переборок, не постоянные поборы работников коммунальных служб, если бы не простая как плесень, назойливость работников "починяем, что течет", этому Строению еще стоять и стоять. Быть может, эти стены слышали первые признания влюбленных, условия состоявшихся поединков, возгласы кредиторов и обманутых вкладчиков, и с 1865 года прошли суровую школу выживания разных Градоначальников, но все-таки уцелели, значит. Дому этому стоять, воспитывать и содержать своих жильцов, как тому написано от Рода и Племени.

Прямо в вестибюль выходили двери двух квартир.

Трехкомнатную под No 1 занимал Семен Семенович Краузе. Кто считал, что он немец-прибалт, кто относил к избранному народу, в зависимости от линии партии или собственного настроения. Краузе был геологом. Теперь это мало кто помнит, но в его биографии много такого, чему можно было бы и позавидовать, и наоборот. Например, можно было позавидовать тому, что он когда-то работал вместе с академиком Ферсманом и, говорят, был близок к какому-то открытию. Но случилась размолвка с учителем, и то ли в результате, то ли вопреки ей Семен Семенович сел, и сел надолго. По иронии судьбы он отбывал срок в тех местах, где еще недавно бродил с молотком и делал свои открытия. У него было три жены, три женщины необычайной красоты, о чем и теперь свидетельствуют бережно сохраненные на стенах фотографии. Все три от него ушли. Но, несмотря ни на что, со всеми тремя Краузе поддерживал теплые, дружеские отношения. Что касается первых двух, о них жильцы уже подзабыли, а вот третью еще помнят. Некоторое время она ходила к бывшему геологу и иногда приносила ему в судке поесть жидкого и горячего. Теперешним поколениям это, конечно, малопонятно, но факт остается фактом - носила. После отсидки и реабилитации он еще пару сезонов походил в поле, но потом прочно осел дома. Места в квартире было много, так как всю семью безжалостно выбило время, два брата погибли на фронте, а вот его лично не взял даже лагерь. Теперь он стар, но еще бодр, все свободное время отдавал истории и начал писать нечто подобное доморощенному исследованию о жизни обидевших его коммунистов периода 1903- 1908 годов, а именно о Большевистском центре (БЦ). Была такая организация. На этой почве Краузе неоднократно вступал в споры с Дмитрием Дмитриевичем Воронцовым, который относил себя к настоящим рядовым коммунистам, на которых все свалили.