Золотая Вспышка - Ледок Диана Дмитриевна "diledok". Страница 35

Инесса, погостя в доме еще неделю, в один прекрасный день исчезла, за тем чтобы

возвратится к мужу и двум дочкам в Канаду, дав предварительно обещание матери, что

непременно приедет на Рождество и всякие другие праздники, и привезет с собою обеих.

После ее отбытия, Элиза поначалу грустила, но вскоре оправилась, и все вернулось в

привычное русло. Стелла вновь заняла свое законноe положение единственной, и стало

быть, обожаемой дочери, и теперь ее мать уделяла eй вдвое больше времени, чем раньше,

умудряясь при этом не баловать.

Джон с Ремом за эти две недели заметно присмирели и подросли, стараясь произвести на

белокурую красавицу по возможности лучшее впечатление.

Не раз, проходя мимо них в гостиной, Роза ненароком слышала какие беседы они ведут, и

приходила в немалое удивление. Впрочем, как вскоре выяснилось, их благородные манеры

были разбужены не столько присутствием красавицы Стеллы поблизости, сколько умением

Элизы давать им ненавязчивые уроки поведения. Олив, не без удивления заметившая их

плоды на своих сыновьях, порешила выразить свое восхищение их педагогу и провести

задушевную беседу, посвященную ее умению воспитывать. Вскоре они уже превратились в

задушевных подруг, и проводили все больше времени вместе.

Раф, первое время не знавший, куда себя деть и чем занять, прогуливаясь как-то рано

поутру по одному из закоулков дома, обнаружил прекрасную, большую библиотеку, в

которой, с позволения Тейлора, и пропадал часами, а иногда и целыми днями, а потом по

вечерам зачитывал жене отрывки из больше понравившихся ему книг.

А что же Леон? Все чаще и чаще, Роза начинала замечать, что в общей, душевной атмосфере

дома, ей не достает именно его присутсвия. Именно тех ощущений, которые она

испытывала, когда видела его, когда слышала его голос. То, что чувствовала по поводу его

шуток и порою заумных высказываний, его сарказма по отношению к ней... Ей даже не

доставало просто его присутствия здесь, рядом с ней, готового помочь и сберечь.

Она сама удивлялась подобным мыслям, поскольку до этого момента была уверена, что его

присутствие - ей в тягость, его улыбки не достигают цели, его слова - ее собственного

сердца. Она не думала об этом главным образом потому, что была уверена в том, что он ей

не нравится, и она боится возможного признания на ее счет, и всего такого же в том же духе.

Она никак не думала, что ее равнодушие к нему может сойти на нет, никогда всерьез не

предполагала такую возможность, чтобы ответить на его возможное чувство. Нет... Пока он

был рядом, она, как само собой разумеющееся, воспринимала его присутствие и заботу,

даже не думая о его возможном исчезновении, как думала теперь. Не думала о возможных

последствиях его ухода, о собственных чувствах, о том, что может с ней статься в его

отсутствие. Ее это никогда не беспокоило.

Но Леон, убедившись что все в безопасности, отбыл из дома немногим позже своей сестры,

и только Элиза, которой он поведал о своих планах, знала, где он пропадает.

А последняя не спешила открывать содержание его редких писем окружающим, как и

общую идею его отсутствия.

Временами, сидя перед камином, и глядя на пляшущие языки пламени, Роза краем уха

слышала, как она упоминает его имя мужу, или обсуждает его с ним, но сама не торопилась

подбивать их на откровенность, тем более что она понимала, ни к чему хорошему это

привести не может. Начнутся намеки, вопросы... И снова намеки и снова вопросы. Она и

сама до конца не осознает, какого рода чувство испытывает по отношению к нему.

Так что она просто закрывала глаза на эти разговоры, предаваясь, как ей тогда казалось,

гордому безразличию к его персоне, и нежеланию слышать о нем.

Но не смотря не свою сдержанность, замкнутость, она чувствовала, что когда-нибудь может

настать такой момент, когда она сорвется. Когда ее уже не будут волновать проблемы,

которыми она себя останавливает сейчас, когда ее выдержке придет конец. И тогда...

Прощай все секреты, и от самой себя, и от других. Но пока этот момент не настал, и она не

спешила его торопить, полагаясь на свои силы, и надеясь на то, что это вспыхнувшее

огоньком чувство не перерастет в бушующий пожар, готовый поглотить все на своем пути.

А между тем летели дни, и с каждым разом ее уверенность в себе все ослабевала и

ослабевала. Порою ей даже казалось, что она никогда не чувствовала ничего подобного, и

готова на многое, лишь бы успокоить в себе это безумное волнение и огонь, пожирающий ее

изнутри. Ощущаемое ею волнение сказывалось уже и на ее внешности и самочувствии:

состояние, близкое к панике, нервное напряжение, усталость, хандра... Все это вместе

вызвало не очень приятные симптомы. У нее начались приступы бессонницы и кошмаров,

апатии, нежелания ни с кем видеться и разговаривать, желание подолгу лежать у себя в

комнате и размышлять об одном и том же предмете: что произошло с Леоном и почему он

так долго не дает о себе знать. Ей уже начинало казаться, что он никогда больше не вернется,

что Элиза уже должна была сказать ей хоть что-нибудь о нем, хоть какие-то новости, не

дожидаясь ее просьбы, а раз она не делает этого, значит боится огорчить ее тем, что с

Леоном что-то случилось, и что в своем последнем письме он просит мать уберечь ее от

всего, что может ей навредить, намекая на свое опасное положение, и на то, что это его

последнее письмо.

Уже два дня подряд Роза провела у себя в комнате, не надеясь более на его возвращение,

когда к ней в комнату пришла Элиза. Видя круги под глазами и потемневшие, спутанные

волосы ее гостьи, она поспешно прикрыла за собою дверь и села рядом. Роза никак не

отреагировала на ее вторжение, она смотрела в потолок.

- Роза, здравствуй, - тихо сказал Элиза.

Та кивнула.

- Как ты поживаешь? Что с тобой происходит?

- Со мной все в порядке.

- Почему же ты тогда днями и ночами сидишь в этой комнате?

- Со мной все в порядке, - тупо повторила Роза и добавила, чувствуя что не может

сдержатся. - Но сейчас вам стоило бы беспокоится не столько обо мне, сколько о других.

Она не отрывала взгляда от потолка, боясь увидеть на лице Элизы подтверждение своих

страхов. Боялась увидеть, как темнеет ее лицо и текут слезы отчаяния. Но в ее ответе она не

смогла различить чувств объятой горем матери. Напротив, ее голос звучал бодро, можно

даже сказать весело.

- Не могу сказать определенно, но я думаю, никто в доме не чувствует себя хуже тебя.

- Да? - Роза перестала следить за бликами на потолке и посмотрела на Элизу. Та улыбалась. -

Но я... То есть я думаю... Я имела в виду, что в доме возможно все благополучно, но вот...

Она отвернулась и снова уставилась на потолок, чувствуя что еще немного, и ее просто

прорвет. Она водопадом выльет на Элизу все свои опасения, и та подтвердит их.

Роза сглотнула и закрыла глаза, готовясь к самому худшему. Если бы она видела сейчас лицо

Элизы, то очень бы удивилась. Не страх, не горе читались на лице смотревшей на нее

Элизы, напротив, ее лицо светилось торжеством.

- Ты могла бы пояснить, что тебя тревожит, - мягко промолвила, она борясь с улыбкой, -

может все не так уж и плохо?

- Вряд ли.

- Но тогда... Почему не уточнить?

- Уточнить?

Вот и все... Момент, как видно, настал.

- Ты знаешь, я полагаю, ты бы не так тревожилась, если бы знала то, что знаю я.

Поморщясь, Роза кивнула. Вот от чего бы она с радостью отказалась бы в этот момент, так

это от нравоучений, и разговора о познании мира старшими.

- Знаешь что, - Элиза улыбнулась и встала, - не мне это говорить. Пусть скажет кое-кто

другой, идет?

- То есть как?