Чужая корона - Булыга Сергей Алексеевич. Страница 80
А вот уже и ночь пришла. Но там все тихо и тихо. После видим: с того берега подъезжает князь Мартын со своими панами, их десятка три, а то и больше, и все конные. Остановились они возле самого льда, потолкались, посовещались… После загикали и кинулись к Сымонью! Я лежу, смотрю на них и думаю: да разве нет правды на свете, да разве их, поганых, никому не остановить, да и тех, на кого они кинулись, разве никому не подушить, как хорь в курятнике душит курей?! Да это что, я думаю…
Как вдруг…
Га! Вот где было видовище! Вдруг лед на озере как затрещит! Как вздыбится! Вдруг оттуда как выпрыгнут три головы! А за ними и сама зверина! Ух, здоровенная, страшенная! И с диким ревом-громом ба-бах на остров, на палац! И ну его жрать, давить да цмоктать! И зацмоктала его та зверина — нет, это Цмок был, Цмок! Сожрал все это, замял, утопил — а после и сам нырь в воду и исчез. Тихо-мирно кругом, ночь лунная, нет никого. Вот…
Да! Никого там не было, не видели мы пана Юзафа, Цмок нам тогда глаза отвел. Но нам и того, что мы увидели, было тогда вот так — по горло. Вскочили мы и обнимаемся, радостных слез не стесняемся. Га, ну еще бы! — в одноразье мы от стольких нелюдей избавились! Это ли не светлый день посреди ночи?! Это ли не долгожданная всем весть?! Вот мы, гогоча и свистя, танцуя, улюлюкая, и пошли скорым ходом в Клюковку, там нас уже ждали, там мы им все как было рассказали, бабы сразу побежали накрывать, братки туда же покатили бочки, мы посели опять на току, и пошла у нас гулянка так гулянка!
Потом, уже наутро, скорым делом голову поправив, мы, поважаные братки от ближних, дальних деревень, стали держать совет, как нам быть дальше. Совет был такой. Одни, а среди них первый я, говорили, что нужно, не теряя времени, за косы — и идти на Зыбчицы, там разжиться аркебузами и порохом, взять на подмогу тамошних простых людей и идти дальше, на Глебск. Добрые были слова. Но другие братки, а таких было больше, говорили, что идти всем скопом и одной дорогой — это дело гиблое, так наши деды уже походили. А нам теперь Нужно вот как: сперва всем разойтись по своим деревням, поднять людей везде, со всех сторон, а потом уже, опять со всех сторон, идти на Глебск, так оно будет надежнее. Спорили мы, спорили, орали, глоток не жалели…
А потом, я вижу, их не переспоришь, говорю:
— Ладно, пусть тогда будет не так и не так, а вот как: сейчас вы все идете по своим домам, поднимаете своих людей и режете панов, если какие еще где остались, потом берете там, у них в маёнтках, панское оружие и уже после сходитесь сюда. Здесь рядом Цмок, он после нас и надоумит, как нам быть дальше. Так или нет, братки?
Им эти мои слова понравились, потому что тогда получалось как бы по-моему и как бы по-ихнему: идти на Глебск, но это после, а сперва всем по домам. На том мы и порешили, ударили по рукам и разошлись. Каждый думал, что потом его, а не другая правда верх возьмет.
Все домой — и я домой, в свою Малую Зятицу. Но только я туда прихожу, только сажусь за стол, беру ложку…
А за мной уже бегут, уже зовут:
— Поважаный Демьян! Пан зыбчицкий судья на Сымонье пришел, пошел следы вынюхивать, с ним гайдуки, как быть?
Как, думаю! Да как еще! И его, гада судью, с гайдуками, туда же — в озеро! Встаю и строго говорю:
— Собирайтесь, братки.
Других рядом не было, я взял одних своих, зятицких, и пошел, побежал напрямки до Сымонья, до пана судьи.
Но поздно мне сказали, не успел я до пана судьи: он от Сымонья уже в пущу занырнул. Мы кинулись за ним. Шли по следам, дошли до Яромы-полесовщика. Видим, там зыбчицкие гайдуки, они сидят настороже во флигеле, их семеро, они при аркебузах. А у нас только косы да вилы. Как быть? И где сам судья? Я послал Трахима до Яромы. Тот подполз под его хату, брякнул в дверь. Ярома вышел к нам в кусты. Я у него:
— Где пан судья?
А он:
— Уже уехал.
— Куда? Зачем?
— Не докладывал.
— А чего он здесь нюхал? И что вынюхал?
— Да ничего такого, — нагло говорит Ярома. —Сходили мы до пана Цмока, он там к нему в нору лазил.
У меня глаза по яблоку! К Цмоку! В нору! Ого! Говорю:
— Ну и что?
— А вылез обратно, язви его душу. Злобный такой! Потом опять ко мне пришли, он здесь перекусил, потом соснул, потом уехал дальше. Сказал, очень спешит.
Я молчу. Э, думаю, пан судья у Цмока был в норе, и Цмок его не тронул. Вот дивное дело! Но Яроме верить можно, даже нужно, Ярома известный ведьмак. Такого только разозли, так он тебя в трухлявый пень оборотит, а то и еще того хуже. Вот я и молчу, думаю. Потом, придумав, говорю:
— Ладно, Ярома. Говоришь, что у тебя здесь Цмок живет. Это мне очень интересно. Я скоро вернусь, и ты мне его обязательно покажешь. А пока что у меня есть очень срочное дело до пана судьи. Сиди, Ярома, жди меня. Я мигом!
С тем мы тогда от него и ушли, пошли за паном зыбчицким судьей. Скоро шли, и не дорогой, а напрямки, и нагнали его, а после даже забежали наперед, а после ш-шах! — и кинулись на него сразу со всех сторон!..
Брехать не буду — пан судья не наполохался, держался он добро, кнутом отбивался. Думал, мы хотим его убить. Но разве мы варьяты? Как же мы будем его убивать, если его сам Цмок, Ярома говорил, не убивал? Значит, мы это понимали, Цмок хотел, чтоб он пока был жив. Вот и мы тоже оставили его в живых, только на ум поставили, сказали… Нет, это я сказал:
— Иди и всем своим скажи: сюда, в нашу дрыгву, не суйтесь, поганое панство. И Цмока нашего не трогайте. А кто его тронет, того закопаем. У нас лопат много, а к лету еще больше будет!
С тем тот Стремка и уехал, мы его не тронули. А что! Как пан Цмок, так и мы. После я также повелел не трогать пана Юзафа, потому что и его пан Цмок не тронул. А остальных, я сказал, косите, как репей! Они так и косили.
Но косили — это было после. А тогда мы развернулись и скорым ходом пошли до Яромы. Уж очень мне тогда хотелось поскорей увидеть Цмокову нору.
Вот пришли мы до Яромы. Трахим опять под его хату сползал, вызвал. Ярома вышел к нам в кусты, посмотрел на нас и спрашивает:
— Ну и как пан судья? Жив-здоров?
— А зачем мне было его убивать? — говорю. — Он мне еще пригодится. Я его к себе на службу взял.
— На какую?
— А я послал его в Глебск до Великого князя, чтоб он там ему сказал, кто у нас в пуще хозяин.
— А кто у нас хозяин? Ты, что ли?
— Зачем я, когда Цмок! — говорю. — Вот я и велел пану судье передать всем остальным панам, чтобы они сюда больше не совались и нашего Цмока не трогали, а не то я их всех в дрыгву закопаю.
Ярома ухмыляется.
— Что, — говорит, — будешь теперь Цмока от них защищать?
— Да, — говорю, — а что?
— А он тебя просил?
— Чего?
— А его защищать. Он что, ты думаешь, без тебя, что ли, не справится? Га! Га! Нужна ему твоя защита, га!
Я разозлился, говорю:
— Ты мне не гакай! А то не посмотрю, что ты ведьмак, а возьму, своей души не пожалею…
Но тут я опомнился и замолчал. А Ярома говорит:
— Га, га, га! Твоя душа! Кому она нужна?! Как и твоя защита! Га, защитничек! Да, может быть, наш пан Цмок-господарь тебя и знать не пожелает, а ты к нему лезешь! А что! Цмок до себя берет не всякого, Демьян, ой, не всякого! Меня вот не взял. И даже Цимоха, дрыгва ему пухом, не взял. А то тебя. Га, диво!
Сказал — и смотрит на моих зятицких. Мои зятицкие молчат: они и ведьмака боятся, и меня. Я тогда:
— Ат, Ярома, дери твою гриву! Чего мы здесь стоим, лясы точим? Я для чего сюда пришел? Да для того, чтоб ты, как обещал, сводил меня глянуть на Цмока. Так и давай веди!
— И поведу!
— И веди!
— И хоть вас поведу, мне чего! Но только сразу говорю: Цмок — строгий господарь, особенно когда не в свой срок проснется. Так что если он кого сегодня вдруг задавит, вы на меня потом не обижайтесь. Ясно?
Мои все молчат, им все ясно. Я тогда говорю:
— Ну, я один пойду. Мне одному не ясно.
Он меня одного и повел, а мои зятицкие остались. Может, оно и правильно, чего им там было делать?