Призраки кургана - Чекалов Денис Александрович. Страница 43

Пока кровавый призрак летел ко мне, форма его менялась. Человеческое лицо вытягивалось, превращаясь в драконью пасть. Тонкие руки тянулись ко мне, распухая и обрастая когтями. Черные крылья всхлопнули за спиной фантома.

Это был Мардред — самое страшное из черных заклятий. Разное рассказывают о тех, кто овладел им; и хотя мало кто верит в эти истории до конца, лишь немногие колдуны Мрака осмеливаются вызвать себе на помощь Мардреда, ибо знают, что цена за это будет чересчур высока.

Только сила огня способны уничтожить его — яростная, безумная, не знающая жалости, как он сам. Понял ли Калимдор, что я изучал волшебство льда, а потому не в силах остановить его миньона [11]?

Было ли то совпадение? Или неведомая сила, создавшая этот мир на грани реальности, подсказывала черному колдуну ответы, которых он знать не мог?

Я призвал к жизни двенадцать кристаллов льда, которые окружили меня и завертелись холодной радугой. Каждый из нас владеет хотя бы слабыми заклинаниями других школ. Я хотел создать огненный шар, но понял, что у меня не хватит сил удержать его.

Костер раскатится по шатру, кусая и жаля все на своем пути, а потом затихнет, шелестя искрами на обгорелых кончиках ткани. Поэтому я метнул в Калимдора пламенную стрелу, и влил в нее мощь ледяных кристаллов.

Холодный огонь обхватил дракона, слился с ним, и теперь вместо кроваво-красного Мардред стал призрачно-синим. Две стихии боролись друг с другом, и все наши силы были отданы этому сражению.

Я видел, как медленно вытекает кровь из-под ногтей Калимдора. Гулкие колокола били в моей голове, багряный туман застилал глаза.

Медленно, с мучительным трудом, Мардред двинулся вперед. Каждое движение стоило колдуну немалых усилий — и все же он шел, а я отступал. Холодный огонь не мог уничтожить демона, — по крайней мере, не так быстро, как настоящий.

Мир превратился в оглушительный гром, раскатывавшийся в моей голове. Я ничего не видел вокруг, кроме кровавого демона, и Калимдора, стоящего за его спиной.

Потом Мардред рухнул. Он упал так быстро, рассыпавшись ледяными искрами, что я даже испытал разочарование. Лицо колдуна дернулось гримасой, я шагнул вперед, поднимая бердыш.

— Корона будет моей! — закричал Всеслав.

Он взмахнул мечом, и только сейчас понял, что перед ним теперь другой противник. Снежана медленно поднялась с шелкового ложа, почти обнаженная и прекрасная. Однако князь не видел ни красоты девушки, ни того, что у нее нет оружия.

Все это не имело значения для него, жившего лишь от победы к победе, видевшего в людях лишь глину, из которой он лепил остов своей империи.

Маленькие, близко посаженные глаза Всеслава качнулись в сторону, — он увидел, что Калимдор творит заклинание, и понял, что может больше не думать о своем прежнем противнике.

Резкий, стремительный удар понесся к девушке, чтобы разрубить ее от плеча до бока. Вся сила князя, вес его немалого тела скатились по руке вниз, к мечу, сосредоточившись в верхней части клинка — широкой и утяжеленной.

В такие секунды, оружие было подобно боевому топору, способному с одного замаха отрубить голову дракона, — но в то же время не теряло легкости и маневренности меча.

Снежана выбросила вперед руки, блокируя удар обоими запястьями. Глаза князя расширились от удивления — он не видел ничего подобного раньше, и ожидал, что теперь обе кисти, отрубленные свистящим лезвием, упадут наземь мертвыми бабочками.

Столкновение длилось всего секунду. Яростное пламя охватило пальцы ведуньи. Оно остановило меч, охватило его и пронзило насквозь.

Всеслав вскрикнул, когда его ладони ощутили жар рукояти. Кожа на руках мгновенно расплавилась, приклеивая плоть к черену. Вопль князя усилился, он попытался выронить клинок, но тот пристал к рукам и не хотел отпускать их, нагреваясь все сильнее.

Снежана ударила его ногой в лицо. Подошва мягкой сандалии раздробила воину нос и размазала его по щекам.

Со звериным рычанием, Всеслав размахнулся, и раскаленный клинок врезался в шест, поддерживавший потолок шатра. Лезвие не разрубило опору, — не такова была цель Черепокрушителя, — но выпало из обожженных рук.

Снежана обернулась в поисках оружия. Она рассчитывала, что сможет сорвать короткую дубинку с пояса одного из ратников, или выхватить меч из ножен. Но все охранники растаяли, исчезнув из шатра, словно художник мироздания, нарисовавший их, вдруг передумал и размашисто набросал поверх них фон.

Кривая половецкая сабля лежала между чаш для вина; амазонка вспомнила, что таков обычай степи — если положить клинок на пиршественный стол, хозяину дома обеспечена победа в бою, а его гостям — поражение.

Девушка рванулась за оружием, но Всеслав оказался быстрее.

Его не зря прозвали Черепокрушителем, — несмотря на страшные раны на руках, он двигался стремительно, хотя в его движениях и не было звериной плавности, что отличала Калимдора.

Ладонь князя сомкнулась на рукояти сабли, и тут же он вскрикнул от боли — удержать клинок в обожженной руке было невозможно. Ему пришлось наклониться, чтобы дотянуться до оружия; он не успел выпрямиться, когда Снежана ударила его коленом в лицо.

Всеслав сжал руки в пудовые кулаки. Первый врезался ведунье в бедро, ломая кости. Второй угодил в правый бок, заставив девушку скорчиться со сдавленным вздохом.

Князь поднялся, направляя третий удар в висок амазонки. Этот хук должен был разнести кости черепа, впечатав их в мозг.

Снежана пнула ногой рукоять сабли, заставив оружие высоко подпрыгнуть в воздух и, перехватив на лету, подняла его перед собой.

Кривое половецкое лезвие прошло точно через кулак Всеслава, разрубая на две половины ладонь и сложенные пальцы. Воин захлебнулся болью и даже не смог закричать. Клинок прошел через его запястье и только потом остановился, вздрагивая, как породистый конь.

Тело Всеслава развернулось, выгнувшись колесом, — в точности, как у пленного орка, которого князь так недавно пытал. Снежана ударила его в живот. Пламя охватило ее пальцы, прожигая кольчугу, толстый тягиляй под ней и врезаясь в солнечное сплетение князя.

С глухим, жалобным стоном он сложился вдвое, обхватывая левой рукой покалеченное запястье. Снежана схватила его за голову обеими руками и резко ударила коленом в шею, разбивая кадык и ломая позвоночник.

Всеслав упал на тело мертвого орка, и в объятиях смерти они оба стали равны.

Калимдор выпрямился.

Холодный пот стекал по его лицу, смывая драконью кровь, и оставляя глубокие следы на алых щеках. Мне удалось блокировать первое заклинание — но я хорошо знал, что у него в запасе несколько десятков таких, если не больше.

Мне также было известно, что мои силы на исходе. Оставался лишь один шанс — поразить его бердышом в эту короткую, крохотную долю секунды, и тем самым прервать нить магических слов.

Внезапно черная тень встала между мной и волшебником. Острые клыки, загнутые внутрь, окаймляли ее, словно передо мной была одна огромная пасть, без головы и без тела. Внутри зияла бездна, не знающая границ, и мне чудилось, что злые невидимые глаза смотрят на меня оттуда.

Боевой топор замер в моей руке — мне казалось, что стоит коснуться твари, как холодное ничто засосет меня, поглотит, и я стану одной из мириадов пылинок, носящихся в ее безбрежной пустоте.

Торжествующий смех вспыхнул в глазах Калимдора. Мои мускулы напряглись, но я понял, что уже поздно. Черный туман заглатывал меня, обхватывая вязкими лапами.

Я чувствовал, как ноги оторвались от земли, видел, как распахивается рот неведомой твари, чтобы сомкнуться за мной. Свет ярко вспыхнул, отчего глаза мучительно заболели, и я вновь оказался в мягком бархатном кресле, на верхнем этаже библиотеки Тритонов.

7

Горкан почти с прежней силой ощутил удивление, поразившее его в тот, далекий теперь момент.