Изгнанник (СИ) - Хаецкая Елена Владимировна. Страница 36

Камнегрыз напряженно размышлял над своим будущим. Так напряженно, что временами впадал в каталепсию — вот как сейчас. Путем погружения в транс он старался определить, насколько ему нравится бродить по саду в поисках незнакомцев, подлежащих захвату. Иногда ему казалось, что совсем не нравится… А иногда — ничего так, забавно.

— Эй, — произнес кто-то, бесцеремонно вторгаясь в жизненное пространство Камнегрыза. — Так и будешь на меня таращиться? Или давай поговорим?

Камнегрыз очнулся от задумчивости, погладил бороду, переплел одну из желтых косичек, не спеша — а что ему спешить-то, он-то у себя дома, — обошел дерево и увидел, что на земле, привалившись спиной к стволу, сидит какой-то явно незнакомый человек. На лицо — красномордый, волосом невзрачен и одет по-глупому, в клетчатую рубашку и грубые штаны, какие здесь никто не носит. А вот обувь, наоборот, для глаза приятная.

Камнегрыз присел перед ним на корточки, с интересом пощупал его твердые скулы и светленькие волосы. Пришелец жмурился, но физиономии не отворачивал и неудовольствия никак не проявлял.

Потом он спросил:

— И где это я?

— Ты — в Калимегдане, — провозгласил гном.

— Ну да! — сказал пришелец. — А я-то все гадал, по ту сторону границы я или по эту… Воздух здесь, вроде, тролльский, но солнце совсем не такое яркое… Странное местечко.

— Калимегдан одинаков в обоих мирах, по обе стороны границы, — поведал гном общеизвестное. Общеизвестное полагается возглашать с особой торжественностью, кстати.

Пришелец вздохнул полной грудью. Камнегрызу даже показалось, что неприятный пришелец по какой-то причине счастлив, и гнома это не на шутку обеспокоило. До сих пор у Камнегрыза еще не было опыта общения с пришельцами, однако гном предполагал, что таковые должны быть растерянными, беспомощными и жалкими. Их очень легко будет хватать. А этого как будто ничем не удивишь. Сидит себе под деревом, довольный такой.

— Кстати, ты задержан, — сказал Камнегрыз, — и должен быть доставлен к кхачковяру для допроса. Кхачковяр определит, что с тобой делать.

Чужак легко поднялся на ноги.

— Веди меня к своему кхачковяру, — проговорил он, даже как будто весело. — Пусть определяет. Блин, даже не предполагал, что когда-нибудь встречусь с гномами! Тебя как зовут?

— Положим, Камнегрыз, — с достоинством ответил гном. — Но тебе это не поможет.

— А я Авденаго, — представился чужак. — Слушай, брат, а вот гномы — за троллей или против?

— Мы — гномы, — отрезал Камнегрыз. — Тебе руки связать или сам свяжешь? Сумеешь за спиной-то? У многих не получается, я поэтому и спрашиваю.

— А зачем мне руки связывать? — удивился Авденаго. — Я же добровольно иду. И бежать не попытаюсь. Хочешь, возьми с меня честное слово, что не стану оказывать сопротивления.

— По закону положено, чтобы задержанным связывать руки, — сообщил гном. — Независимо от их намерений и всяких там заверений. Так что честное слово тут не поможет. А уж потом суд постановит, развязывать тебе руки или прямо так, связанным, отправить на принудительные работы.

Поведав чужаку все это в неспешной гномской манере, Камнегрыз исключительно ловко ухватил его запястья мозолистой лапой и скрутил их у пленника за спиной.

— Слушай, веревка впивается, — сказал тот возмущенно. — Ты что, с ума сошел? Ослабил бы хоть узлы-то, следы же останутся. Позор один.

— Положено, — проворчал гном. — Топай.

И зашагал по саду, показывая дорогу. Авденаго ковылял следом. Яркий солнечный свет сразу померк в его глазах. В голове бродили разные неприятные мысли… Может быть, вовсе и не напрасно питерские тролли охраняли расщелину в фундаменте недостроенного дома. И, может быть, не стоило завлекать Деяниру к ложу больного Морана и оставлять ее там вместо себя. Известно ведь, что коварные замыслы часто оборачиваются против интриганов. Змея, так сказать, жалит самое себя в пяту…

Нет, оборвал свои ничтожные рассуждения Авденаго, лучше уж на каторгу в гномские рудники, чем ухаживать за хвореньким Мораном и наблюдать, как он плачет над «Бедными людьми».

Положим, Авденаго пробрался на стройку нелегально. Он это признает. Потому как наказаний без вины не бывает, и у каждого человека сыщется какая-нибудь да винишка, а уж у тролля — и подавно… Перелезть через забор — не такой уж большой грех. А вот по морде охраннику налупцевать — это уже грех побольше. Если по человеческим меркам. А по троллиным — так и вовсе добродетель.

И кто это говорит, будто жить по двойным стандартам просто? У Авденаго голова идет кругом, когда он пытается применять эти самые двойные стандарты к своей жизни.

А вот, скажем, удирать от троих троллей-дежурных, бегать по всей стройке, петляя и перепрыгивая арматурины, — точно добродетель. Тут Авденаго кругом прав, и как человек, — ибо человеку положено от троллей спасаться, если не хитростью, так бегством, см. «Пер Гюнт», — и как тролль, — поскольку те тролли были из другого рода, возможно, даже из неприятельского, а у троллей насчет родовой вражды все очень строго. Любой тролль любому троллю либо враг, либо друг. В зависимости от происхождения. Это не как у людей, где сперва дружат, а потом какую-нибудь гадость делают за просто так или по глупости.

В общем, по большому счету, Авденаго — хороший. И руки ему связывать было совершенно не обязательно. Атиадан непременно спросит мужа, откуда у него на запястьях следы от веревки, а узнав правду — страшно разозлится.

Гном обернулся и погрозил Авденаго кулаком.

Тот опешил:

— Еще и кулаками машет, поглядите на него! Мало тебе, что связал меня, как скотину?

— Ты сейчас о чем думал? Как бы меня в спину ловчее ударить?

— Еще чего, — обиделся Авденаго. — Если хочешь знать, я сейчас думал о моей жене.

— Да ну! — поразился гном. — У тебя и жена есть?

— А у тебя разве нет?

— Моя жена — дома, — сказал гном.

— Ну так и моя — дома, — огрызнулся Авденаго. — Где же ей быть, по-твоему?

— Никогда не знаешь, что придет в голову женщине, — рассудил гном. — Но ты в мою спину так хищно все-таки не гляди. Я же тебя насквозь вижу.

И он быстро, переваливаясь на ходу, зашагал дальше.

Цель их маленького, стремительного путешествия находилась в глубине сада: кресло, сложенное из больших камней и накрытое толстой шкурой какого-то невезучего зверя. Какого — неясно, поскольку лапы и голова отсутствовали. Гном остановился так внезапно, что Авденаго не успел отреагировать и врезался в его спину головой. Гном даже подпрыгнул от неожиданности и быстро, резко стукнул своего пленника кулаком.

— Я же тебе приказывал не смотреть хищно!

— Да я и не смотрел, — пробурчал Авденаго.

— А надо! — сказал гном. — Надо смотреть! В другой раз вообще расшибешь себе лоб.

Он заставил Авденаго встать на колени и привязал, растянув его руки, к двум столбам напротив кресла.

— Это чтобы ты ощущал почтительность, — сообщил гном, затягивая последний узел. — Для твоей же пользы делается. Ты пока поразмысли о собственном ничтожестве, а я доложу кхачковяру о твоем прибытии.

И гном исчез между деревьями. Посмотрев ему вслед, Авденаго увидел часть белой стены с лепниной.

Авденаго остался один. У него образовалось свободное время для раздумий. До сих пор события скакали галопом и осмыслению не поддавались.

В принципе, тролли не склонны анализировать содеянное и пережитое. Но если тебя растянули между столбами, да еще поставили на колени, да еще бросили в одиночестве, — чем, спрашивается, еще заниматься?

«Судя по всему, этот кхачковяр — нечто среднее между Гитлером и нашим учителем русского в школе, — думал Авденаго. — Так что Деянира явно в выигрыше. Она, конечно, сейчас на меня злится, но это только потому, что не знает всей правды. Не дано ей ценить собственного счастья! Подумаешь — ему подушки поправлять, печально подносить лекарство… Подумаешь — Достоевский вслух…»

Авденаго вспомнил, что в том издании, которое сейчас наверняка держит в руках Деянира, после «Бедных людей» идут «Белые ночи» и «Неточка Незванова». Моран наверняка разлакомится и захочет еще и «Неточку»…