Бесовские времена (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна. Страница 42

— Я знаю эту особу, — любезно заметил Чума, — так это на неё напала крыса?

Синьорина снова поглядела на Грациано, но не рассердилась на его издевку. Она, словно ребенок, подняла вдруг бледные руки и вцепилась слабеющей рукой в ворот рубашки шута, и Чума вздрогнул: её пальцы коснулись его груди и заледенили его. Другой рукой она потрясла перед глазами Грандони, хриплым и срывающимся голосом втолковывая ему то, что ей самой казалось ясным, но во что она просто не верила.

— Она… м-м-мертва… Её отра… отравили.

Глава 9. В которой мессир Грандони убеждается в правоте Камиллы Монтеорфано, а на него самого обрушивается обвинение в убийстве

Песте несколько секунд молча смотрел в бирюзовые глаза девицы. Улыбка сползла с его лица. Он поверил. Таким не шутят, да и синьорина не из выдумщиц. А это означало, что Камилла Монтеорфано, войдя в покои донны Черубины Верджилези, увидела её там мёртвой. Чуме стало подлинно жаль девчонку: всего за три последние недели бедняжка дважды подверглась нападению насильника и увидела труп. Да и от него в овине оплеуху схлопотала, хоть едва ли об этом помнит. Не позавидуешь, тем более, что крепостью духа малютка не отличается.

Но как лучше поступить? Запереть её здесь, а самому найти Тристано д'Альвеллу и Аурелиано Портофино? Но тут, на его счастье, в открытом дверном проеме появился Бертацци с бутылью какой-то микстуры. Он удивлённо окинул взглядом комнату, Песте и Камиллу, но приятель не дал ему времени на предположения.

— Ты кстати. Иди сюда быстрее. Займись синьориной. Ей дурно. Она говорит, что только что видела донну Верджилези и утверждает, что та мертва.

— Что? Мертва? — тон, каким Бертацци повторил за Грациано последнее слово был непередаваем. В нём не столько проступило недоверие, сколько промелькнуло нечто, сродни отвращению. Но эта обозначившаяся гадливость касалась, как понял Песте, совсем не того, что кто-то убил синьору. Бениамино задумчиво почесал макушку. — А ей не показалось?

В коридоре снова послышались шаги, и за спиной Бертацци появился Альдобрандо Даноли. Он просто проходил мимо, гуляя перед сном, и увидел распахнутую дверь. Песте мысленно возблагодарил Господа и коротко оповестил пришедшего о словах Камиллы.

— Кажется, отравлена Черубина ди Верджилези. Надо найти д'Альвеллу и Портофино. И как можно быстрей. Вы, Альдо… — Грациано вдруг умолк, заметив, что Альдобрандо Даноли смертельно побледнел и шепчет что-то о жертвоприношении. Чума торопливо обернулся к Бениамино и велел ему со всех ног бежать к герцогу и разузнать, где начальник тайной службы и глава священного Трибунала, а найдя оных, привести их к фрейлинам. Тот коротко кивнул и исчез в тёмном коридоре, оставив на столе свою бутыль.

Чума растерялся. Он хотел было оставить Бениамино с девицей, и вместе с Альдобрандо Даноли пойти в покои донны Верджилези, но бледность Даноли напугала его. Неужели это и есть напророченное ему накануне «человеческое жертвоприношение»? Эта глупая вдовушка? Но тут его затруднениям пришёл конец. Камилла Монтеорфано, чуть пошатываясь, всё же поднялась на ноги и сказала, что пойдёт с ними: присутствие мужчин успокоило её и придало сил.

Это разрешило трудности. Песте взял факел, запер дверь и все они, миновав коридор и лестницу, оказались в портале, куда выходила дверь донны Черубины. Чума, в общем-то, не исключал, что фрейлина могла и обмануться в увиденном, но стоило им распахнуть дверь в спальню и подойти к постели, стало ясно: девица не ошиблась.

Ошибиться было просто невозможно.

Труп был ужасен: Черубина Верджилези лежала поперёк кровати, глаза синьоры вылезли из орбит, лицо было синюшное, вокруг губ виднелись следы пены. Покрывало было чуть сдвинуто, но в остальном комната была чисто убрана и содержалась в безупречном порядке. Одета фрейлина была в дорогое шелковое платье желтого цвета, которое, в отличие от покрывала, было измято и перекошено. Удивительным было лишь положение рук: переплетенные пальцы судорожно сжались в молитвенном жесте.

Мужчины молча озирали тело, Камилла осторожно присела на касапанку, вцепившись побелевшими руками в подлокотник. Альдобрандо Даноли смотрел на тело, тяжело дыша и время от времени закрывая глаза. Чума же разглядывал труп со смешанным чувством: он признавал убийства в честном поединке, но женщина в глазах Песте больше шлепка или оплеухи не заслуживала. Убить бабу? Бог мой! Донна Верджилези была потаскушкой, однако, бросать в нее камнями, даже будучи сам без греха, Чума не стал бы, однако, вспомнив упреки Камиллы Монтеорфано в «бессердечии», бессердечно подумал, что со смертью синьоры он даже кое-что потерял: у него похитили его любимую забаву.

Над кем ему теперь потешаться?

Чума горестно вздохнул и огляделся. Раньше он никогда не бывал здесь. Будуар, затянутый желтым шелком. Кровать окружали два резных ларца, на одном была представлена сцена турнира, на другом — Благовещение. В комнате стоял стул с высокой спинкой, касапанка, скамеечка для ног, аналой, в углу висело венецианское шестиугольное зеркало, у стены высились буфет с вазами, кувшинами для воды, фаянсами и серебряными подсвечниками и запертый сундук для одежды. Грациано подошёл к ларцам. Сверху лежали книги: Псалтирь Людовика Святого, «Жизнь святого Венсена и других святых», «Город дам» Кристины Пизанской, «Чудеса мира», «Книга о травах и деревьях», «Книга о свойствах вещей», «Часы Трои», поэмы Ариосто и несколько романов. В подсвечнике — две свечи из свиного сала.

Ничего особенного.

Дверь в покои синьоры Верджилези распахнулась. Бениамино привёл не только Тристано д'Альвеллу и Аурелиано Портофино, но и сам дон Франческо Мария, услышав об убийстве, поспешил со своей охраной узнать, в чём дело. Все расступились. Герцог осмотрел спальню, кинул взгляд на труп, поморщился.

— Тристано… — д'Альвеллатут же оказался рядом. Герцог потёр рукой лоб. — В замке посторонние. Это, судя по всему, просто уголовщина. Шума, пока гости здесь, не поднимай, — не думаю, что это связано… — он снова встретился глазами с Тристано д'Альвеллой. — Кустарщина это. — Было очевидно, что только усилием воли герцог не проявляет чувств, но глаза его были мрачны.

Д'Альвелла понял его взгляд и кивнул, вслух же выразил полное согласие со своим господином.

— Фрейлин редко убивают из политических соображений, ваша светлость. Тем более — таким образом. Я разберусь.

Дон Франческо Мария угрюмо кивнул и, сделав знак охране, ушёл. Меж тем Портофино высмотрел в комнате свою родню.

— Это ты нашла её, Камилла? Почему ты пришла сюда? За ней послала герцогиня?

Синьорина подняла глаза на брата. Теперь она чувствовала себя спокойнее.

— Нет. Донна Элеонора под вечер вызвала меня. Попросила сыграть ей на лютне. Я видела, что госпожа погружена в свои мысли и не слушает мою игру, но играла до тех пор, пока она не отпустила меня. Дело просто в том, что у госпожи была не моя лютня, но лютня синьоры Верджилези — она играла ей последней и не забрала свой инструмент. Я взяла лютню — и пришла сюда…

— Дверь была открыта?

— Притворена, но не закрыта. Я постучала и вошла. Сначала не увидела, потом…

Между тем к убитой приблизился Бениамино ди Бертацци и внимательно осмотрел труп. То, что помощь невозможна, он понял с порога, но теперь медик сделал вывод, что фрейлина мертва давным-давно: тело было ледяным, все члены отвердели. Он высказался уверенно и веско.

— Её убили давно, возможно, еще до полудня. Или чуть позже.

В коридоре послышались женские возгласы, вскрики и топот ног. На пороге возникла сухопарая женщина лет шестидесяти с глазами ящерицы, — хранительница гардероба и драгоценностей герцогини Элеоноры Лавиния делла Ровере, за ней мелькнули лица Дианоры Бертацци, Джованны Монтальдо, Бьянки Белончини, Глории Валерани, Виттории Торизани, Бенедетты Лукки, Иоланды Тассони, следом за ними медленно вошла Гаэтана Фаттинанти.

Последней в спальню влетела Франческа Бартолини. Она вначале заметила только шута Песте и мессира д'Альвеллу, стоявших рядом. Присутствие начальника тайной службы помешало ей вцепиться в волосы негодяю-шуту, но она одарила его взглядом, исполненным самой жгучей ненависти. Д'Альвелла заметил этот взгляд, но так как знал о последней проделке мессира Грациано с Дальбено и испорченной им ночи пылких любовников, то ограничился тем, что просто показал синьоре Бартолини рукой на труп её подруги.