Смерть волкам (СИ) - Чеблакова Анна. Страница 131

Но всякий раз, когда Веглао думала об этом, вера в то, что она станет нормальной, была слабой. Даже верой это нельзя было назвать — скорее предположение, ещё один вариант того, что с ней произойдёт в будущем. Вот Октай — тот, казалось, и в самом деле твёрдо поверил в скорое исцеление. За последнее время он успел уже построить сотни планов, ни разу умудрившись не повториться. Ему хотелось поступить в университет, работать на всех работах, ходить с девушками на танцы, научиться ездить на автомобиле и играть на гитаре, путешествовать просто для развлечения. Ему так хотелось попробовать всё хорошее в той жизни, которую у него отобрали, так хотелось выпить её всю до дна, и уж точно не Веглао было его судить.

Она лично убедилась в том, что пророчества Овлура правдивы. И в том, что хотя бы часть из написанного в «Ликантропии» — правда. Но если даже после смерти Кривого Когтя другие оборотни снова станут людьми, ей уже будет всё равно. Никогда не будет у неё другого дома, кроме Лесистых Гор, другой семьи, кроме Октая. Она умрёт, сгорит в огне вместе со своим врагом. Это не слишком её пугало. Ей вполне хватит тех семнадцати лет, что она уже прожила. Но одно она решила твёрдо: что бы ни видел в будущем Овлур, Октаю она умереть не даст.

3

Они приехали в Станситри жаркой, душной июльской ночью. Кроме них, здесь никто не высаживался. Все спали, когда поезд начал замедлять свой ход.

Веглао и Рэйварго ещё успели подремать, а вот Октай не спал. Он сидел неподвижно, глядя за окно и изо всех сил стараясь почувствовать хоть что-то, похожее на волнение — ведь он возвращался в город, в котором провёл первые одиннадцать лет жизни, город, в котором были похоронены его родные. Но он был удивительно, до странности спокоен. Октай привык скрывать свои чувства, но сейчас и скрывать-то было нечего — он ничего не чувствовал. Ему казалось, что он и родился таким, каким был сейчас — крепким, серьёзным юношей с иссечённой шрамами кожей и сединой в волосах, а тот кудрявый мальчик, который ходил на могилу отца и помогал маме тащить сумки из магазина, ему приснился в каком-то сумрачном полузабытом сне. Станситри больше не был его городом.

Когда поезд вошёл, стуча колёсами, в спящий городок, Октай быстро разбудил друзей. Подхватив свои вещи, сонные Веглао и Рэйварго заторопились к выходу. Не менее сонный проводник открыл для них дверь в тамбуре. Рэйварго соскочил первым и протянул руку Веглао. Она этого не заметила и спустилась сама. Рэйварго несколько смущённо опустил руку.

Оказавшись на пустом перроне, все трое глубоко, с наслаждением вздохнули — после душного вагона прохладный воздух ночного Станситри, наполненный запахом остывающих железных рельс и асфальта, показался им прямо-таки благодатью.

— Добрались, — блаженно простонала Веглао, закрывая глаза и подставляя лицо ветерку.

— Мы сюда на пару дней, не больше, — напомнил Рэйварго. — Рано радоваться, подруга, до Клыкастых гор ещё как до Солнца пешком.

— Выходной! — шутливо запротестовал Октай. — Требую выходной! Надо на речку наведаться, подыскать новую одежду… Тебе бы тоже, кстати, не помешало. Ты теперь такой же грязный и оборванный, как мы.

— Кажется, коллектив меня принял, — улыбнулся Рэйварго, и тут все трое вздрогнули — поезд за их спинами издал короткое резкое пыхтенье и заворчал, задвигался, отправляясь в путь.

Перейдя через пути, друзья прошли мимо здания вокзала, окна которого тускло светились, и оказались в городе.

Станситри спал. В нём царила сонная и мирная тишина, которой никогда не бывает ночью в Лесистых горах. Там постоянно слышишь, как деревья шумят на ветру, как плещет река, а то вдруг гневно завопит какой-нибудь грифон — разозлить их легче лёгкого. А здесь — так тихо, как будто не только люди и животные, но и грунт дорог, и камень и дерево домов, и железо фонарей погрузились в сон.

От вокзала они направились в сторону реки. Поначалу далеко справа им был виден чёрный, как сама тьма, силуэт стеклоплавильного завода, но потом его заслонили дома — друзья свернули на одну из маленьких окраинных улочек. Дома здесь мало отличались от деревенских. Добротные, деревянные, с простенькими или украшенными резьбой наличниками, жестяными крышами. От улицы они все загораживались палисадниками, в которых среди цветов росли кусты рябины и черёмухи. В прохладном воздухе стояла густая невидимая дымка из ароматов цветов. Веглао различила запахи роз, лилий и георгинов.

Тишина длилась недолго — очень скоро, не успели друзья дойти до середины улицы, какая-то собака почуяла оборотней и бешено залаяла. После небольшой паузы ей откликнулись и другие. Октай молча махнул рукой и побежал вперёд, друзья за ним. Тёмными, заросшими улочками Октай вывел их на переулок между спускающихся к реке огородов. Он был удивлён тем, что до сих пор помнит эти места. Втроём они начали быстро спускаться по переулку. Приходилось быть осторожными, потому что здесь росла высокая крапива, норовившая обжечь лицо или шею. Собаки ещё лаяли, но очень скоро замолчали.

Тропинка чем дальше, тем становилась круче. За зарослями крапивы угадывались огороды, в которых здесь одна борозда нависала над другой — таким крутым был спуск.

— Не хотела бы я пропалывать такой огород, — пробормотала Веглао себе под нос.

В этот момент перед ними блеснула под луной ребристая поверхность реки, и слова Веглао потонули в ликующем боевом кличе, который испустил Октай, срываясь с места и со всех ног бросаясь к реке. На бегу он сбросил с плеч свой мешок. Потом, перекидывая его из одной руки в другую, загадочным образом освободился от рубашки и побежал дальше, размахивая ей, как флагом. В следующую секунду Веглао поняла, что и сама бежит, бежит со всех ног, почти превратившись в то девятилетнюю девочку, обожавшую купание, которой когда-то была.

Рэйварго догнал их у самого берега. Река была широкой, тёмной, блестящей, от неё исходил манящий запах влажности и прохлады. На берегу лежала большая бетонная плита — Октай вспомнил, что днём на этой плите обычно лежали мокрые, блестящие ковры, которые стирали в реке, отчего вода покрывалась желтоватыми комками пены.

— Здесь раньше была пристань, — сказал он, — но потом её перенесли в другую часть города.

— А на дне ничего нет такого, что… — начал было Рэйварго, но замолчал, не договорив. Заметив быстрый взгляд Веглао, он сбросил на землю свой рюкзачок с таким выражением лица, словно вызывал кого-то на дуэль.

Октай разделся быстрее всех и бросился в воду первым. Веглао в это время распутывала завязки на своём мешке, в котором у неё была свежая рубашка, и, когда на неё плеснула целая волна брызг, с коротким визгом вскочила на ноги и обернулась. По воде расходились круги. Октая видно не было.

— Утонул ты там, что ли? — крикнул Рэйварго. Голос его звучал насмешливо, но Веглао уловила в нём еле-еле слышные нотки страха.

Будто в ответ на его крик, метрах в пяти от плиты из воды вынырнула мокрая, блестящая голова Октая.

— Ух ты! — в восторге воскликнул он. — Тут глубоко, чёрт возьми!

Веглао разбежалась и прыгнула в воду рыбкой с такой силой, что коснулась локтями мягкого дна. Улыбаясь, она вынырнула, и тут же покачнулась на волне, которую поднял прыгнувший в воду Рэйварго.

— Чего ты? — шутливо возмутился он, когда вынырнул и увидел, что Веглао смеётся и остановиться не может. Октай улыбался, его зубы блестели, глаза смеялись.

— От тебя волна, как от парохода, — икнув от смеха, проговорила наконец Веглао.

— Ах, значит, я пароход? Ну, погоди! — и Рэйварго, сдвинув брови и вращая глазами, нырнул. Веглао быстро поплыла прочь, но спустя пару секунд ткнулась коленями в гладкую, широкую, скользкую от воды спину Рэйварго, проплывшего под ней. В следующий миг он вынырнул, и его смеющееся лицо оказалось прямо перед ней.

Они купались ещё долго, ныряли, пока не посинели губы, гонялись друг за другом. Несколько раз Веглао ложилась на спину и позволяла течению отнести себя немного дальше, а потом, когда ребята замечали её отсутствие и испуганно окликали её, со смехом плыла назад. Наконец, накупавшись, она вылезла обратно на плиту и растянулась на ней, чувствуя себя невероятно чистой, отдохнувшей и счастливой. Повернув голову, она смотрела на то, как Октай, сильными красивыми движениями разгребая воду, плывёт к пляшущему серебряному отражению половинной Луны, и, когда его тёмная голова оказалась прямо в центре сверкающего диска, она поняла, что сохранит этот миг в памяти на всю жизнь.