Ангел-хранитель (СИ) - Гаглоев Эльберд Фарзунович. Страница 4

Наклонился, пощупал пульс у зеленого. Жив вроде. Повернулся к белому. Тот уже пришел в себя и глядел на происходящее широко раскрытыми глазами.

По-разному представлял себе своего ангела-хранителя Никитка. Но точно не так. Не в виде бугая с побитой физиономией и размолотыми в кровь кулаками. Видел он его себе несколько благообразнее, что ли. Но этот бился так, что и княжьим богатырям не зазорно бы стало. Да другой с этой странной нелюдью бы и не справился.

Тварь быстро шла по следу. Глупые деревья пытались заслонить ей путь, но где там. Не раз и не два выходила она на охоту и теперь уверенно вышла к огромным елям. Те возмущенно зашумели, замахали ветвями, но след манил, и тварь, уклонившись от удара, проскользнула на поляну. И, увидев добычу, сразу прыгнула.

— Да какого… — подумал Юрка, падая на землю от подсечки, которую ему в лучших традициям русского рукопашного боя провел лежащий на земле белый. Но возмущаться времени не было. Прямо над головой его пронеслось нечто жуткое, развернулось и, разинув жвала, противно заскрипело.

Юрка выругался. Он всегда считал себя человеком с крепкой нервной системой, страшилки по видику смотрел, но все-таки для одного вечера это было чересчур. Белый уже стоял перед тварью, выставив вперед посох, и твари это явно не нравилось. Недовольство она демонстрировала путем активного мотания башкой или как там эта штука у неё называется. И вдруг сделала несколько шагов в сторону лежащего без сознания зеленого. Белый взвился в прыжке, перемахнул через совсем немаленькую тварюгу, успев шарахнуть её посохом по хребту. Резко запахло озоном, мерзость взревела, и с места бросилась на не успевшего утвердиться на ногах плясуна, тот ушел кувырком, и с какого-то невероятного положения вмазал своим посохом по ногам твари. Она подпрыгнула, поджав украшенные длинными когтями мускулистые конечности, и в прыжке хлестнула хвостом. Удар пришелся в болтающуюся руку белого и отбросил его на несколько шагов. Приземлился он ловко и на ноги встал быстро, но видно было, что ему тяжело. Бледное от боли лицо покрывали крупные капли пота. Тварюга атаковала и, нырнув под метнувшийся ей навстречу посох, вдруг цапнула его своими жвалами и, коротко взвыв, отшвырнула в сторону. Никитка рванул из-за пояса кинжал, но… Слабовато было это оружие против полной силы нечисти.

Тварь уже не торопилась. Древний враг был ранен, обезоружен. И сейчас она наслаждалась эманациями боли и страха, исходившими от него. Пугала его ложными атаками. Остальные не были ей страшны, их она сожрет позже. Наконец игра ей надоела. Тварь слегка напружинила задние лапы, готовя послушное тело к прыжку…

За новой схваткой Юрка наблюдал в некотором обалдении, и результаты ее парня совсем не вдохновили. Этот Никитка был явно свой. Человек. А вот тварюга. Такой мерзости Юрке видеть еще не доводилось. Мало того, что внешность мутантная. Хвост змеиный, башка паучья, туловище бычье, лапы кенгуриные. Да еще с когтями. Ненавистью от этой твари несло. Так что Юрка недолго размышлял, за кого драться будет. Идея бежать с поля боя в голову ему не приходила. Кровь-то казачья. И увидев, что худо пришлось плясуну, не поможет ножик-то, сомнет весом зверюга, пресек прыжок самым решительным образом, ухватив вражину за хвост.

Тварь в ярости развернулась. Но лишь для того чтобы схлопотать по башке, что настроения не прибавило и сознание несколько затмило. Она замотала головой, а Юрка, войдя в раж, с такой силой дернул за хвост, что отодрал широкое плоское костяное жало, венчавшее его. От страшной боли тварь прыжком развернулась, но нахала на месте не обнаружила.

Как ему в голову пришла мысль оседлать зверюгу, Юрка и сам не понял. Ни тогда, ни после. Но мысль оказалась удачной. Взлетев на спину, он по какому-то наитию ухватился именно за зеленое пятно, которое оставил на спине твари Никиткин посох, и пальцы вошли в него как в пластилин, но не вырвали, а впились прочно, ухватисто, и, поймав равновесие, Юрка с маху влепил увесистым кулаком прямо промеж двух костяных наростов, что венчали голову, и одновременно сильно сжал колени. Когда-то давным-давно, когда дед учил его объезжать коней, он заставлял Юрку подолгу держать коленями немалый камень. Рассказывал, что казаки так ребра могли непослушным коням ломать. Ребра зверюге он не сломал, но удовольствия явно не доставил, потому как та бодро стала скакать на месте, желая стряхнуть наездника. Юрка опять влупил кулаком. Не очень удачно, потому, что хоть прыжки на секунду прекратились, он раскровянил себе кулак. И тогда со зла ударил костяным жалом. Результат превзошел все ожидания. Жесткая кожа твари разошлась, исторгнув фонтан крови, скотинка запрыгала с удвоенной энергией, но вошедший в раж Юрка бил уже не останавливаясь, мечтая лишь об одном: чтобы зверюга кувыркаться не начала.

Никитка уже смирился с тем, что его ангелом-хранителем оказался молодой похмельный мужик с синяком под глазом. Но теперь происходящее не укладывалось ни в какие рамки. Чтобы ангел-хранитель подобно дикому куману, коня объезжающему, на нечисти смертоносной скакал и ее же хвостовым жалом по башке обхаживал, это знаете ли…

Впрочем, времени предаваться досужим размышлениям не было, и улучив момент, когда нечисть замерла на мгновение на месте, попытавшись цапнуть наездника за колено, Никитка метнул кинжал. В шею, туда, где раздвинулись непривычным движением пластины, укрывающие горло. Клинок вошел неглубоко, потому что треснутая по башке тварь резко оной дернула, и пластины сомкнулись. Никитка плюнул от злости. Не пустит корни глубоко клинок. Из раны вывалится. Заскрипев от боли зубами, встал Никитка и пошел. Работу свою доделывать. Ну и ангела своего хранителя выручать.

Сахсат со стоном сел и потер подбородок. У посланца Великого была крепкая рука, и челюсть болела. Но не было той самой давящей боли, что поселилась в голове после достопамятной раны. Той боли, которая в бою затопляла разум алым туманом, не дававшим отличить врага от друга. Этой боли не было.

Он огляделся и с удивлением обнаружил себя не у подножия престола Великого, а на той самой поляне, где бился и был повержен великим воином, который оказался не только умельцем простого боя, но и Великим Героем. А как иначе назвать того, кто восседает на спине кошмара из сказок, коим с детства пугают жителей Островов и чьи изображения остались еще в древних храмах. Тело быка, хвост змеи, голова и шея огнистого дракона не давали ошибиться — это был усбираг — проклятие ранних веков. А недавний противник Сахсата восседал у него на спине и пытался вскрыть горло его же хвостовым жалом. Именно так побивали этих тварей герои древности до тех пор, пока Превеликая Мать не подарила детям своим лунное серебро.

И, не обращая внимание на дурноту и головокружение, Сахсат вскочил на ноги, отыскивая взглядом Звенящую Сестру. Отлетел чехол, и секира блеснула лютым огнем, почуяв древнего врага. Она служила Дому Сахсата давно, не один век, и проклятую кровь признала сразу.

Сахсат почувствовал как задрожало верное оружие, желая боя. Ему не хотелось обижать Звенящую Сестру. И чувствуя отстраненность, приличную воину, а не крадущий облик человеческий гнев, шагнул к врагу, занося секиру

Тварь убивали, и она это понимала. И делал это человек, тот, кому надлежало стать добычей, как происходило прежде с сотнями воинов его племени. Он почти победил. Но почти не значит совсем, и, отгородившись от мук израненного тела завесой воли, тварь начала плести заклинание. Было трудно. Ноги проклятого сдавливали ребра все сильнее, мешая твари дышать, человек полосовал спину её же оружием, не давая ни секунды продыху. Но заклятье крепло, наливалось силой, и немного времени осталось этой козявке.