Хроники Корума (сборник) - Муркок Майкл Джон. Страница 28

— На какую же, господин Щул?

— ПРИНЦ Шул. Во-первых, Рыцарь не ожидает ни малейшей угрозы со стороны смертных. Подобно вадагам, Повелители Мечей стали в последнее время чересчур благодушны, господин Корум. А мы-то все куда-то стремимся, карабкаемся, падаем, расшибаемся… — Шул захихикал. — И плоскости продолжают вертеться…

— Неужели, вскарабкавшись на ту высоту, к которой так стремишься, ты не боишься сорваться?

— Конечно, нет! Мне нечего будет опасаться… по крайней мере, несколько миллионов лет. Ведь я могу подняться так высоко, что стану управлять всем многообразием миров во Вселенной! Стану первым действительно всемогущим и всеведущим богом! Ах, в какие игры смогу я тогда играть!

— Мы, вадаги, никогда не увлекались мистикой, — перебил его Корум, — однако, насколько я понимаю, все боги считают себя всемогущими и всеведущими.

— Нет-нет, есть определенные пределы. Некоторые божества — из пантеона мабденов — почти всемогущи в том, что касается этого народа. Например, Пес или Рогатый Медведь. Они способны распоряжаться, если захотят, жизнью и смертью мабденов. Однако ни о моих делах, ни тем более о делах Рыцаря Мечей они и представления не имеют. Тогда как Рыцарю Мечей ведома большая часть событий, происходящих в наших Пяти плоскостях, за исключением тех, что имеют место на моем замечательном, прекрасно защищенном острове. К сожалению, наступила Эра богов, господин Корум. Их очень много, больших и малых, они прямо-таки кишат во Вселенной. Когда-то было совсем иначе… Иногда мне кажется, что когда-то Вселенная прекрасно обходилась вообще без богов!

— Я тоже так думал когда-то.

— Это еще вполне может осуществиться. На то нам и дан разум, — Шул погладил себя по голове. — С помощью мышления создаются божества, а божества помогают развитию мышления. Должны же существовать такие периоды, — я называю их мимолетными — когда мысль просто отсутствует? Развитие разума или его отсутствие, в конце концов, совершенно не отражается на Вселенной! — глаза Шула сверкали. — А я попробую противопоставить нечто самой природе Вселенной! Я изменю все условия ее существования! Ты мудро поступаешь, помогая мне, господин Корум.

Корум нервно дернул подбородком: гигантский кроваво-красный тюльпан, почему-то весьма зубастый, щелкнул челюстями прямо у него перед носом.

— Я сомневаюсь в возможности этого, Шул. Впрочем, у меня ведь нет выбора.

— Вот именно. Или, по крайней мере, выбор твой очень и очень ограничен. Я всегда предпочитал не делать выбора по принуждению, сколь бы широкую перспективу ни разворачивали передо мной, господин Корум.

— О да, — иронично заметил принц, — ведь все мы смертны.

— Говори за себя, вадаг!

Часть III,

в которой принц Корум добивается невозможного и получает ненужное

Глава первая

СТРАНСТВУЮЩИЙ БОГ

Уйти от Ралины оказалось непросто. Когда он обнимал ее, она была холодна, как лед, и чрезвычайно напряжена. Глаза ее светились не любовью, а страхом и тревогой.

У Корума сжималось сердце, но выхода не было.

Получив от Шула весьма причудливой формы лодку, он вышел в море. Вскоре берег скрылся из виду. Никаких навигационных приборов у Корума не было, имелся лишь кусок природного магнита, по которому он и ориентировался, держа курс на Тысячемильный риф.

Будучи вадагом, он понимал, что ведет себя неразумно. Однако, встав на точку зрения мабденов, чувствовал, что поступает правильно. В конце концов, теперь он жил в мире мабденов и должен был научиться воспринимать его так же, как и они, если вообще хочет выжить. И кроме того — Ралина! Она была для него в жизни всем. Кроме того, Корум никак не мог поверить, что остался последним представителем своего народа. Раз колдуны вроде Шула обладают таким могуществом, значит, должны существовать и более могущественные силы. Природа порой преподносит невообразимые сюрпризы. Вращающиеся плоскости могут остановится или начать двигаться в противоположном направлении. А события минувших лет могут не только дать неожиданные результаты, но и восприниматься с точностью до наоборот. Корум намерен был во что бы то ни стало выжить и, живя, учиться всему новому.

«Вполне возможно, — думал он, — я еще обрету достаточные знания и силы, чтобы осуществить свою заветную мечту, — сделать этот мир вновь приемлемым для вадагов, а вадагов — для этого мира. Это было бы в высшей степени справедливо!»

Лодка была окована металлическими пластинами с асимметрично разбросанными, неизвестными Коруму изображениями. Металл этот слабо светился по ночам, испуская тепло, столь необходимое усталому путешественнику. Плавание явно затягивалось. Единственный квадратный парус суденышка был сделан из парчи, пропитанной неким загадочным, тоже светившимся во тьме веществом, которое, кроме того, заставляло парус самостоятельно менять галс. Коруму оставалось лишь сидеть, закутавшись в алый плащ, да время от времени сверяться со своим единственным «прибором» — куском магнитной руды, подвешенном на шнурке и имевшем форму стрелы, острие которой всегда смотрело на север.

Он много думал о Ралине, о своей любви к ней. Такой любви никогда прежде не бывало между вадагами и мабденами, и соплеменники Корума, скорее всего, с презрением отнеслись бы к его духовному «падению». Ну а мабдены сочли бы это самым обычным делом — влечением самца и самки. Однако это была настоящая любовь: Ралина была ему ближе всех вадагских женщин, каких он когда-либо знал. Он прекрасно понимал, что ее ум и утонченность чувств ничуть не уступают его собственным, а порой и превосходят их. Но порой даже догадаться был не в состоянии, что у нее на душе, не знал, как она воспринимает грядущую судьбу, как воздействуют на нее верования и суеверия, свойственные ее народу.

Ралина, безусловно, знала мир мабденов гораздо лучше, чем он. Возможно, ее сомнения, связанные с этим миром, были не напрасны… Ему же, Коруму, еще предстоит многое понять, многому научиться.

На третью ночь он все-таки уснул, держа свою новую руку на руле. А утром его разбудило яркое солнце, бившее прямо в глаза.

Впереди виднелся Тысячемильный риф.

Он расстилался, казалось, от одного края неба до другого, полностью закрывая горизонт. Похоже, среди острых, как клыки, скал, что вздымались из пенящихся морских волн, не было ни пролива, ни бухты.

Шул предупреждал, что найти проход на ту сторону этой гигантской гряды скал чрезвычайно трудно, и теперь Корум понял, почему. Это была не просто гряда скал. Риф представлял собой как бы единое целое, странный монолит, созданный не природой, а неким разумным существом в качестве препятствия, бастиона, способного защитить определенную часть моря от непрошеных гостей. Возможно, риф создал сам Рыцарь Мечей.

Корум решил плыть вдоль нагромождения скал на восток, надеясь обнаружить хотя бы крохотную бухточку, где можно было бы причалить, а потом, если удастся, волоком перетащить лодку через камни.

Он плыл четыре дня без сна и отдыха, однако так и не нашел ни бухты, ни пролива меж скал.

Легкий туман, чуть подсвеченный розовым, висел над водой, скрывая все вокруг. Корум старался держаться от Тысячемильного рифа подальше, ориентируясь по своему магниту и звукам прибоя. Вытащив нарисованные на пергаменте старинные карты, он попытался оценить сложившуюся ситуацию. Карты были сделаны довольно грубо и весьма приблизительно, но это были лучшие карты, что нашлись у Шула. Сейчас Корум вроде бы приближался к проливу, отделявшему риф от страны, значившейся на карте под названием Кулокрах. Шул оказался не в состоянии хоть что-либо рассказать о ней достаточно внятно, лишь сообщил, что населяет ее народ рага-да-кета.

Корум внимательно изучал по карте береговую линию, надеясь обнаружить хоть маленький заливчик, но тщетно. Вдруг лодку начало сильно качать, и Корум стал в изумлении озираться, пытаясь определить источник столь сильного волнения. Где-то далеко гудел прибой, потом послышался совсем иной звук — с южной стороны. Корум во все глаза всматривался в туман.