Мельин и другие места - Галанина Юлия Евгеньевна. Страница 43

— Значит, если они боятся нас, то мы победим! — воскликнул самый младший, я невольно улыбнулся.

Ночью мы не разводили костров, молча жевали сухие лепёшки. Молчали и горы, бой прекратился ещё до наступления темноты. И только у самых маленьких была надежда. Женщины заботились о детях, старики готовили оружие. Я точил и без того острый меч. Вжик — вжик, правильный камень вышибает искру, оружие плачет, вжик-вжик.

Мы поднялись засветло. Никто не командовал, просто все в одночасье стали огромным живым организмом. Да и то ведь у нас была одна общая цель. Теперь шли ни кого не ожидая, не сплачиваясь, в ком были силы забрели далеко вперёд, оставив слабых позади. Я шёл рядом с матерью, я видел как ей тяжело, но она шагала твёрдо, сильно прижав к груди Айгу.

— Мама, — спросил я, — почему ты не уйдёшь к людям?

Она посмотрела на меня долгим грустным взглядом:

— Я не могу, сынок.

— Почему же, разве они убьют тебя?

— Нет, не убьют.

— Будут пытать и ненавидеть за то, что ты жила среди орков?

— И пытать не будут, и ненавидеть, тоже, не станут. Может быть, будут сторониться, а мальчишки придумают, какое-нибудь, обидное прозвище, но некоторые просто станут жалеть. Можно и уйти в такие места, где никто ничего о тебе не будет знать, и потому болтать не будут. Мир людей огромен, Эрх.

— Тогда что держит тебя, ведь я знаю, по ночам ты иногда плачешь. Я думаю, ты тоскуешь по своему племени.

— Тоскую, и ещё думаю, о том, что стряслось с моими родителями и…

— И… моим отцом?

— Ты знаешь?!!

— Джер сказал мне, когда мы с ним прощались.

— И?

Я в ответ пожал плечами, давая понять, что у меня нет ответа на этот вопрос, пока нет:

— Ты не ответила мне.

— Я могу уйти. Я даже могу забрать тебя, ту причину, что не позволила умереть, когда Джер похитил меня. Но я не могу бросить Айгу, не могу поставить под угрозу жизнь того, что я ношу в себе.

— Мама.

— Обещай мне, если со мною что ни будь случиться, ты позаботишься о сестре.

— Я уже обещал отцу.

— Теперь мне.

— Обещаю.

Айга осмотрела на меня огромными и синими, как у матери, глазами:

— Братик.

— Обещаю, — повторил я.

Нас настигли на рассвете седьмого дня нашего бегства, в том месте тропа, словно специально становилась шире, как проглотившая кролика змея. Хорошее место для привала и… битвы.

Я впервые так близко увидел людей. Они поразили меня схожестью в лицах, оружием, которое так сильно отличалось от нашего, и одеждой. Одежда удивила меня больше всего, это было очень красиво, не то что наши шкуры, которые выделывали женщины и сами же шили. Всё это промелькнуло в моей голове и исчезло. Эти люди пришли не знакомится с нами, а убивать. Но я не увидел на их лицах ни жажды крови, ни свирепой жестокости, было такое чувство, что для них это не больше чем работа, которую нужно выполнить, хорошо и в срок. Мы застыли друг напротив друга и ждали. Мы — смерти, что могли сделать дети против опытных воинов? Люди ждали приказа убивать, кое-кто из них прятал глаза. Я понял им это не приятно. Они истинные рубаки, и не погнушаются ни каким боем, но с равным противником. А сейчас должна была состояться бойня. И мне вдруг подумалось, что ждать нельзя, нужно облегчить участь и нам и им. И выхватив меч, я бросился вперёд. Я никого не защищал кроме собственной чести и возможно чести людей. Это не было и храбростью, так, отчаянье загнанного в угол зверька.

За мной, как лавина за маленьким камушком, ринулись мои товарищи, впрочем, это даже с натяжкой, причем очень большой, нельзя было назвать лавиной, всего лишь маленькая струйка камней.

Я не помню самого боя, для меня он был лишь бешено стучащим в груде сердцем, казалось, весь мир вокруг перестал существовать, были только я и люди. Не знаю, уж получилось ли у меня убить кого-нибудь, пару раз мой меч доставал беззащитную плоть, но вскоре всё закончилось. Я только почувствовал, как из разбитый головы мне за шиворот потекла тёплая струйка, и всё померкло.

Я очнулся от того, что мне дали по рёбрам.

— Смотри, Харт, да это же человек! — надомною нагнулся рыжеволосый воин, он был без шлема, битва закончилась.

— Верно, — тот, кого звали Хартом, стряхнул с моего лица прядь давно не мытых, превратившихся в единую массу волос, — только грязный очень.

— Наверное, это сын той светленькой. Интересно, он по-нашему понимает?

— А ты его сам спроси.

— Эй, — почему-то повысив голос, начал воин, — ты наш язык знаешь? Он говорил, делая расстановку между словами, словно для дурачка.

Мне сделалось противно, и эти люди называли урукхаев зверьём.

— Не, по-моему, он форменный зверёныш.

— Зверёныш и есть. Что делать-то с ним будем?

— С собой заберём, человек все-таки.

— А там что, на ярмарках показывать будем?

Я оскалил зубы, они не были такими же острыми как у орков, как я жалел об это сейчас.

— Глянь, понимает, — рассмеялся Харт.

Я бы вцепился ему в руку, но в этот момент раздался крик:

— Не отдам!

Я вскочил на ноги. У края тропы над самым ущельем, куда и заглянуть то было страшно, стояла моя мать. На руках у неё по-прежнему была Айга, которая сейчас ревела во всё горло. Я пошатнулся, голова кружилась, всё вокруг было как в тумане, казалось камни, и мёртвые тела на земле подрагивают. Я почему-то не удивился и не испугался, увидев трупы, всё было таким не реальным, точно сон. Снов нельзя бояться, так учила меня мать. Люди бродили будто бы бесцельно, осматривая погибших.

«Неужели ищут кого?» — но я ошибся. Перевернув очередное тело, это был старик которого я звал Дел, воин тяжело вздохнул и всадил в грудь орку свой меч, после чего повернул из стороны в сторону, тело дрогнуло. Возможно, Дел был только ранен или же решил притвориться и переждать, я не знал. Но меня эта сцена настолько поразила, что в груди заклокотала ярость, но я сдержал себя, сдержал, кусая губы и втыкая себе в ладонь собственные ногти. Настанет время отомстить, но потом, сейчас, главное моё обещание, я должен спасти мать и Айгу. А моя мама заметила меня:

— Эрх!

К ней осторожно, не обращая на меня внимания, направился мужчина:

— Брось, — сказал он властно.

Но мать ещё сильнее прижала к себе дочь, та вновь закричала.

— Брось, и пойдём с нами, мы не причиним тебе зла.

Моя мать подвинулась к краю.

— Разожми руки, — с мольбой в голосе шептал мужчина.

— Нет.

— И мы вновь будем вместе. Твои родители будут так рады, узнав, что ты жива.

— Гаин, орки не убили твоего сына, — она указала кивком головы на меня, — неужели ты убьёшь мою дочь?

— Это мой сын?

Я стоял, замерев, слишком много событий, слишком много. Но почему сердце упорно при слове отец возвращало в памяти Джера.

— Вот видишь, он здесь, — говорила мать, и в её голосе была надежда. — Все эти долгие годы я жила ради него.

— И мы будем жить дальше, — мужчина подошёл на шаг ближе, — выбрось выродка.

Мать не ответила, только лицо её при этих словах сделалось очень спокойным, она сделал уверенный шаг вперёд и, замерев на краю, вдруг оттолкнувшись, бросилась вниз. Айга закричала.

Мужчина замер и выругавшись плюнул на землю. Потом направился ко мне:

— Сын.

Я поднял на него лицо, я не плакал, я просто чувствовал образовавшуюся внутри пустоту. Жгучую, точно след от удара кнутом. Она призывала заполнить её чем-нибудь, всем чем угодно, своей смертью, или чужой, не важно. В первое мгновение я хотел броситься следом за матерью, туда, где стих голос Айги. Но я неожиданно вспомнил своё тройное обещание, свою клятву позаботится о сестре. «А вдруг они ещё живы, — зародилась во мне безумная мысль, — вдруг я найду их там внизу? Может, их задержали ветви деревьев».

— Сын, — повторил Гаин.

— Я не твой сын, — ответил я твёрдо.

Вокруг начинали собираться войны, всем было интересно. Я не чувствовал враждебности с их стороны, скорее поддержку и сочувствие, они могли понять меня, ведь я был человек.