Время волков - Ворон Алексей. Страница 18

Занятый обычными делами, он старался не думать о том, что ждет его впереди. Но нужно заметить, что ничего плохого его не ожидало. Инир, сын Котлифа, стал теперь хозяином пещер, а вместе с ними и всего Поэннинского замка, потому что новый владыка Поэннина Гвидион сам назначил Инира своим преемником. Иниру теперь предстояло хозяйствовать в Поэннинских горах, и участи его позавидовали бы многие знатные юноши. А многие девушки с радостью согласились бы разделить его судьбу. Впрочем, о девушках Инир пока не думал, еще не осознав всю полноту свалившейся на него свободы. Он не находил себе места без Гвидиона, сходил с ума от волнения и страха за своего учителя, от небывалой ответственности, возложенной на него магом, но прежде всего от осознания того, что весь ход событий противоречит его представлениям о том, каково должно быть устройство мира. Разве может Хранитель Острова покинуть Верхний Мир, оставив его на попечительство мальчишки (а Инир, несмотря на свой уже далеко не детский возраст, все еще чувствовал себя ребенком, и будет чувствовать себя так всегда, пока будет находиться рядом с Гвидионом)?

Инир тоскливо осмотрелся, поднял опрокинутый сундук и принялся за уборку. Но хозяйничал он недолго, мысли о страннике, бредущем теперь по горным тропкам, одолели его. Что-то больно грустен был Гвидион, когда уходил. Может, стоит посмотреть в огонь или вызвать Видение? Что ждет его учителя в Ином Мире? Вряд ли Гвидион одобрит это, но ведь сам он желал, чтобы Инир был самостоятельным и взрослым. И вот взрослый Инир самостоятельно решил заглянуть в будущее. Что всегда давалось ему легко, так это пророчества — вдохновение являлось по первому зову. Но Гвидион почему-то не позволял ему часто заглядывать в будущее и давал весьма туманные пояснения причинам этого ограничения.

Инир спустился в большую пещеру, служившую некогда королевским чертогом. Вокруг было темно, все факелы загашены. Но свет Иниру и не был нужен, он знал эти пещеры, мог в темноте обойти их все, ни разу не споткнувшись. Центральная анфилада пещер соединяла древний зал королей с Поэннинским замком. Но сейчас Иниру не было надобности обходить свои владения. Он встал напротив каменного трона, не доходя десяти шагов до его потрескавшихся ступеней — древнее место пророков. Место Силы, как называли его друиды. Инир расправил плечи и закрыл глаза, прислушиваясь к вздохам камней и шепоту воздуха.

Инир запел грустную и мелодичную песню красивым, высоким голосом. Стены вздрогнули, услышав давно забытую мелодию, и заплакали. Горные слезы капали, звуки падающей воды рассыпались по закоулкам звонким эхом, смешиваясь с высоким голосом певца. Стены пещеры раздвинулись и исчезли вовсе. Инир стоял на вершине скалы, окруженный звездами, планетами и богами. Бескрайняя Вселенная приняла поэта. И все выше, к невиданным далям поднималась душа Инира, вознесшаяся собственным пением. Вдохновение вливалось в него благодатным звездным светом. Его голос становился все громче, темп мелодии ускорялся, она перерастала в волнующий боевой марш. Слова песни рождались вдохновением. За мгновение до того, как спеть их, Инир еще не знал их. Песня становилась все громче, тревожнее. Слова сплетались удивительными рифмами и открывали поэту будущее. И вот уже сияние счастья в глазах Инира сменилось тревогой, а через несколько мгновений Страхом. Напуганный собственным предсказанием певец смолк.

Инир рухнул с немыслимой звездной высоты на пол пещеры у подножия каменного трона. Он обессилел, его руки дрожали, на замок обрушилась внезапная тишина. Инир сжал голову руками и завыл от ужаса и сострадания к своему учителю. Молодой волшебник надолго впал в оцепенение, а когда оно прошло, он открыл глаза, и на мгновение в темноте ему померещился на каменном троне силуэт короля, держащего на коленях собственную голову.

Глава 5

Жрец Залмоксиса

Волчонок не ошибся, указывая путь. Перед нами раскинулся великолепный, древний, как сами боги, непостижимый и скрытный колдовской лес Бескрайний.

Нам больше незачем было таиться. В облике волков спокойно и благоговейно мы вошли в этот лес. Мы пробирались среди извилистых и переплетенных корней деревьев, чьи мощные стволы уходили высоко вверх, словно колонны в древнем храме. Раскидистые ветви образовывали своды, пышная листва закрывала небо, создавая полумрак. В редкие просветы проникали лучи солнца, в которых кружились золотые пчелки. Птицы приветствовали нас своим несмолкающим гомоном.

Мы входили на территорию очередных лесных хозяев-волков, извещая их воем и сообщая им о нашем намерении пересечь их земли. Иногда местная стая сопровождала нас. Волки бежали за нами на небольшом расстоянии, а когда мы покидали их владения, они прощально выли нам вслед, желая удачи.

Мы бежали по дивному лесу много дней и ночей, останавливаясь лишь для охоты и краткого отдыха. И вот, наконец, мы вышли к Великой Реке. День или два мы бежали без остановки, не перекинувшись ни словом, пока не добрались до Волчьего Дола.

Лежбище стаи расположилось в удобном месте, недалеко от берега реки. С одной стороны его защищала гора со множеством пещер и ходов, в которых и жили волки, с другой стороны — величественная река.

Было раннее утро, мы вышли из леса и спустились к пещерам. В это время волки спят, утомленные ночной охотой. Обычай извещать стаю о своем появлении бытовал во всех землях, и Волчонок коротко взвыл. Вот только был ли этот сигнал услышан и отмечен, я не знал. Мне показалось, что бдительность явно несвойственна этому племени.

Я хотел явиться в стаю волком, как и полагается уважающему себя оборотню. Но не тут-то было! Волчонок яростно воспротивился.

— Ты должен появиться, как бог, с мечом в руках, чтобы все сразу поняли, кто ты! — воскликнул Волчонок.

— Отлично придумано! Все сразу и поймут, что я враг, раз осмелился явиться к волкам с железным оружием, — попытался я спорить с мальчишкой. — Ты не успеешь даже рассказать волкам, кто я, как со мной будет покончено.

Но Волчонок стоял на своем: Залмоксису не нужно появляться в облике волка, он должен сразу поразить стаю своей божественной сутью. Боги не принимают волчье обличье, убеждал меня Волчонок. Уж мне-то было известно, что это не так, ведь я имел несчастье столкнуться с самой Римской Волчицей. Однако я не стал продолжать этот спор не потому, что мне хотелось произвести впечатление на его стаю, просто я чувствовал себя ужасно неловко в волчьем обличье с привязанным к спине Мечом, что делало меня смешным и неуклюжим. К тому же в таком виде мне было бы неудобно сражаться, если бы это понадобилось. А оставить Меч где-нибудь неподалеку означало лишиться главного аргумента моей способности защищать стаю от Звероловов или самому защищаться от стаи, в зависимости от того, какой будет их реакция на меня.

Подчинившись настойчивым просьбам Волчонка, я вышел на поляну перед пещерами, имея самый идиотский вид, какой только может придать себе путник, решивший поговорить по душам с волчьей стаей. На мне был короткий эллинский хитон и ворованный плащ, который я обернул вокруг себя на кельтский манер, поскольку другим способом крепить плащ так и не пожелал научиться. В руке я, как полагается, сжимал свой славный Меч — самое ненавистное для волков оружие.

Недовольные ранними гостями, волки неохотно выползали из своих пещер, озлобленно поглядывали в мою сторону и даже Волчонка обнюхивали с явным неодобрением. Я благоразумно встал спиной к дереву, чтобы в случае агрессии с их стороны иметь защищенным тыл. Волков становилось все больше, я уже сбился со счета, пораженный их количеством. Я и не подозревал, что бывают такие огромные стаи. Собственно говоря, люди живут большими сообществами, чем волки, а передо мной были все же люди, хотя и в зверином обличье.

Вперед вышел немолодой, крупный матерый с густой серой шерстью и внушительной осанкой. Отстав от него на полкорпуса, по обеим сторонам стояли два других зверя. Один из них, такой же крупный, только черный, всем своим видом выражал полную преданность вожаку и готовность разорвать по его команде любого чужака. А вторым зверем была изящная волчица с белоснежной шерстью. По напряжению ее сильного тела я видел, что она не менее опасный враг, чем остальные. А по ее глазам дымчато-голубого цвета, не частого для волков, я понял, что это сестра моего Волчонка. И эти прекрасные голубые глаза, такие очаровательные у Волчонка, у его старшей сестры горели яростью и были полны презрения. Остальные волки окружили меня и тихо рычали, ощерив острые зубы.