Ключ от бездны (СИ) - Горская Юлия. Страница 21
- Скорей, - оборачиваясь и показывая назад, выпалил он. – Идемте.
- Куда? Объясни толком! – потребовал Дрэвх.
- Когда вы уплыли, я увидел, как вспыхнули над скалами огни, потом покатились вниз, и угасли. Сахулл тоже видел и все пошли туда, а меня оставили, - он сконфуженно смолк, не находя больше слов.
- Идем, - кивнул Лахвар.
И скоро они уже пробирались по заваленному большими валунами берегу, быстро догнав собратьев.
- Искупались? – подозрительно недобро бросил Одрух.
- Цветок у меня, - похвалился Фархус.
- Поздравляю.
- Быстрее, - поторопил их встревоженный Сахулл. – Кажется мне, что случилось непоправимое.
В той самой скале, над которой появились странные искры, Стражи обнаружили глубокую пещеру. Внутри горел огонь.
- За мной, - позвал Сахулл.
Они вошли и увидели невилл, которые суетились над кем-то, лежавшем у самого костра. И вновь невольно очарованные видением прекрасных созданий, мужчины так и стояли бы, не в силах вымолвить ни слова, если бы одна из них не вскрикнула, заметив стражников.
- Что вам здесь нужно? – быстро оправившись от испуга, строго сказала она и направилась навстречу непрошеным гостям. – Разве вы не знаете, что в эту пещеру нельзя входить чужим?
- Начнем с того, что мы не чужие, - обиделся Дрэвх. – К тому же, нам показалось, что здесь кричали.
Девушка немного успокоилась, узнав Одруха, который был из ее родного племени.
- Рада, - что ты прошел испытание, - опустив глаза, проговорила она тихо.
- Спасибо, Лемаис, - улыбнулся тот. – Но, что же у вас произошло?
Красивое личико невиллы вновь стало испуганным.
- Крорис вдруг стало плохо, - поспешно заговорила она и вдруг замерла, увидев в руках Лахвара озерную лилию. – Зачем, - глаза девушка потемнели от страха, - зачем ты принес это сюда?
- Что? – не понял юноша. – Нимфею? Фархус сорвал ее…
- Сорвал?! – воскликнула она и бросилась к другим невиллам, которые тщетно пытались привести в чувство свою подругу. – Она умрет! Умрет! – закричала девушка. – Они погубили ее лилию!
- Что все это значит? – с раздражением спросил Фархус. – Мне кто-нибудь объяснит? В чем я виноват? – он подошел к той, что неподвижно лежала прямо на земляном полу пещеры. Она уже была мертва.
Горец, легко подняв еще теплое тело, перенес его на возвышение в глубине грота, и снова обратился к Лемаис:
- Скажи мне, почему?
- Так захотел Кхорх, - всхлипывая, ответила она. – Или, скорее, сама демоница. Мы живы, пока цветут в озере нимфеи, которые, как зеницу ока, обязаны стеречь Стражи, - невилла с укором взглянула на молодого человека.
- Я клянусь, что ничего не знал о лилиях! – воскликнул тот.
- Какое это теперь имеет значение? Особенно для Крорис? – с горечью спросила девушка, склонилась над умершей и снова заплакала.
Мрачный Фархус вернулся к собратьям.
- Наверное, надо сообщить об этом жрецу, - хмурясь, сказал Сахулл, окинув тяжелым взглядом грот с низкими сводами и земляным полом, где не было даже тех удобств, что показались ему скромными в доме Стражей. Очаг окружало шесть подстилок из трав. Глиняные чаши с похлебкой стояли прямо возле циновок, брошенных вокруг костра. – И именно так первосвященник представляет себе чистую жизнь непорочных дев, - добавил он едко. – Грезя об утонченной роскоши мхаров, он не хочет искушать их слабые души хотя бы постелью изо льна.
Ему никто не ответил. А невиллы, снова собравшиеся над той, что еще совсем недавно была полна жизни, запели над ушедшей подругой тоскливую песнь Смерти.
Глава 7
- Признаю, моя вина, - говорил жрец. – Но кто же мог знать, что так получится.
- И Стражам захочется нарвать цветов, - продолжил Фархус с сарказмом. – Понимаю, как странно это выглядит теперь, но ты обязан был предупредить нас.
Он осмотрел голые стены и каменное ложе с охапкой сухой травы. Келья, куда привел его служитель, была холодной и сырой. Ее унылый вид лишь усугублял то подавленное состояние, в котором находился сейчас горец. Он был не столько растерян, сколько зол на самого себя за то, что так досадно усложнил задачу, и отдалился от намеченной цели. Ужасная история о смерти невиллы стала известна жрецу лишь на следующее утро. Да, девушка умерла, и Фархус честно признался, что это он сорвал ту злополучную нимфею. И в свое оправдание, мог сказать только то, что ему не было известно о магических свойствах этих лилий, так связанных с невиллами.
- Кхорх простил тебе этот проступок, - продолжал служитель. – Но за гибель святой девы ты должен понести наказание. А пока верни мне нож и браслеты.
- Да, святейший, - отозвался стражник, отдавая перечисленные предметы, и присаживаясь на валун, видимо служивший здесь стулом. – Но если виноват не я один, почему заперли только меня?
- Я тоже буду наказан, - бесцветным тоном произнес жрец, будто собственная участь совсем не тревожила его. Впрочем, Хепи-Сах, казалось, вообще не умел выражать эмоции. И поэтому его слова не произвели на горца никакого впечатления.
- Долго мне здесь сидеть? – поинтересовался он. – Или меня убьют?
- Кхорх не решил еще.
Страж поднял голову:
- Ну, хорошо, святейший, ты все сказал, и, наверное, можешь идти.
- Да, - отозвался тот, но продолжал стоять.
И Фархусу вдруг почудилось, что в душе господина в серебристом хитоне происходит нечто, похожее на внутреннюю борьбу, что мало вязалось с образом этого странного человека. Но ему, поглощенному собственными душевными терзаниями, не доставало сейчас ни сил, ни желания сосредоточиться на чем-то, кроме личных переживаний. Обида на неудачный поворот судьбы весьма досаждала, делая невосприимчивым к подобным тонкостям.
- Уйди, - тихо проговорил Фархус.
Тяжело шагнув вперед, Хепи-Сах остановился и привычно застыл, а страж явственно ощутил, как волна острого неприятия поднялась в его душе. Этот сиплый, нечеловеческий голос, всегда закрытое лицо, замедленные движения, вызвали первоначальное отвращение и скрытый страх.
Еще ничего не понимая, он стиснул голову руками и почувствовал, как холодный водоворот тащит его куда-то и животный ужас перед близкой смертью наполняет сердце…
- Уйди, - простонал он.
На этот раз жрец удалился, закрыв за собой решетчатую дверь.
А Фархус поднялся, повинуясь странному желанию вернуть служителя и задать единственный вопрос, ответ на который внезапно пришел к нему именно сейчас. Но здравый смысл подсказывал, что Хепи-Сах не захочет открыться.
Не зная, чем занять себя, опустошенный и томимый тягостным предчувствием, горец улегся на жесткую кровать, отгоняя прочь неприятные мысли.
«Надо уснуть, уснуть, уснуть… как нелепо все получилось… а если первосвященник захочет убить и меня… нужно придумать что-то… придумать…»
Он провалился в тревожный сон, где плыл под водой с полыхавшим над ним огнем. Неясные тени мелькали вокруг. Все ближе и ближе. Пока чудовищная пасть не разверзлась перед ним…
Фархус очнулся, чувствуя, как бешено и больно колотится в груди сердце. Полежав и успокоившись, он прислушался. Вокруг стояла тишина, и определить, сколько прошло времени с момента его заточения, оказалось затруднительным. Но, насколько это было важно сейчас? Им никто не интересовался, значит, сиюминутная смерть ему пока не грозит. И то, что он оказался запертым здесь, может сыграть им с Лахваром на руку – чем меньше они будут привлекать к себе внимания, тем лучше. Что ж, теперь у него появилось время все спокойно обдумать. Ощущение потерянности прошло, как, впрочем, и чувство вины из-за смерти той девушки. Кем она была? Лишь первой жертвой в ужасной игре, что затеял первосвященник. Жалел ли ее Фархус? Да. Но кто был истинным виновником в гибели той, чья жизнь зависела от хрупкой жизни цветка?
Протирая глаза, горец поднялся и подошел к нише, где тускло горела улхурская лампа, стоял кувшин и горкой лежали сладкие лепешки.