13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Моэрс Вальтер. Страница 105

Но как бы то ни было, они по-прежнему оставались весьма и весьма несимпатичными существами. Жуткая физиономия, кривые желтые зубы, широкий оскал, выпученные глаза, слишком длинный язык, волосатые уши, пятнистые губы, рога, бородавки и ороговевшие шипы на теле продолжали украшать любого демона, и с этим ничего нельзя было поделать. Только они не сдавались. Самые тщеславные пытались отбеливать зубы, обесцвечивать губы, держать язык за зубами и не слишком таращить глаза. Они прятали рога под высокими забавными шляпами, заказывали одежду специального кроя — одним словом, делали все возможное, чтобы не выделяться.

Этот аспект и стал темой последующих историй Нусрама Факира. В сущности, он просто пересказывал бытующие в Атлантисе анекдоты про демонов (таких было, кстати, немало), только делал это с непревзойденным мастерством, украшая свои выступления великолепными пародиями и сатирой в адрес известных политических личностей, рассказывая такие подробности из частных областей демонической жизни, которые можно было узнать, только проникнув в ее святая святых. Он передразнивал пришепетывание демонов-рикш, неуклюжую поступь балинезийских теней-привидений и жуткий прищур японских мимигримов. Он прекрасно освоил все их диалекты: скороговорку яхольских висельников, неторопливый говор духов Рудных гор и шамканье ирландских болотных гномов.

Каждая из его миниатюр являла собой верх пародийного мастерства. При этом ему удалось не оскорбить ничьих чувств, он так беззлобно посмеивался над слабостями и недостатками своих в сущности добродушных земляков, что многочисленные представители демонической диаспоры хлопали громче всех.

Мои ответные выступления вряд ли заслуживают здесь подробного описания, хотя мне и удалось не ударить в грязь лицом. Шесть из одиннадцати раундов остались за ним, но по сумме баллов он не на много меня обогнал: у него прибор все время показывал очень высокий результат, у меня лишь немного пониже.

А потом нами овладела усталость. И публикой тоже. Нам обоим пришлось срочно сократить свои выступления, чтобы дать себе возможность чуть-чуть отдышаться и собраться с фантазией. Внимание и заинтересованность зрителей заметно ослабли, в зале поднялся шум. Многие выходили, чтобы пополнить запасы кукурузы и пива.

Поэтому в следующих двенадцати раундах мы оба не блистали, стрелка прибора ни разу не перевалила за цифру «пять». Истории все больше порастали бородой, а аплодисменты становились все жиже. Мы, не сговариваясь, прибегли к одному и тому же трюку — новому исполнению старого репертуара, травили известные байки, вяло перебирая одну тему за другой, стараясь беречь свои силы, как выдохшиеся боксеры, которые несколько раундов кряду висят друг на друге.

В следующих двенадцати раундах мне снова удалось обрести почву под ногами. А вот Нусрам Факир заметно скис.

Резервы. Я начал понимать, почему Смейк так настойчиво просил меня проиграть. На длинных дистанциях разница в возрасте, хочешь не хочешь, дает о себе знать. Я явно находился в лучшей физической форме, был моложе, мог дольше держать дыхание и имел более эластичные связки. Выплывшие наружу (естественно, заметные только профессиональному глазу) недостатки Факира привели меня в состояние эйфории. В общей сложности мы провели уже около шестидесяти раундов, набрав приблизительно равное количество очков. Я снова вошел в раж, истории сами собой приходили на ум, как во время моего первого поединка с пещерным троллем. Мало того, идеи в таком количестве роились у меня в голове, что мне приходилось объединять их по нескольку в одну, легкомысленно растрачивая материал, которого при других условиях хватило бы выступлений на пять. Публика тоже оживилась.

В общем-то это не шло ни в какие ворота — проявлять такую расточительность в отношении своего собственного репертуара, но что поделаешь, у меня было такое ощущение, что я открыл золотую жилу своей фантазии, и чем дальше я ее разрабатывал, тем бездоннее она становилась.

Я рассказывал о своих приключениях на острове Сирен, об уникальной способности выдувать из куска дерева чудесные вещи, о зубце, украденном мною с короны Нептуна, о лифте, в котором я ездил к центру Земли, о том, как собирал крокодиловы слезы на Амазонке, и о северном сиянии, которое лично рисовал на небе хвостом оседланной мною кометы. Я раскрыл публике секреты своей профессиональной деятельности, ведь я был и звездных дел мастером, и врачевателем икоты, и стражем экваториальной линии, и подводным полицейским, и парикмахером волн, и дирижером приливов. Я доверил им свой самый главный секрет — это именно я посолил океан, заморозил Северный полюс и засахарил Сладкую пустыню.

Я заливался соловьем, размахивал лапами, гримасничал и кривлялся в своем кресле так, что вернувшая наконец способность веселиться публика хохотала до изнеможения. И мои старания были оценены по достоинству. Стрелка прибора ни разу не опустилась ниже девяти баллов.

Нусрам тем временем еще больше сдал. Его истории и способ их представления все еще были на высоте, любой начинающий гладиатор позавидовал бы таким выступлениям, но мне как профессионалу было ясно: он экономит силы, значительно сократив движения, эмоции и жесты.

Мои силы тоже оказались не бесконечны, и понимание этого обрушилось на меня как снег на голову. Семьдесят пять раундов остались позади, перевес в мою пользу насчитывал не менее десяти. Начинать следующее сражение предстояло мне, и тут я почувствовал, что не могу раскрыть рта, от слишком долгого усердного говорения мой голосовой аппарат вышел из строя, в горле пересохло, язык распух и стал шершавым будто наждак. Но хуже всего было то, что такая же засуха наступила у меня в голове.

Там не осталось ни одной мысли.

И тут Нусрам задал мне жару.

Этого я от него никак не ожидал. Оказывается, все это время он водил меня за нос, преспокойненько дожидаясь своего часа и экономя силы для решающего броска. Я попался на удочку, как какой-нибудь неопытный новичок, лучшие свои идеи бесцельно растратил в предвкушении скорой победы, а он приберег свои на потом и теперь блистал ярче, чем в начале дуэли.

Я не учел двух вещей. Во-первых, грандиозного опыта, накопленного им за время своей гладиаторской карьеры, которая у него, между прочим, длилась в двенадцать раз дольше моей. Он не только успел рассказать тысячи своих собственных историй, но и выслушал не меньшее количество чужих, которые до поры до времени сохранял в памяти и теперь использовал в качестве источников новых сюжетов. А во-вторых, к моменту нашей с ним встречи он успел как следует отдохнуть. Целых шесть лет он не выходил на сцену, в то время как я весь последний год только и делал, что проводил одну дуэль за другой. Я выдохся, исчерпал себя, а он пришел с новыми силами и, главное, с новой тактикой гладиаторского боя, разработанной им во время покоя, новой формой презентации лжи, которую теперь как козырного туза достал из рукава.

Музыка. Он поднял руку, и на сцену вышла целая капелла вольтигорков, каждый из которых держал в руке причудливый инструмент. Я успел определить только две тролльторны, два флоринтских вольтробаса, одну стальную арфу, три поющие пилы, две дальнезамонианские труты, два тарабана и яхольский черепичный клавесин. Музыканты выстроились полукругом позади трона Нусрама и замерли в ожидании его команды.

Вот, оказывается, чем занимался Факир все время своего загадочного отсутствия: он брал уроки вокала, развивал голосовые связки посредством этой сценической дисциплины, дополнительно тренировал голос пением. Он не только сочинял новые истории, он придавал им музыкальное обрамление. Как бывший его поклонник, я не мог мысленно не снять перед ним шляпу. Он совершил еще один прорыв в гладиаторском спорте.