13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Моэрс Вальтер. Страница 88
— Га. Ну что у нее за волосы, — вздыхал Гемлут, возвращаясь с очередного свидания.
Он мечтал о девушке с самыми густыми на свете волосами. Странная мечта. Но что поделаешь, таков был его идеал. Только даже в Атлантисе, население которого порой отличалось крайней волосатостью, он не мог найти девушку своей мечты.
Винтовая башня. Со временем мы подыскали себе небольшую квартирку в районе Лиснатат: две комнаты, кухня и туалет, который нам, к сожалению, приходилось делить еще с несколькими зельцами, живущими на том же самом этаже. Жилище наше расположилось в одной из вавилонских башен, в так называемом винтовом небоскребе, которых в Атлантисе всего было пять. Эти гигантские сооружения в форме высоченного усеченного конуса, по внешней стороне которого винтом поднималась вверх огромная лестница, благодаря чему они и получили свое название, в свое время взялись возводить вавилонцы, но так и не закончили, бросив начатое дело на полпути, что вообще было свойственно их натуре и, вероятно, объясняло, почему им так не везло в торговле недвижимостью. А потом никто не хотел достраивать эти развалины до конца, поскольку они изначально не соответствовали принятым градостроительным нормам и не имели необходимых согласований и разрешений, и местные власти были вынуждены сдавать квартиры в небоскребах по самым низким, смехотворным ценам с одной лишь целью — не отдавать их на разорение крысехвостым.
Второй причиной невысокой квартплаты была наружная лестница. Добраться до своей квартиры можно было только по ней, и чем выше ты жил, тем, естественно, это было сложнее и тем умереннее была квартирная плата. Мы занимали квартиру на самом верху — ступень 24 802. Вид, открывавшийся оттуда на Атлантис, был невероятный. Ветер, который гулял сквозь незастекленные окна, тоже.
Тихими летними ночами мы с удовольствием сидели на ступенях и наблюдали за голубыми вспышками электрических разрядов, которые появлялись в городе постоянно. Целые улицы иногда на мгновение превращались в реки голубого огня, а мы сидели себе наверху как ни в чем не бывало, словно боги, облеченные неограниченной властью.
Были у жизни в вавилонской башне и другие положительные моменты — там нам, к примеру, никогда не приходилось скучать. Только самые отчаянные и отвязные существа Атлантиса не боялись селиться в этих трущобоподобных руинах, а соседство их отнюдь не всегда было приятным и безопасным. Пещерные тролли, карлики, зельцы и йети, грубый и примитивный народец без каких бы то ни было навыков общежития, окружали нас в небоскребе. Южнозамонианские карлики еженедельно играли свадьбы. Они менялись женами и мужьями, когда хотели, но каждый раз обязательно устраивали по этому поводу грандиозное гулянье, на которое приглашали всю родню и самый громкий из всех национальных оркестров. А музыку эти коротышки исполняли на дулдуффах, инструментах, напоминающих охотничий рог с вмонтированными в него бубенцами, по которым изо всей силы молотят железным смычком, одновременно выдувая дикие трели. Дулдуффы были такие длинные, что их приходилось высовывать в окна; это, правда, никого не смущало, поскольку дверей в доме все равно не было. Родня жениха и невесты изо всех сил старалась перекричать музыкантов, осыпая молодых самыми грязными ругательствами и проклятиями, что у южнозамонианских карликов считалось лучшим свадебным поздравлением.
Жаловаться на них никто не решался, так как никому не хотелось подвергнуться нападению целого табора коротышек и висеть потом вверх ногами в окне двухсотого этажа, слезно моля о пощаде, что однажды случилось с моим другом Гемлутом Гаванной, когда он в шесть утра попросил музыкантов хотя бы обмотать смычки носовыми платками.
Зельцы на нашем этаже, по всей видимости, были отъявленными мошенниками, потому что целыми днями дрыхли у себя в комнатах, сотрясая стены богатырским храпом, а по ночам принимали гостей, совместно с которыми совершали какие-то странные ритуалы, дубася кулаками по перевернутым ведрам. Когда же один из них отправлялся в уборную, то освобождалась она не раньше чем часа через три, и еще час потом в нее невозможно было зайти по причине отсутствия свежего воздуха. А уж звуки оттуда доносились такие, что лучше было слушать стук по перевернутым ведрам.
Йети, по сути вполне безобидные существа, имели дурную привычку бродить по ночам. При полной луне они наведывались в чужие квартиры и выбрасывали из окон всю мебель, которая только попадалась им под руку и проходила в оконный проем. Будить их при этом не рекомендовалось. Говорят, они могли рассердиться и отправить обидчика вслед за мебелью в то же окно.
Даже самое обыденное возвращение домой превращалось здесь в захватывающее, рисковое приключение. Особенно зимой, когда ступени лестницы покрывались льдом, а снежная буря хлестала в лицо и валила с ног, или летом во время грозы, когда приходилось увертываться от молний.
Окна и двери, как я уже говорил, не закрывались, поэтому коварные облака так и норовили залететь внутрь и пролиться дождем в гостиной, после чего преспокойненько отправлялись дальше. А во время грозы тяжелые грозовые тучи заполняли собой все пространство, и мы ничего не видели, пока они не разражались громом и молниями. Трудно представить, каким оглушительным может быть раскат грома, когда находишься в непосредственной близости от него. Однажды гром застал меня врасплох среди ночи, так у меня теперь то и дело ни с того ни с сего начинает звенеть в ушах.
Летом в жару мы наслаждались приятной прохладой, а вот зимой в гостиной лежал снег по колено. Тогда мы строили из него снежный дом и дожидались в нем прихода весны.
Так выглядело мое первое жилище, моя первая собственная квартира, оплачиваемая своими собственными деньгами (120 медных пирамидок в месяц), где, несмотря ни на что, я чувствовал себя в безопасности, ведь вампиры и крысехвостые к нам не совались — наверное, все же побаивались угрюмых громил с гигантскими кулаками.
Только когда начиналось землетрясение, а это случалось в Атлантисе не реже одного раза в неделю, мне хотелось переселиться в домик пониже. И пусть ни одно здание города еще не пострадало от подземных толчков, я не сомневался, что это вопрос времени, во всяком случае относительно винтовых башен — точно. Пол и стены в такие моменты ходили ходуном, изо всех щелей сыпалась штукатурка, а мебель путешествовала по квартире, как будто жила своей собственной жизнью. Находиться на лестнице и вовсе было смертельно опасно, я лично дважды чуть не сорвался вниз.
Гаянская пиццерия. Первым рабочим местом, где я научился чему-то полезному, а именно готовить, стала гаянская пиццерия. Шеф-повар и одновременно владелец ресторана, толстопузый гаян по имени Цакоб Йоа, был настоящим мастером своего дела, за что натифтофский союз гурманов-любителей целых четыре раза награждал его золотой поварешкой.
В меню ресторана значились не только пиццы — те предназначались в основном для торговли навынос и выпекались на глазах у покупателей. А вот на кухне готовили настоящую еду для постоянных клиентов, гурманов, способных ради этого удовольствия как следует раскошелиться.
Здесь я научился правильно вымачивать свинину в пиве, доводить до кондиции в кипящей воде телячьи почки, сервировать артишоки и устрицы (с гарниром из смеси рубленого шпината, сыра с плесенью и сухарей). Цакоб показал мне единственно верный способ приготовления спагетти (сначала варишь 12 минут в кипящей воде, потом, не обдавая холодной водой, просто вываливаешь в дуршлаг, затем, уже на тарелке, добавляешь немного масла, два сырых яичных желтка и одну измельченную дольку чеснока) и метод длительного вываривания (как минимум пять часов) ослиных хвостов, чтобы мясо потом отделялось от костей без ножа. Со временем я постиг и такие нюансы кулинарного мастерства, как приготовление соуса из яиц и красного вина или подготовка мяса для отбивной (отбивать его можно только тупым концом ножа, ни в коем случае не специальным ребристым молотком), какой сыр лучше всего подходит к сырной траве (южнозамонианский пекорино с розовыми прожилками) и как правильно есть цыпленка (руками). Цакоб не только знал рецепты всех известных в Замонии блюд, но и был посвящен во все тонкости этикета и культуры приготовления и поглощения пищи. Одним словом, он был ходячей кулинарной энциклопедией, мог быстро сосчитать калории любого существующего и несуществующего блюда, ведь в свободное время он занимался изучением истории кулинарии. Он знал названия всех забытых к тому времени продуктов и трав. Так, например, когда-то существовала приправа под названием «пельверин», с помощью которой любому продукту можно было придать какой угодно вкус. Ее готовили из корней синистепельва, растения, которое потом полностью уничтожили зельцы, они почему-то решили, что его возделывает сам дьявол. Цакоб рассказывал мне и о деревьях с плодами, содержащими натуральный йогурт, о легендарных ягодах-великанах размером с воздушный шар, о земляных пастилках, небольших шариках из торфа, по вкусу напоминающих поджаренные бананы.