Человек из Санкт-Петербурга - Фоллетт Кен. Страница 21

А ты не очень-то скор, Уолден, подумал Феликс удовлетворенно.

Наступила полночь, но Вест-Энд был полон огней, повсюду оживленное движение. Множество полицейских, но ни одного велосипедиста: Феликс теперь слишком бросался в глаза. Он подумал было оставить велосипед и пешком вернуться в Кэмден-Таун, но не был уверен, что одолеет этот путь: он быстро терял силы.

От Трафальгарской площади он поехал по Сент-Мартин-Лейн, а потом свернул на боковые аллеи, где располагались театрики. Одна из темных улочек вдруг осветилась – это раскрылась дверь какого-то театра, и из нее вывалилась компания громко хохочущих актеров. Чуть поодаль он услышал стоны и вздохи – какая-то парочка занялась любовью в подъезде.

Он въехал в район Блумсбери. Здесь было гораздо тише и темнее. Проехал к северу по Гоуэр-стрит мимо классического фасада опустевшего университета. С неимоверным усилием заставлял он себя крутить педали, все его тело отзывалось болью. Дотянуть бы еще одну-две мили, думал он.

Чтобы пересечь забитую транспортом Юстен-Роуд, ему пришлось слезть, с велосипеда. Свет автомобильных фар слепил его. Зрение стало расплывчатым.

За вокзалом Юстен он вновь сел на велосипед. Неожиданно почувствовал, как закружилась голова – это его ослепил уличный фонарь. Переднее колесо велосипеда дернулось и уткнулось в край тротуара. Феликс упал.

Так он и лежал на земле, почти без сознания и без сил. Открыв глаза, увидел приближавшегося к нему полицейского. С огромным трудом встал на колени.

– Здорово напились? – спросил полицейский.

– Потерял сознание, – чудом выговорил Феликс.

Взяв его за правую руку, страж порядка поднял его на ноги. Боль в раненом плече привела Феликса в чувство. Он старался не вынимать кровоточащую правую руку из кармана.

Принюхавшись, полицейский произнес:

– Гмм. – Обнаружив, что от Феликса не пахло алкоголем, он стал дружелюбнее. – Ну, как, справитесь?

– Через пару минут.

– Вы ведь иностранец? Полицейский заметил его акцент.

– Француз, – сказал Феликс. – Работаю в посольстве. Тут полицейский стал еще любезнее.

– Может вызвать кэб?

– Благодарю вас, не надо. Мне совсем недалеко. Полицейский поднял велосипед.

– На вашем месте, я бы не садился на него, а пошел пешком.

Феликс взял у него машину.

– Я так и сделаю.

– Отлично, сэр. Бон нуи.

– Bonne nuit [2], офицер, – Феликс с натугой улыбнулся.

Толкая велосипед левой рукой, он пошел прочь. На следующей улочке сверну и сяду передохнуть, подумал он про себя. Обернулся через плечо и увидел, что полицейский смотрел ему вслед. Он заставил себя шагать дальше, хотя ему неимоверно хотелось просто взять и лечь. В следующем переулке, решил он. Но дойдя до него, не остановился, думая, нет, лучше в следующем.

Вот так он и добрался до дома.

Казалось, прошло много часов прежде, чем он очутился перед высоким, с балконами, зданием в Кэмден-Таун. Из-за тумана ему пришлось долго всматриваться в номер двери, чтобы убедиться, что он не ошибся домом.

Чтобы пройти в свою комнату, ему надо было спуститься вниз по нескольким каменным ступенькам. Прислонив велосипед к металлическим прутьям ограды, он открыл маленькие воротца. А затем совершил ошибку, пытаясь скатить велосипед вниз по ступеням. Выскользнув из его рук, машина с грохотом упала на камень. Через секунду в дверях показалась его хозяйка, Бриджет, в накинутой на плечи шали.

– Какого черта здесь происходит? – крикнула она.

Ничего не отвечая, Феликс опустился на ступени. Он решил посидеть так, не двигаясь, пока не соберется немного с силами.

Бриджет вышла на улицу и помогла ему подняться.

– Вы слишком много выпили, – сказала она. Поддерживая его на ступеньках, подвела его к двери на первом этаже.

– Дайте-ка ваши ключи, – сказала она.

Феликсу пришлось доставать ключ, лежавший в кармане брюк, левой рукой. Он отдал его ей, и она открыла дверь. Они вошли внутрь. Пока она зажигала свет, Феликс так и стоял посередине крохотной комнатки.

– Давайте-ка снимем пальто, – сказала она.

Он позволил ей сделать это, и тут она увидела кровавые пятна.

– Вы дрались?

Феликс подошел к кровати и лег на матрас.

– Похоже, вас здорово отделали, – сказала Бриджет.

– Верно, – произнес Феликс и потерял сознание.

Он пришел в себя от нестерпимой боли. Открыв глаза увидел, как Бриджет промывает ему рану чем-то, вызывавшим нестерпимое жжение.

– Рану на руке надо зашить, – сказала она.

– Завтра, – с трудом выдохнул Феликс.

Она заставила его сделать несколько глотков из чашки. То была теплая вода с джином.

– Бренди у меня нет, – объяснила Бриджет.

Он безвольно лежал, позволяя ей перевязывать его.

– Я могла бы позвать доктора, только заплатить я не смогу.

– Завтра. Она поднялась.

– Утром приду взглянуть на вас.

– Спасибо.

Она вышла, и тогда Феликс позволил себе предаться воспоминаниям.

Вот он в книжной лавке, читает брошюру Кропоткина. Лавка пуста. Владелец ее, старый революционер, получал свой доход от продажи романов состоятельным дамам, а в глубине магазинчика тайно хранил подпольную, запрещенную литературу. Именно там и проводил долгие часы Феликс.

Тогда ему было девятнадцать. Его вот-вот должны были исключить из престижной Духовной Академии за пропуски занятий, недисциплинированность, длинные волосы и общение с нигилистами. Он был голоден и безденежен, а скоро станет и бездомен, но все равно, жизнь казалась прекрасной. По-настоящему его волновали лишь идеи, а тут он каждый день узнавал что-то новое из области поэзии, истории, психологии и – больше всего – политики.

Когда он впервые услышал анархистские лозунги, они ему показались смехотворными: собственность есть грабеж, правительство есть тирания, анархия есть справедливость. Но стоило лишь подумать как следует, как они удивительным образом начинали казаться не только правильными, но и потрясающе очевидными. Невозможно было оспорить взгляды Кропоткина на законность. Ведь в родной деревне Феликса не нужно было никаких законов, чтобы предотвратить кражи: там, если один крестьянин крал у другого лошадь, стул или вышитый женой тулуп, это становилось известно всей деревне, и вор вынужден был вернуть украденное. Настоящим грабежом был сбор подати помещиком, и вот этот грабеж осуществлялся с помощью полиции. То же самое происходило и с правительством. Крестьяне не нуждались ни в чьих указаниях по поводу того, как и в каком порядке обрабатывать земли своей общины: они решали это между собой. Но вот обработка помещичьих владений требовала вмешательства администрации.

Зачитавшись Кропоткиным, Феликс не заметил, как в лавку вошел кто-то и остановился рядом с ним. Вдруг вошедший выронил книгу, и Феликс потерял нить рассуждений. Оторвавшись от брошюры, он увидел книгу, лежавшую на полу около длинной юбки покупательницы, и механически нагнулся, чтобы поднять упавший томик. Протянул его, и тут только увидел ее лицо.

От изумления у него перехватило дыхание.

– Боже, да вы ангел! – произнес он с чистейшей искренностью.

Это была миниатюрная блондинка в меховой шубке бледно-серого цвета в тон ее глаз. Весь облик ее был бледным, светлым, чудесным. Он подумал, что никогда ему не увидеть женщины прекрасней. И оказался прав.

Она взглянула на него и залилась краской, но глаз он не отвел. Невероятно, но было впечатление, что и ее в нем что-то привлекло.

Он бросил взгляд на ее книгу. То была «Анна Каренина».

– Сентиментальная чушь, – сказал он. И тут же пожалел, потому что произнесенные вслух слова разрушили возникшую было магию. Она взяла книгу и отвернулась. Он увидел, что ее сопровождала служанка, так как она, отдав той книгу, вышла из лавки. За книгу расплачивалась служанка. Посмотрев в окно, Феликс увидел, как молодая дама усаживалась в коляску.

Он спросил у владельца магазина, кто она такая Узнал, что звали ее Лидия, и что она была дочерью графа Шатова.