Бабье царство. (СИ) - "Анатоль Нат". Страница 28

— Почему ты открываешь городские ворота ночью? — неожиданный негромкий голос баронессы, прозвучавший чуть ли не шёпотом, прозвучал для Маши с Силантием от неожиданности чуть ли не громом с ясного неба.

— Да какие там ворота, — раздражённо отмахнулся тот на неё рукой. — Так, калиточку в створке приоткрою, чтоб только пробраться могли. Что я, не понимаю что ли. Дело то молодое. Девкам то невмоготу сидеть одним там в долине. Вот ты бы высидела бы одна, без мужика, чуть ли не полгода? — неожиданно насел он на незнакомую молодую девчонку, сидящую рядом с Машей и вздумавшую его, старика, учить.

— Вот то-то же, — сразу же удовлетворённо заметил он, даже не ожидая ответной реакции. — Учить, вы все горазды, соплячки, а как меж ног запечёт, так мухой полетите и в город, и из города. И не посмотрите, что до него добрый десяток вёрст пёхом.

Маша, бросив недовольный взгляд на задумавшуюся о чём-то баронессу, никак не прореагировавшую на последние слова старика, поспешила успокоить старого воротного стража в том, что она постарается угомонить разгулявшихся девиц и в ближайшее же время, наведёт порядок.

— О чём задумалась? — не выдержала она молчания, установившегося после того, как они уже миновали городские ворота, и ворчливый старик скрылся в своей будке.

— Мне кажется, или на других воротах иные порядки? — вопросительно взглянула на неё баронесса.

— Такие же, — беззаботно махнула рукой Маша. — От кого таиться. Ноябрь — самое спокойное время в году. Все враги уже на зиму по своим щелям забились. Ты чего? — удивлённо посмотрела она на возмутившуюся непонятно с чего баронессу. — Кругом же всё спокойно.

Поэтому, и отношение такое. И калиточку тебе откроют ночью, и сидит здесь на вратах не пара десятков стражников, настороженных и вооружённых до зубов, а старик Силантий Воротный. А единственный десяток, приданный ему для охраны и порядка, пьянствует целыми днями в трактире по соседству. В том, что ты могла видеть справа от ворот. Вроде, как и на месте, а всё ж и в кабаке сидят, пиво пьют. Вроде и захудалый кабак, а пива здесь продаётся едва ли не больше, чем во всех остальных вместе взятых. У местной стражи это место даже так и называется "Санаторий". Правда, — с ясно видимым сожалением заметила Маша, — пиво не наше, а Старостино. Его кабак, его и пиво. Сколько Сидор не пытался внедриться сюда с нашим пивом, самых лучших сортов, ничего у него не получилось. Не хочет Староста делиться доходами, своим пивом торгует. Хоть и плохое, а другого поблизости всё равно нет, — пояснила Маша, недовольно поморщившись.

— Вы здесь что, все идиоты? Какое пиво? — удивлённо распахнула глаза Изабелла. — А ящеры? Граница же рядом. А амазонки? Которым только этим летом дали по морде и они жаждут реванша? Реки ещё не встали, льдом не схватились. В любой момент их десантные лодьи могут оказаться здесь у вас под стенами города. Вы тут все, что? С ума посходили?

Мне показалось, или же когда полгода назад мы впервые попали в город, никакого трактира возле ворот не было? — вдруг неожиданно задумчиво посмотрела она куда-то в сторну от ворот.

— Нет, не показалось, — сердито огрызнулась Маша. Непонятная вспышка какой-то девчонки её серьёзно рассердила. Ишь, салага, ещё будет её учить. — После того, как мы наладили тут производство шикарного пива, всяческие ресторанчики, кабачки, да трактиры, растут в городе, прямо, как на дрожжах. Только за время после твоего у нас появления пять таких кабаков появилось. Староста правда, шельмец, пользуется тем, что у него денег полно и связи в Управе, вот и наоткрывал себе кабаков на самых ходовых местах, прям возле всех четырёх въездных ворот.

— А пятый? — перебив насмешливые восторги Маши, непонятно с чего вдруг насторожилась баронесса.

— Пятый? — задумалась надолго Маша. — Даже не знаю. Ребята говорили, что где-то в районе арсенала открылся. Корней, как-то ругался, что теперь стражники вместо того, чтобы стражу нести, будут сидеть по кабакам, пиво пить. Ну да об этом пусть болит голова у их борова начальника. Его это печаль. Пусть так стражу организовывают, чтобы они по кабакам не сидели. Не наладит, снимем, к едрене фене. Его об этом раз уже предупредили, так что если не исправится, то в ближайшее же время слетит со своего поста, как фанера с городу Парижу.

Изабелла, никак внешне не отреагировав на рассуждения Маши, так и продолжала смотреть вокруг каким-то задумчивым, рассеянным взглядом.

— Удивительно, — хмыкнула она, поворачиваясь к Маше. — В городе не менее десятка ворот, а за последние полгода я въезжаю и выезжаю исключительно только через эти, южные, как будто других и нет. Прям, наваждение, какое-то.

— Да уж, — кивнула своим мыслям и Маня. — У меня то же самое. Как куда ни ехать, так почему-то постоянно через южные ворота дорога идёт. Прям, наваждение какое-то, — так же рассеянно глядя по сторонам, пробормотала она.

Недоумённо повернув лицо к сидящей рядом баронессе, она неожиданно весело и заливисто рассмеялась, глядя на хохочущую рядом Изабеллу.

Отсмеявшись, они уже с большим удовольствием стали посматривать по сторонам, любуясь окружающими пейзажами.

— Всё же предзимье самая красивая пора в этих местах, — тихо и задумчиво проговорила Изабелла, глядя по сторонам. — Нигде я такой красоты не видела. В моих краях оно как-то всё более яркое, пышное. Здесь же всё какое-то милое, тихое и умиротворённое.

— Да уж, — вздохнула Маша, — хорошо у нас. Ни машин тебе, ни заводов разных вонючих. Лепота!

Изабелла, бросив недоумённый взгляд на Машу, никак не прокомментировала её высказывания, хотя видно было, что она ничего не поняла из сказанного. На какой-то краткий период в коляске установилось молчание, которое неожиданно было нарушено воплем со стороны.

— Марь Ванна! — раздавшийся рядом голос разом стряхнул, с обеих путешественниц, начавшую было их охватывать сонную одурь. — Марь Вана!

— Да пусти ты чёрт нерусский, — начал ругаться всё тот же голос, явно с кем-то воюя. — Пусти, тебе говорят, а то сейчас, как дам меж ушей, так все зубы повыпадают!

— Марь Ванна, — теперь уже благим матом вопила какая-то пёстро одетая бабёнка, непостижимым образом просочившаяся уже непосредственно к самой коляске.

— А-а-а, — протянула Маша, широко и открыто разулыбавшись, явно признав прорывавшуюся к ним бабёнку. — Глаша! Не чаяла тебя видеть столь рано и так далеко от города.

— Да уж, — довольно откликнулась Глаша и тут же набросилась на плотно державших её уже за руки ящеров. — Да убери ты свои лапы, ящер нечеловеческий.

— Убери, убери, — усмехнулась Маша, кивнув двум ящерам, жёстко взявшим в коробочку красивую молодку.

— Ну Машка, ты и забурела, — радостно проорала молодка, забираясь в коляску и, безцеремонно пододвинув баронессу в сторону, устраиваясь рядом с ней на диване.

Повертевшись, как егоза, пару минут, она наконец-то угнездилась, облегчённо вздохнула и неожиданно натуральным образом затарахтела:

— Второй день тебя ищу! Второй день! А ты всё где бродишь? Твои шалавы в банке говорят, что без тебя ничего не могут решить, а тебя всё нет и нет. Как так можно! У меня все сроки вышли, а они говорят, что без тебя никак.

— Безобразие! — яростно хлопнула молодка ладонью по обшивке дивана, так что даже поднялось небольшое облачко пыли, каким-то непостижимым образом набившейся туда.

— Глашка! — мгновенно оборвала её болтовню Маша, не дав развить эту тему. — Ты говори, что надо и проваливай, а то мы тебя увезём далеко, далеко от города, и там бросим на пару дней, чтобы ты только не тарахтела, как трендец.

— Денег надо, — сразу успокоившись, заявил Глашка. — Срочно надо денег. Юлька Трофимова, ну, Корнеевского сотника Епифана полюбовница, — тут же уточнила она, — у контриков материи раздобыла, закачаешься. Лён! Чистый лён! Почти даром! Надо срочно выкупать, пока всё бабы не расхватали, а денег, как ты знаешь, у меня всегда нет. А пособие, — присвистнула она, безнадёжно махнув рукой, — ждать ещё недели две, не менее. Так что, деньги давай, а то уйдёт материал, хоть Юлька и обещала пару дней подождать, пока я с тобой не поговорю. Но ты же её знаешь…