Стёртые буквы - Первушина Елена Владимировна. Страница 27

В нетерпении он вскочил на ноги, и от резкого движения Ксанта покачнулась на своем насесте. Мысли и душа Андрета тут же совершили новый кульбит — он бросился вперед, чтобы подхватить женщину. Позже он не раз думал, что если бы ему это удалось, все решилось бы тут же, в полях, мгновенно и непоправимо. Но прежде, чем он успел что-то сделать, Ксанта восстановила равновесие, улыбнулась Андрету и легко соскользнула на землю.

— Ну что, пора расходиться? — спросила она.

— Да… — Андрет с трудом овладел собой и перевел дух. — Да, я, пожалуй, пойду в храм. А ты сможешь сама добраться до «Рыбы»?

— Думаю, да.

— Тогда до вечера. На закате мы встречаемся у амбаров с Киури, помнишь?

— Да, конечно!

— Тогда прощай!

Он поспешно отвернулся и зашагал к озеру, оставив женщину на перекрестке. Теперь он был донельзя зол на себя. Происшествие у ограды заняло всего несколько мгновений. Но за эти мгновения Андрет ясно почувствовал, что не может доверять себе, а скоро, вероятно, не сможет и уважать себя. Он понимал, чего хочет, и уже почти этого не стыдился.

9

Как-то раз, в начале весны, Андрет, по своему обыкновению, подслушивал и подглядывал в храме Тишины (кстати, очень подходящее занятие для этого места, и порой Андрету казалось, что маленькая черепашка в корзинке молча одобряет его). Он прислушивался к долетающим со двора звукам — жрица сегодня особенно долго школила девиц и, по мнению Андрета, на сей раз чересчур к ним придиралась. «Ну, где твой удар? — то и дело доносилось до его ушей. — Кончай ноги беречь!» В тот вечер они разучивали что-то очень бодрое и дробное, почти маршевое.

Наконец танцы закончились, девицы и Ксанта сели на край бассейна, опустив натруженные ноги в воду. Обычно в такое время черепашка тоже решала искупаться и выписывала круги по бассейну, касаясь девичьих стоп своим грубым, в гребенчатых наростах панцирем. Потом он услышал голос Ксанты:

— Ну ладно, поговорим о важных вещах. Через месяц, когда закончится починка кораблей, ваши семьи будут устраивать обеды для корабельщиков и матросов на родовых верфях, и вы вместе с братьями должны будете петь песню о двенадцати сестрах. Надеюсь, все об этом помнят?

— Почему мы должны петь для них? — пискнула одна из девиц.

— Традиционный вопрос, — отозвалась Ксанта. — И, разумеется, на него существует традиционный ответ. Потому что все, кроме рыбы, в Венетту привозят морем. Каков титул твоего отца?

— Тот, кто режет Хлеб, — ответила девушка.

— А титул твоей матери?

— Та, что месит Хлеб.

— Так вот, когда следующий раз будешь жевать хлеб, вспомни свой вопрос и сразу найдешь ответ. Скажи спасибо, что тебе не приходится, как в старые времена, танцевать с капитаном корабля «Петуха и Курицу». И кстати, поверь мне, лучше спеть пару песен за столом, чем все лето вить канаты или гнуть спину на полях.

Девушки захихикали.

— Ну, хорошо, — Ксанта подняла руку, призывая своих учениц к молчанию. — Давайте все же поговорим о песне. Я не сомневаюсь, что все вы знаете ее наизусть. Но также вам наверняка известно, что это старый язык, и сейчас даже здесь в Венетте знают из него всего несколько слов. А я, чужестранка, и вовсе ничего не понимаю. Так что будьте добры, расскажите мне, о чем она?

— О двенадцати сестрах, которые не хотели выходить замуж, — снова подала голос одна из девушек.

— А почему? Наступила тишина.

— Они боялись, — раздался наконец неуверенный девичий голос.

— Чего боялись?

— Ну… боялись мужчин. И… что будет больно. Снова смущенные смешки.

— Так это действительно поначалу больно, — спокойно сказала Ксанта. — Так что они правильно боялись. Это как вино или соленый огурчик — дай ребенку попробовать, скуксится и убежит. А как распробует — за уши не оттащишь. Но напомните мне, что было дальше.

— Они бежали. Бежали от своих женихов — принцев своей страны, через море, сюда в Венетту и спрятались в Храме Дариссы и просили ее о заступничестве, — голос девицы звенел от гордости, ей явно было приятно, что она может щегольнуть хорошим знанием преданий родного города.

— Оно было им даровано?

— Да, горожане приняли девиц под свое покровительство и поклялись отстоять их честь. Но когда женихи подступили под стены Венетты со своими войсками, оказалось, что вместо стража у ворот города стоит сам Айд, муж Дариссы. Он велел захватчикам убираться восвояси, ибо никто не должен принуждать женщину взойти на брачное ложе против ее воли.

— Это все хорошо запомнили? — спросила Ксанта, и Андрет явственно расслышал смешок в ее голосе.

— Запомнили… — ответили девицы хором.

— Ладно, рассказывай дальше, — обратилась Ксанта к умнице.

— Когда женихи не согласились отступиться, Айд обрушил на их корабли громы и молнии, и все они погибли, — продолжила рассказ девица. — И тогда Айд произнес свой второй приговор. Он повелел всем двенадцати непокорным девицам найти себе женихов в городе. Тогда они снова взмолились Дариссе и просили избавить их от замужества. Тогда Дарисса тоже спустилась к воротам города и вступила в спор с Аидом…

— Подожди минутку! — прервала девушку Ксанта. — Теперь я тоже могу кое-что вам рассказать. Дело в том, что эта часть истории хорошо известна и в других землях, и когда я жила в Ларчике, мне доводилось видеть представления в Храме Айда. При случае, если будете за перевалом, обязательно попросите, чтобы вас сводили туда. Это запоминается на всю жизнь. Сам Храм прекрасно убран, горят сотни факелов. На стенах и на полу — тысячи цветов. Боги в роскошных костюмах — их заново шьют каждый год, и каждый год швеи стараются превзойти друг друга в искусстве. А у актеров, изображающих богов, прекрасные голоса. Там можно послушать настоящее пение. Дарисса рассказывает о том, как тяжела доля замужней женщины: муж отбирает у нее деньги, не позволяет украшать себя, ходить в гости к подругам, красоваться на праздниках. Потом он уходит в море, а женщину осаждают кредиторы. Потом муж возвращается без гроша, бранит женщину, пьет, буянит, спрашивает, откуда у нее взялись дети, и так далее. Айд отвечает Дариссе, что одинокая жизнь еще хуже. От одиночества мужчины превращаются в грубых зверей, а женщины чахнут, так и не узнав радости материнства. Это, пожалуй, самый красивый отрывок. Айд негромко выговаривает бархатным голосом: «Ее постель всегда слишком широка, всю ночь несчастная женщина дрожит, потому что некому ее согреть. Ее руки скучают по теплой тяжести младенца, ее грудь болит не от молока, а от тоски, ее лоно плачет каждую луну кровавыми слезами. Она слабеет с каждым днем, потому что ей не для кого быть сильной. Ее дом пуст, ее сад зарастает бурьяном, а небо, что ни день, плачет над ней дождем».

— Красиво… — вздохнула одна из девиц.

— Да, — согласилась Ксанта. — К сожалению, в Венетте об этом не поют. Хотя оно и понятно — матросам и корабельщикам вовсе незачем слушать о женских печалях. Ну хорошо, кто мне расскажет, чем закончилась история двенадцати сестер?

И вновь заговорила умница:

— Дарисса не поддалась на уговоры Айда и пригрозила, что если он не даст девушкам свободу, она никогда больше не придет в его Храм, а его не пустит в, свой. И он согласился избавить девушек от замужества, если они принесут ему в жертву теленка от коровы, которая никогда не гуляла с быком, ягненка от овцы, которая не гуляла с бараном, и цыпленка от курицы, которую не топтал петух. Тогда девушки снова взмолились Дариссе, но она сказала, что не в силах совершить такого чуда. Правда об этом тоже обычно не поют. Это мне просто няня рассказала. А в песне только говорится о том, что девушки выбрали себе мужей из лучших людей города и их браки оказались благословлены обильным потомством. Это очень сложно выговорить без запинки: «благословлены обильным потомством». Мне пришлось несколько дней учить.

— Спасибо за труд, — сказала Ксанта с улыбкой. — Но может быть ты еще знаешь, как звали этих сестер?