Стёртые буквы - Первушина Елена Владимировна. Страница 46

Ссоры, по счастью, тоже почти что не запомнились. Ссоры были глупые, мелочные и какие-то непонятные. Добро бы кто-нибудь кого-нибудь приревновал или из-за денег. А то ведь нет — просто среди полного благополучия и почти что воркования вдруг налетал какой-то темный ураган, и они с Ксантой кричали друг другу в лицо мерзкие злые слова, а потом разбегались по разным углам дома, а то и по разным углам города просто потому, что останься они в одной комнате, дело дошло бы до смертоубийства.

Например, однажды после очередной «отсидки» у Андрета образовалось несколько свободных дней, и он захотел снова съездить вместе с Ксантой вниз по реке, вспомнить молодость. Он уже предвкушал эти душистые тяжелые неторопливые дни, плеск воды, пот на их слившихся телах, вездесущий песок, который забивается под одежду и в постель и не дает спать по ночам, но спать никому и не надо. Но Ксанта вдруг решительно отказалась, заявив, что у нее дел по горло, и раньше чем к следующему обороту Венка Судьбы она никак не освободится.

— Сам понимаешь, осень на носу, время свадеб. Надо лоск наводить.

— Кследующему обороту я наверняка снова сяду! — уныло протянул Андрет.

— Я приду тебя исповедовать, — пообещала Ксанта.

— Лучше уж приходи за комарами охотиться, — предложил Андрет.

Летом каменные стены тюрьмы сильно нагревались за день, по ночам в камерах царила страшная духота, и молодые голодные комары кусались, как звери.

— А может ты все-таки как-нибудь распихаешь своих девушек, — начал Андрет второй заход.

— Не собираюсь я никого распихивать, — огрызнулась Ксанта. — С какой стати? Все давно договорено. Лучше уж ты своих доносчиков распихай. Знаешь ведь, кто особо писать любит, — навести по очереди да шеи посворачивай. Нет доноса — нет работы.

— Нет работы — нет денег, — подхватил Андрет. — Мы так по твоей милости все лето в духоте прокукуем.

— Значит, и прокукуем, — отрезала Ксанта. — Я, по крайней мере, прокукую. А ты поезжай, развлекись. Что, другой компании не нашлось, так ко мне прибежал?

— Ты чего? — изумился Андрет. — На солнце перегрелась? Я же говорил, что мне, кроме тебя, никто не нужен.

— Сам не перегрейся! — рявкнула Ксанта и с размаху шваркнула об пол первое попавшееся под руку блюдечко. — Нужна я ему! Я ему видите ли нужна и никто другой! У него работа, у него деньги, а когда он наработается, я ему нужна! По-моему, я у тебя вроде шапки с пером — в праздник надел, покрасовался, на себя полюбовался, а потом снова на гвоздь повесил. Виси тихо, пылись, жди меня.

В таких случаях Андрет уходил в тягостном недоумении: он со всей душой, а его с размаху по лицу, а почему и за что — непонятно.

Только гораздо позднее он догадался, что Ксанта тогда уже была беременна, знала это и то ли испытывала его, то ли прогоняла, не желая делить с ним ребенка.

Так или иначе, а в один прекрасный день (кажется, это было поздней осенью или в самом начале зимы) он действительно закрыл за собой дверь Храма, намереваясь больше туда не возвращаться. У него опять было впереди несколько свободных дней, и делать теперь было совершенно нечего. И тут он вспомнил, что на днях получил письмо от Кэми из Дивного Озерца. Молодая женщина писала нетвердой рукой и с ошибками, но, взглянув на ее округлые, робко теснящиеся на листе буквы, Андрет вдруг ясно увидел ее милое лицо, длинные ресницы и всегда печальные темные глаза.

Письмо, впрочем, было строго деловым: Кэми спрашивала совета.

«Любезный господин Андрет! — писала она. — Обращаюсь к вам потому, что на прошлой неделе мне пришлось прогнать своего управляющего. Соседи говорили, что он безбожно меня обкрадывал, да я и сама заметила, что за те два года, которые он работал у меня, пчельники приносили гораздо меньше дохода, чем это было во времена моего' мужа. Теперь я не знаю даже, смогу ли я заплатить пасечникам и по какой цене нужно будет продавать воск и мед, чтобы хоть как-то возместить убытки. Не могли бы вы помочь мне разобраться с бумагами. Я, разумеется, вам заплачу, сколько вы запросите. Остаюсь искренне ваша Кэми Зеленые руки.

P.S. Я взяла на себя смелость попросить моего брата подготовить для вас комнату в «Болтливой рыбе». Зимой у нас обычно не так уж много проезжих, поэтому когда бы вы ни приехали, мы сможем устроить вас со всеми возможными удобствами.

Еще раз прошу прощения за беспокойство.

К.»

— Завтра же еду! — решил Андрет. — Отсюда гонят, туда зовут, что ж я совсем дурак, что ли?

И он действительно выехал из Венетты на рассвете следующего дня. Дни теперь стояли по-настоящему холодные. На перевале ветер задувал весьма серьезно, горы хмурили брови низких туч, на камнях лежала изморозь. В долину тучам снова не удалось забраться, здесь сияло солнце, но желтая, схваченная заморозками трава хрустела при каждом шаге. Вокруг Кларетты жгли солому на полях, сучья и сухую траву в садах. В городе с наступлением ночи тоже зажигали костры, и на маленьких жаровнях подрумянивали колбаски и хлеб. На главной площади конники терзали копьями соломенные чучела на потеху толпе. Андрет искренне радовался, что выбрался из дома. Ему еще никогда не приходилось ездить здесь без спешки, не по делам, а для собственного удовольствия. И кстати, не приходилось думать, как развлечь Ксанту, — тоже большое облегчение. Утром он взял напрокат лошадь и степенно поехал в Дивно Озерце, в глубине души сам на себя любуясь.

В «Болтливой рыбе» он оказался уже под вечер. Вдоль реки тоже жгли костры, молодежь веселилась у огней. В садах парни постукивали обухами топоров по стволам деревьев, приговаривая: «Смотри! Не будешь в будущем году родить — срублю!», девушки обнимали стволы измазанными в меду руками и причитали: «Роди, деревце, роди!» Андрету этот обычай был хорошо знаком, то же делали и у него на родине, только вместо меда сестры и матушка окунали руки в тесто. Одно было плохо — ветер дул с реки, дым из садов сносило на дорогу, и Андрет, пока ехал, успел изрядно прокоптиться. Поэтому он с удовольствием вселился в комнату, в самом деле куда более роскошную, чем в прошлый раз, и, решив ни в чем себе не отказывать, заказал побольше горячей воды. Нэт Куница, брат Кэми, тоже с нетерпением поджидал Андрета и предложил послать за сестрой. Однако Андрет твердо отказался, сказав, что сам навестит Кэми. Он не спеша помылся, переоделся в парадное платье, расчесал волосы, вычистил сапоги. Ему не хотелось гонять женщину среди ночи через весь город, да и поговорить надо было наедине. Или почти наедине. Крисси, конечно же, вновь позвали, Кэми снова дала ей тряпочную куклу и чурочек, и девчонка так и провозилась с ними все время в углу комнаты. Только изредка она воробышком подлетала к столу, хватала с блюда печенье на меду или кусок яблочного пирога, которыми Кэми угощала гостя, и снова упархивала к своим игрушкам.

Кэми за два года почти не изменилась, только между бровей появилась едва заметная морщинка, да с ожерелья на шее исчезло полдюжины монет. Она по-прежнему опускала глаза, по-прежнему густо краснела, и голос был прежний — глуховатый, густой, медовый, и Андрет опять пожалел, что ни разу не слышал, как она поет.

— На самом деле я позвала вас не только из-за управляющего, — сказала Кэми. — Я просто не решилась написать. Понимаете, на самом деле это Осви из храма Осени пишет, а ему не все можно рассказывать. Словом, постарайтесь понять. Это сложно объяснить. Этот дом принадлежит моему брату, но он его должен был отдать моим детям. Понимаете, «Рыбу» он получил от брата своей жены для Крисси и сына, а этот дом его. Но теперь, когда у меня больше нет мужа… Словом, брат хочет, чтобы я выкупила этот дом, или взяла его сына управляющим. Вам это кажется странным, но так уж у нас повелось. Я прихожусь ему тэтарейси и… здесь это считается очень важным.

— Я слышал, что бывает и такое наследование, — ответил Андрет. — Но понимаете, я же не стряпчий и в делах с наследством ничего не понимаю.

— Что ж, значит, я зря вас потревожила? Тогда простите. Просто я больше никого не знаю… кто мог бы…