Стёртые буквы - Первушина Елена Владимировна. Страница 50

В доме было прохладно, темно и пусто. В сенях, где обычно трудились двое-трое писцов, сейчас не было ни одного человека, только вощеные дощечки остались без дела разбросанными на столе — похоже, без Нея работа встала. Андрет совсем было растерялся, но догадался пойти на кухню. Она была в правом крыле дома и, само собой разумеется, там как раз и сидели перетрудившиеся писцы, изо всех сил мешая работать дюжей стряпухе. Андрет жестоко нарушил их идиллию (хотя и не так жестоко, как ему хотелось бы) и послал одного из писцов испросить у хозяина разрешения на аудиенцию.

Келад пожелал увидеть Андрета, и его проводили на второй этаж — в светелку под самым куполком. Наверное, Келад перебрался сюда после смерти жены и отъезда сыновей в Кларетту. Здесь было два окна и хозяин в самом деле мог наблюдать за тем, что творится на причалах и во дворе. Сейчас он как раз сидел в резном деревянном кресле у окна, выходящего на озеро. Подниматься навстречу гостю он не стал, только повернул голову, и Андрет застыл на месте.

Толком они виделись один-единственный раз — двенадцать лет назад, когда Андрет впервые приехал в Дивно Озерцо собирать показания в деле о «Королевской Айда Ласке». С тех пор повода для встреч у них не было, и Андрет лишь мельком видел Келада на пристани или на тех же осенних праздниках. А в последние полгода они и вовсе не видались — все переговоры с Келадом вел Эркиль. Поэтому только сейчас Андрет понял, что происходит с главным городским благодетелем. Келад страшно исхудал, постарел и осунулся. Его тонкая пергаментная кожа была серо-желтого цвета, вся покрыта какими-то зловещими красными пятнышками. Белки глаз тоже стали темно-желтыми, жилы на лбу и руках набухли, губы отливали синевой, в углах рта угнездились крошечные язвочки. Ясно было, что дух в этом измученном теле удерживает лишь железная воля его хозяина.

Андрет буквально потерял дар речи от неожиданности, и ему пришлось, в свою очередь, собрать всю волю, чтобы оторваться от косяка, сесть напротив Келада и начать задавать вопросы, изо всех сил делая вид, что он ничего не заметил. То, что он увидел, действительно потрясло его — он никогда не испытывал особо теплых чувств к господину Кела-ду, но сейчас, как и три дня назад, когда он разговаривал с Эларой, он мог чувствовать лишь одно — жалость. А ее-то как раз ни в коем случае нельзя было показывать.

Да и в остальном этот разговор удивительно напоминал беседу с Эларой, потому что на все самые хитрые и каверзные вопросы Андрета господин Келад отвечал: «Нет».

Нет, он не знает, кто мог таить зло на Нея.

Нет, он не доверял Нею никаких опасных тайн.

Нет, он никогда не одалживал крупной суммы денег ненадежным людям.

Нет, у него в доме нет документов, обнародование которых могло бы нанести кому-либо вред.

Нет, ни он, ни его люди никогда не получали писем с угрозами. Нет, у него нет врагов.

Нет, все, кто работает у него, представили вполне надежные рекомендации, и он совершенно в них уверен.

Нет, у него никогда не пропадали важные бумаги или значительные суммы.

Нет… нет… нет…

21

И все же этот бесславный поход дал Андрету определенную пищу для размышлений. Еще год или даже полгода назад Келад не выглядел так скверно. Скорее всего, болезнь обострилась внезапно. И примерно в то же время, когда стало ясно, что Келад умирает, пропал Ней. Могло ли такое совпадение оказаться случайным? Казалось бы, все наоборот — I после смерти Келада вся гипотетическая власть молодого человека рассыплется в прах. Если только… Ну да, если дело не связано с завещанием. Разумеется, сам Ней не составлял завещания, на это у Келада есть свой юрист. Но Кукушонок мог быть свидетелем, а мог подслушать разговор или подсмотреть текст. На него это совершенно не похоже — не то, чтобы он был уЖ так кристально честен, просто, на взгляд Андрета, недостаточно расторопен. Но предположим, он все же каким-то образом узнал содержание завещания и решил заняться не только ночным браконьерством, но и дневным шантажом? Но что такое он мог узнать? Какие сюрпризы могут быть в завещании Келада? Еще один внебрачный ребенок? Стоп! А что если этот ребенок и есть сам Ней?

Андрет прикинул даты и сроки. Вроде, подходит. И та забота, с которой Келад всегда относился к Эларе и Кукушонку, находит свое объяснение. Тогда получается, что молодой приказчик просто прикрыл грешок своего хозяина, получил солидную мзду и смотался по-быстрому. Вполне вероятно. Только доказать это будет невозможно. Как выяснишь, кто с кем спал двадцать лет назад? Элару не спросишь, особенно сейчас. Да и интересоваться у Келада содержанием его завещания как-то не слишком красиво.

Ксанта уже поджидала Андрета на террасе «Болтливой рыбы», и едва они вышли за ворота, Андрет поспешно изложил ей и события нынешнего утра, и свои новые теории.

— Во всяком случае это обязательно надо проверить, — сказала Ксанта. — Ты не волнуйся, я что-нибудь придумаю.

Только тут Андрет заметил, что она сегодня причесана по-новому — скрутила волосы в жгут высоко на затылке, как будто хотела лишний раз подчеркнуть свое безобразие. Это показалось Андрету ужасно трогательным, и он в очередной раз почувствовал себя свиньей. «Только бы нынешний вечер пережить, — думал он, — а там мы уж как-нибудь…»

Но вечер, которого так боялся Андрет, прошел на редкость тихо и мило. Кэми смущалась и суетилась, но не слишком. Ксанта восхищалась котами, коты восхищались ксантиным уменьем чесать за ушами и гладить по шейке. Андрет (молча, тайно) восхищался ксантиным жестом, когда она, присев на корточки, протягивала коту ладонь, но не касалась его, позволяя ему самому обнюхать пальцы, самому принять решение и пометить ее своим запахом, потершись ушами и заушными железами об руку.

Но вот в разговоре с Кэми Ксанте изменял всегдашний такт, и она откровенно лебезила, преувеличенно восхищаясь и обстановкой, и сервировкой, и блюдами. Даже в голосе проскакивали восторженно визгливые нотки. Ни дать ни взять — бедная родственница, из милости приглашенная на семейный праздник. Но Кэми не знала всегдашней Ксанты и, видимо, думала, что так и должно быть.

Разговор шел о том, о сем, вспомнили, разумеется, и о Нее и, прислушавшись к болтовне женщин, Андрет заметил, что Ксанта тихо-тихо незаметно гнет свою (точнее, его) линию.

— Так и что же тот парень, отец Кукушонка? — спрашивала она. — Я слышала в городе его не любили. Что, совсем пустой человек был?

— Я его и не видела почти… — отвечала Кэми. — Я тогда еще совсем девчонкой была. А не любили его, говорят, за то, что слишком большую власть себе забрал. Господин Келад тогда почитай что в Кларетте дневал и ночевал — говорят, его тесть очень не хотел свою дочь отдавать, так господин Келад год или два дома не появлялся — за жену при Храме служил. Вот тот парень (как бишь его звали, уже не упомню!) почитай все хозяйство к рукам и прибрал. Так что его бы так и так выгнали.

Андрет мысленно поаплодировал Ксанте и мысленно поставил крест на своей последней идее. Оказывается, когда Элара затяжелела, Келада и вовсе не было в городе — он сватался к другой. Ну ладно. По зрелому размышлению, Андрет решил, что и сама идея была нехороша. Даже будь Ней упомянут в завещании как внебрачный сын Келада много ему не светило бы. Проще дать денег или пристроить на какую-нибудь работу (в Кларетте, например), чем устраивать такую сложную ловушку. Нет, дрянь идея, честно говоря.

Потом на ум ему пришло еще кое-что. Если все было так, как говорит Кэми, Сурви никак не мог, сидя под столом, колоть пером ноги отца Нея. Когда того с позором прогнали из Дивного Озерца, никакого Сурви еще в заводе не было. Конечно, Кэми могла ошибиться. Но это маловероятно, память у нее хорошая. Да и в любом случае узнать, когда родился Ней, а когда Сурви не так уж трудно — сходить завтра еще раз в храм на мысу, и все дела. Но если Кэми права, получается, что Сурви врет. И что самое худшее, врет без всякой причины. Без малейшего повода. Хочет показаться старше? Перед Андретом? Да с какой радости?!