Игольное ушко - Фоллетт Кен. Страница 30

Мужчина в спецовке, сидящий рядом, произнес:

– Да, вы хорошо поспали.

Фабер резко взглянул на него. Он всегда боялся, что однажды во сне заговорит и раскроет себя.

– Мне приснился дурацкий сон.

Мужчина ничего не ответил.

За окном темнело, значит, он спал долго. Неожиданно в вагоне зажегся свет, загорелась единственная лампочка, кто-то опустил шторы. На фоне тусклого света лица людей превратились в бледные безликие маски. Рабочий опять разговорился.

– Вы пропустили самое интересное.

Фабер нахмурился.

– Что вы имеете в виду?

Неужели повезло и он проспал полицейскую проверку?

– Мимо только что прошел один из этих американских поездов. Он шел со скоростью около десяти миль в час, машинист – негр. Так вот, негр вовсю жал на гудок, а впереди паровоза – что бы вы думали… скотосбрасыватель. Прямо как на Диком Западе.

Фабер улыбнулся и вернулся к мыслям о своем странном сне. В действительности его прибытие в Лондон прошло вполне нормально, без приключений. Он зарегистрировался по своему бельгийскому паспорту в отеле, за неделю облазил несколько сельских кладбищ, выписывая с надгробных плит имена мужчин примерно своего возраста, изготовил три фальшивых свидетельства о рождении. Потом снял жилье и нашел себе неприметную скромную работу, используя подложные рекомендации от одной из несуществующих фирм в Манчестере. Он даже имел наглость зарегистрироваться до войны в избирательном участке на Хайгейт, голосовал за консерваторов. Когда ввели продовольственные карточки, их стали распространять через домовладельцев и выдавать каждому жильцу, который ночевал в доме. Фабер ухитрялся ночевать в трех домах сразу, так что карточек у него было много. Он уничтожил свой бельгийский документ – если вдруг потребуют обстоятельства, что, впрочем, маловероятно, он мог получить теперь сразу три британских паспорта.

Поезд остановился, и по шуму с улицы пассажиры догадались, что прибыли в конечный пункт. Как только Фабер вышел из вагона, он понял, как сильно проголодался и хочет пить. Последний раз он ел сосиски, галеты, запивал водой, но было это практически сутки назад. Фабер прошел через билетный контроль и отыскал привокзальный буфет. В буфете было полно народу, главным образом, солдаты, которые примостились за столами, отдыхали, дремали, спали. Фабер попросил бутерброд с сыром и чашку чая.

– Еда только для военнослужащих, – ответила женщина за прилавком.

– Тогда можно хотя бы чай?

– У вас есть чашка?

Он удивился.

– Чашки с собой нет.

– Вот и у нас тоже нет, приятель.

Фабер хотел было пойти в отель «Грейт Истерн» и пообедать там, но дорога туда займет время. Он нашел пивной бар, выпил две пинты слабого пива, купил в лавке завернутые в газету картофельные чипсы и прямо с обертки съел их на тротуаре. К своему удивлению, он довольно быстро насытился.

Теперь предстояло найти мастерскую, где обрабатывают пленку, и проникнуть туда, когда там никого не будет.

Он хотел проявить пленку и удостовериться, что снимки получились. Нельзя рисковать и возвращаться в Германию, не выполнив задания, с пустыми руками. Если снимки не получились, придется выкрасть где-нибудь пленку и вернуться в зону. Страшно было даже думать о таком повороте.

Это должна быть маленькая частная мастерская, а не фирменный салон, где пленку обрабатывают централизованно. Нужно, чтобы она находилась в районе, где жители запросто могут иметь фотоаппараты (или, скорее, могли позволить себе купить их до войны). Та часть Восточного Лондона, где находился Фабер, не подходила, поэтому он решил отправиться в Блумсбери.

На освещенных луной улицах было тихо. Сирены, предупреждающие о бомбежках, еще не гудели. Двое из военной полиции остановили его, попросили предъявить удостоверение личности. Фабер притворился, что слегка выпил, и полицейские даже не стали спрашивать, что он делает на улице так поздно.

Он нашел подходящую мастерскую на углу Саутхэмптон Роу. На витрине красовался фирменный знак «Кодак». Как ни странно, в такое позднее время мастерская была еще открыта. Фабер вошел.

Сутулый клерк с редеющими волосами, очками на носу, в белом халате, поднялся из-за прилавка и раздраженным голосом сказал:

– Все, все, мы уже закрываемся, приходите завтра.

– Ясно, я только хотел узнать, проявляете ли вы пленку.

– Да, если вы зайдете завтра…

– А вообще, это не займет много времени? Видите ли, я хотел бы сделать фото побыстрее.

– Хорошо, если вы завтра зайдете…

– Можно забрать негативы в тот же день? У брата кончается отпуск, и он хочет некоторые из снимков взять с собой.

– Самое большее, что я могу вам обещать – двадцать четыре часа. Завтра, завтра мы все уладим.

– Спасибо, буду обязательно. – Фабер вышел на улицу. Через несколько минут магазин закроется, и все уйдут. Он перешел на другую сторону, укрылся в тени и стал ждать.

Ровно в девять часов показался клерк, закрыл дверь на ключ и пошел вниз по улице. Фабер направился в противоположную сторону, два раза свернул за угол.

Сзади прямого доступа к магазину не оказалось, а взламывать входную дверь Фабер не хотел, потому что полицейский патруль вполне мог заметить незакрытое помещение и застукать его прямо на месте преступления. Он прошел по параллельной улице, напряженно всматриваясь, нет ли все-таки какого-нибудь входа, откуда можно проникнуть к мастерской. Входа не оказалось. Тем не менее, должна быть какая-то дыра, проход, потому что две улицы находятся на достаточном расстоянии и дома на них не могут соприкасаться сзади вплотную.

В конце концов, Фабер набрел на большой старый дом, табличка указывала, что это собственность местного колледжа. Входная дверь была незаперта. Фабер вошел внутрь и почти тут же попал в коммунальную кухню. Там сидела за столом какая-то девушка, пила кофе и читала книгу. Он обратился к ней:

– Меня послали из колледжа проверить светомаскировку.

Девушка понимающе кивнула, даже не стала отрываться от книги. Фабер прошел в заднюю дверь.

Вот он пересек маленький дворик, наткнулся на кучу мусорных ящиков, нашел проход между домами. В считанные секунды он очутился у мастерской. Очевидно, задним входом никогда не пользовались. Он отодвинул в сторону валявшиеся здесь старые шины, выброшенный матрац, навалился на дверь плечом. Трухлявое дерево поддалось без труда. Фабер попал внутрь.

Он нашел темную комнату и плотно закрыл за собой дверь, щелкнул выключателем – на потолке загорелась тусклая лампа с красным светом. В комнате имелось все необходимое, чтобы проявить пленку – реактивы, фотоувеличитель, даже сушилка для негативов.

Фабер работал быстро, но аккуратно – подбирал нужные реактивы, устанавливал точную температуру, пользовался таймером на стене.

Негативы получились прекрасные.

Он просушил их, пропустил через увеличитель и напечатал целую стопку фотографий размером 8х10 см. Сразу поднялось настроение – черт побери, он все-таки сделал дело.

Сейчас необходимо принять главное решение.

Он думал об этом весь день, и теперь, имея на руках готовые фотографии, нужно было решать.

Что, если не удастся довезти пленку и она не попадет в Берлин?

Ясно, что путешествие, которое предстоит проделать, слишком рискованное. Он более чем уверен в своей способности довести начатое дело до конца, несмотря на сложности в пути, ограничения на поездки, охрану побережья. Но разве все зависит только от него? Мог ли он поручиться, что лодка будет на месте, что ее не потопят и удастся пересечь Северное море? Кроме того, всегда существует вероятность, что он выйдет на улицу и его, к примеру, переедет автобус.

Сейчас главное не он, а те ценные доказательства, которые у него в руках. Не исключено, что, преодолев огромные трудности, достав нужные сведения, он может просто, из-за какой-то случайности, погибнуть, а вместе с ним и пленка, – значит, все окажется напрасным. Думать об этом было очень неприятно.

Ему надо надежно подстраховаться, так, чтобы пленка, свидетельствующая о коварных замыслах союзников, в любом случае попала в Абвер.