Имя им легион - Камша Вера Викторовна. Страница 8
Отпирая наглухо заваленные ворота, пришлось повозиться. По ту сторону ждали, весело покрикивая, затем створки со скрежетом распахнулись, давая дорогу незнакомому трибуну на рыжей кобыле. За спиной начальства пересмеивались кавалеристы, Тит на всякий случай поискал глазами Меданта, но кентавр, если и пристал к имперской коннице, вряд ли отказал себе в удовольствии как следует подраться. Тит вскинул руку.
— Скадария с радостью приветствует желанных гостей!
— Хвала Времени и великому Стурну! — Желанный гость широко улыбнулся. — Как вы провожаете нежеланных, мы видели. Трибун Авл. Третий Отрамский бинар легата Валюция.
— Младший трибун Спентад. Мы не ждали вас так рано.
— Приказ прокуратора. — Похоже, трибун Авл не улыбаться не мог. — Ускоренным маршем идти к Скадарии. Пошли. По дороге встретили конягу. Он уговорил легата поспешить, мол, больше декады вы не продержитесь.
Медант всегда знал, кто и когда сойдет с круга. Угадал и сейчас: до вечера они могли и не дотянуть, а дотянули бы, сколько б лежало у конюшен…
— Вы появились вовремя. Куда…
— Почему первыми — к нам? — Подоспевший Приск стоял у лестницы, и счастья на его лице не было. — Почему Скадария, а не Южная и не Нижняя? Или туда тоже пошли?
— Нет. Кроме нас, свободной конницы не осталось. Все отрамские бинары заняты внутри провинции. Двадцать тысяч скератов — это…
— Я знаю, что это такое. Какой приказ вы получили?
— Отбросить степняков от брода, оставить в Скадарии припасов и две сотни конных лучников, после чего двигаться к Южной. — Авл больше не улыбался. — Если дождутся, значит, Время к ним милостиво.
— Вряд ли успеете, — каркнул комендант и ушел. Просто ушел, устало загребая ногами, и Тит вспомнил, что Приск командовал Южной. Стены там были ниже, а гарнизон меньше, но конница первой выручила Скадарию, и благородный Спентад понимал почему.
— Приск служил в Южной. — А ведь Нумма упоминал, точно упоминал, сколько комендантских лет забрала крепость, на перестройку которой так и не нашлось средств! — Долго служил… Я хотел спросить о Меданте. О кентавре.
— Ваш коняга передал что хотел и умчался. Сказал, что ночью погуляет у скератов.
— Он не вернулся?
— Нет.
Вот тебе и ответ, что за шум был ночью у лохмачей. Это «гулял» Медант, так гулял, что Артайту стало не до штурма. Целый день передышки… Не будь его, Приск вряд ли успел бы пожалеть о Южной.
— Может, он еще найдется. Коняги, они живучие.
— Да, конечно… Мезий, позаботься о наших спасителях. Мне нужно доложить коменданту.
Ничего ему не нужно, только постоять на странно пустой стене и отдышаться. Медант не вернется, а гарнизон Южной умрет, потому что в крепости не нашлось столичной цацы, за которую прокуратор «отвечает» перед друзьями-сенаторами. Гарнизон Южной умрет, чтобы в империи было спокойно, а империя так и не узнает. То есть узнают родичи, у кого они есть, узнает начальство, а остальные будут жить, как жили. Разве что в харчевнях станут больше болтать про глупых степных варваров. Или, наоборот, про страшных, но все равно побежденных великим Октавианом и еще более великим Агриппой, ведь правящий император всегда велик…
Тит наклонился, поднял обломанное перо. От стрелы. Перья, несущие смерть, перья, которыми сподобившиеся грамоте пишут… Гусю все равно, зачем его ощипали. Захотелось немедленно пройти в опустевшую комнатушку, разорвать ставшее глупым и напыщенным письмо и вместо него написать императору… Не доклад, не оду и не сатиру, а два слова. Два грубых слова из арсенала неотесанного коменданта захолустной крепости.
— Небец ушастый, чего сюда забрался?
— Думаю…
— Вот и я думаю. Конец Южной, а мы б день продержались, а может, и все два. Дурак прокуратор.
— Не дурак. Политик.
— Значит, сволочь. Ладно, пойдем, люди ждут. И вот что. Не надо при них о Южной, они не виноваты, что живы. И ты не виноват.
— Приказ коменданта. — Ни слова о Южной. Здесь и сейчас ни слова, но не завтра и не в Сенате.
Тит не думал, что сумеет улыбнуться, но сумел. Сумеет и больше. «Должен — значит, можешь», а он должен. Приску, Сервию, Меданту, парням из Южной, трибуну Авлу, даже Нумме с его померанцами, даже болвану Аппию. И только императору и Сенату Тит Спентад-младший отныне не должен ничего. Ни-че-го.