На орлиных крыльях - Фоллетт Кен. Страница 17

Потом Билл поступил в колледж в Блэксберге, штат Вирджиния, в 400 километрах от Вашингтона. В колледже он учился на аэрокосмического инженера, домой приезжал только на каникулы и время от времени на уик-энды. Они не могли выдержать разлуки и находиться вдали друг от друга, поэтому решили пожениться, хоть Эмили и исполнилось всего восемнадцать лет.

Они были под стать друг другу. Оба происходили из одинаковых старинных фамилий – влиятельных вашингтонских католиков, и Билл по своему характеру – чувствительному, спокойному, рассудительному – как нельзя лучше дополнял беспокойную живость Эмили. В течение целых восемнадцати лет они вместе прошли через многое в жизни. У них умер ребенок от воспаления мозга, а Эмили трижды делали серьезные операции.

И вот теперь новая беда – Билл угодил в тюрьму. Эмили пока ничего не говорила своей матери, так как именно в тот день умер ее брат Гус, дядя Эмили, и мать находилась в неутешном горе. Но она рассказала все сестре Дороти и ее мужу Тиму.

Тим Риэрдон был прокурором в Министерстве юстиции США и имел очень влиятельных знакомых. Его отец работал в свое время помощником по административным вопросам у президента Джона Ф. Кеннеди, а сам Тим находился в команде Теда Кеннеди. Он также был лично знаком со спикером палаты представителей конгресса США Томасом (Типом) О'Нилом и сенатором от штата Мэриленд Чарльзом Матисом. Он хорошо знал вопросы оформления и выдачи паспортов. Эмили, как только прилетела из Тегерана в Вашингтон, рассказала ему о случившемся, и он обсудил вопрос с Россом Перо.

«Я мог бы написать письмо президенту Картеру и попросить Теда Кеннеди передать его лично», – предлагал Тим.

Эмили кивнула в знак согласия. Ей было трудно сосредоточиться. Она непрестанно думала, что сейчас делает ее Билл.

А Пол и Билл в это время стояли посреди камеры номер 9, насквозь пронизанной холодом, и лихорадочно соображали, что будет дальше.

Пол чувствовал себя довольно неуютно: он, белый американец, в строгом деловом костюме, не говорящий на фарси ни слова, стоит посреди толпы иранских заключенных, больше смахивающих на головорезов и убийц. Вдруг ему вспомнилось, как он где-то читал, что в тюрьмах мужчин частенько насилуют, и с ужасом подумал, что ему не отбиться от этакой шайки разбойников.

Пол бросил взгляд на Билла. У того от напряжения побелело лицо.

Один из арестованных обратился к ним на фарси. Пол спросил:

– Кто-нибудь тут говорит по-английски?

Из камеры на противоположной стороне коридора донесся голос:

– Я говорю.

Последовал быстрый разговор на отрывистом фарси, и добровольный переводчик спросил:

– За что вас сюда упекли?

– Мы ничего такого не сделали.

– А в чем вас обвиняют?

– Ни в чем. Мы всего-навсего простые американские бизнесмены, живем здесь с женами и детьми и не знаем, за какие прегрешения угодили за решетку.

Все это перевели. Опять последовал быстрый разговор на фарси, после чего переводчик сказал:

– Тот, кто говорит со мной, староста в вашей камере, потому что он сидит здесь дольше всех.

– Понятно, – ответил Пол.

– Он укажет, где вам спать.

По мере разговора напряженность у Пола спадала. Он осмотрелся. Бетонные стены камеры окрашены в цвет, который первоначально, по-видимому, был оранжевым, а теперь стал каким-то грязно-серым. На бетонном полу валялось подобие подстилки или рогожа. Вдоль стен громоздились шесть трехъярусных коек: первый ярус составляли тощие тюфяки, брошенные прямо на пол. Помещение освещалось единственной тусклой лампочкой, а в стене виднелось пробитое для вентиляции маленькое отверстие, закрытое решеткой, через него проникал с улицы жгучий холодный ночной воздух. Камера была переполнена.

Спустя немного времени в коридор спустился надзиратель, открыл дверь камеры номер 9 и жестом приказал Полу и Биллу выходить.

«Ну вот, – подумал Пол, – теперь-то нас выпустят. Слава Богу, что не пришлось ночевать в этой ужасной каталажке».

Надзиратель привел их в маленькую комнату наверху и показал им на ботинки. Они догадались, что нужно снять обувь. Надзиратель протянул им по паре пластиковых шлепанцев.

Пол с горьким разочарованием понял, что их вовсе не собираются освобождать, – ему все же придется провести ночь в камере. Он с раздражением подумал о сотрудниках посольства: это они устроили встречу с Дэдгаром, отсоветовали взять адвокатов, они же уверяли, что Дэдгар «настроен благоприятно»…

Росс Перо не раз говорил: «Некоторые не могут даже организовать скромные похороны на двух автомашинах». Его слова как нельзя лучше относятся к сотрудникам здешнего посольства США. Да они же некомпетентны. «Конечно, – подумал Пол, – после всех своих ошибок они просто обязаны прийти сюда сегодня же вечером и вызволить нас отсюда».

Пол и Билл надели на ноги пластиковые шлепанцы, и надзиратель отвел их вниз, обратно в камеру.

Все заключенные готовились ко сну, укладываясь на койки и заворачиваясь в тонюсенькие шерстяные одеяльца. Староста камеры жестами указал Полу и Биллу их места для ночлега: Биллу на среднем ярусе трехэтажной койки, а Полу под ним, на тонюсеньком тюфяке, уложенном прямо на голый цементный пол.

Они улеглись. Свет не выключался, но лампочка едва светилась. Вскоре Пол перестал принюхиваться к вони, но никак не мог привыкнуть к холоду. Цементный пол, открытая вентиляция, отсутствие отопления – все это создавало обстановку, как будто спишь прямо на улице. Какая же ужасная жизнь у преступников, – подумалось Полу, – вынужденных терпеть такие жуткие условия. «Как хорошо, что я не преступник. Провести здесь лишь одну ночь – и этого уже предостаточно».

Из далласского аэропорта «Форт-Уорс» Росс Перо доехал на такси до штаб-квартиры корпорации ЭДС расположенной на Форест-лейн, 7171. У массивных ворот ограды вокруг территории своей корпорации он опустил боковое стекло в кабине, чтобы охранник смог разглядеть его, затем откинулся назад на сиденье и сидел, пока такси катило целых полкилометра по главной дороге через парк. На территории некогда находился загородный клуб, а на месте парка было оборудовано поле для гольфа. Семиэтажное здание штаб-квартиры неясно вырисовывалось впереди, рядом виднелось прочное складское здание, способное выдержать ураганный ветер. В нем размещалось большое количество компьютеров и хранились бобины со многими тысячами километров магнитных лент.

Расплатившись с таксистом, Перо прошел в штаб-квартиру, поднялся на лифте на пятый этаж и направился прямо в угловой кабинет Гэйдена. Гэйден сидел за письменным столом. Он умудрялся всегда выглядеть одетым кое-как, даже в строгом костюме, принятом в ЭДС. Сидел он без пиджака. Галстук распустил, воротник рубашки расстегнул, волосы в беспорядке разлохматились, а в уголке рта прилипла сигарета. Когда Перо вошел, он встал из-за стола.

– Росс, как с мамой?

– Спасибо, настроение у нее неплохое.

– Ну хорошо.

Перо присел:

– Что у нас с Полом и Биллом?

Гэйден поднял трубку телефона:

– Лемми, соедини меня с Ти Джеем.

Через три-пять секунд он произнес:

– У меня Росс… Да, в моем кабинете.

Положив трубку, Гэйден стал рассказывать:

– Ти Джей сейчас подойдет. Да, я звонил в департамент. Заведующего иранским сектором зовут Генри Пречт. Сначала он не хотел даже говорить со мной. В конце концов, я сказал его секретарше: «Если он мне не перезвонит в течение двадцати минут, я свяжусь с телевизионными компаниями и через час Росс Перо соберет пресс-конференцию, где скажет, что два американца попали в беду, а правительство не хочет им помочь». Через пять минут он позвонил.

– Ну и что сказал?

Гэйден зевнул:

– Росс, они считают, что, если Пол и Билл попали в тюрьму, стало быть, они что-то натворили.

– А что все же они намерены предпринять?

– Связаться с посольством, выяснить, как и что и всякие там блям, блям, блям…