Встретимся через 500 лет! (СИ) - Белов Руслан Альбертович. Страница 5

Оно поразило его беломраморным великолепием, обширной мыльней с бассейном и статуэтками - «не иначе гренадеры разобрали ближайший дворец» - подумал комиссар, двинувшись к парной. Парная, в отличие от мыльни, была более чем непритязательной - ржавеющая чугунная печь, обложенная камнями, большая деревянная бочка с водой, тусклый фонарь над ней, предстали перед глазами Мегре.

Как он и предполагал, нескольких камней в верхней части обкладки печи, скорее всего трех, не хватало. Постояв, обозревая истрепавшийся дубовый веник, оставленный кем-то (Делу?) на дубовой скамейке, Мегре вышел из бани, двинулся к входу на второй этаж «Трех Дубов». Тот был в южном торце корпуса. Запыленные ступеньки крыльца, паутина на двери навели комиссара на мысль, что, по меньшей мере, год ими не пользовались.

Обозрев занавешенные окна второго этаж, Мегре вернулся на веранду мадмуазель Жалле-Беллем. Профессор, сидя на шелковом в синих цветочках канапе, самозабвенно слушал пульс женщины. Вид у него был какой-то минеральный, с нотками скошенных трав и металлическим послевкусием. «Подцепил его у Генриетты» - усмехнулся комиссар.

- Девяносто ударов в минуту - это много, милочка, - сказал профессор, нехотя расставшись с изящной рукой пациентки.

- Вы полагаете? - колюче посмотрел Мегре.

- Для состояния покоя это много, - смутился врач. - Боюсь, после того, как мадмуазель ответит на ваши вопросы...

- Пульс у нее упадет до нуля, - кротко улыбнулась женщина. Букет ее взгляда изменился – ни металла, ни ломаных линий в нем уже не было и в помине, в нем благоухали одни лишь тона полевых цветов, примятых нечаянной любовью, примятых, но не сломленных.

Мегре подумал: могла ли у него в жизни случиться такая ситуация, в которой он предпочел бы, - конечно же, на короткое время, - полнотелому вкусу с тонами зрелых фруктов, вкусу госпожи Мегре, золотистое тепло этой женщины, сложный ее аромат, ежеминутно меняющийся, ее послевкусие, которое невозможно предугадать?

- Нет, не могло у тебя быть такой ситуации, - не солгал он себе, - ведь ты, Мегре, всю жизнь пил одно и то же вино, пил из одного и того же стакана, и потому ты здесь. Здесь, в Эльсиноре с обширным инфарктом, а не в комнатке под крышей кафе на улице Соваж...

- Извините, но я должен это сделать, - голос Мегре остался непреклонным. - Профессор, не могли бы вы нас оставить на некоторое время?

- Конечно, конечно, тем более, у меня через... - улыбаясь уксусной улыбкой, вынул Перен свою серебряную луковицу, - через десять минут просмотр.

Комиссар знал, что профессор Перен всеми средствами способствует деятельности драматического кружка, созданного его предшественником в терапевтических целях, и что в настоящее время он занят постановкой детективной драмы. Едва Мегре появился в санатории (господи, сколько же времени улетело с тех пор!) профессор посватал ему одну из ведущих ролей очередного спектакля. Однако комиссар отказался, заявив, что не любит театра, поскольку театр с его фиглярами, грандкокетками, инженю, героями-любовниками и проч. проч. проч. - это фальшь, заботливо обернутая правдой. То есть то, с чем он всю жизнь в своей полицейской работе с переменным успехом боролся. А эти повсеместные маски?! Маски, рожденные театром? Древние актеры играли в масках, чтобы зрителю, тогда повсеместно наивному и бесхитростному, почти троглодиту, с самого начала все было ясно, кто кого представляет. Этот - подлого негодяя, этот - сварливую старуху, тот - благородного героя или бога. Именно благодаря театру люди обзавелись в быту масками – фальшивыми лицами - и с тех пор дурят друг друга, выдавая одно за другое! Нет, профессор, помилуйте, никакого театра! Или, по крайней мере, без меня.

5. Приличные мужчины случаются

Перен ушел, они остались втроем. Мегре, все еще напитанному воспоминаниями об улице Соваж, захотелось присесть на это притягательное канапе, в живом ожидании застывшее у ног мадмуазель Жалле-Беллем. Он уже двинулся к нему, привлекаемый нотками меда и полевых цветов, но тут в нос ударил недвусмысленный аромат сырой земли - вспомнился Мартен Делу, который, судя по всему, закончил земной путь если не на этом канапе, то где-то с ним рядом...

- Вы были знакомы с Мартеном Делу? - прямо спросил комиссар, остановившись на полпути к канапе.

- Видела мельком. Он обитал в главном корпусе, пока не поссорился с профессором Переном.

- По какому поводу?

- Присядьте, пожалуйста, - указала глазами на скамью напротив.

- Спасибо, - Мегре с Люкой уселись. - Так по какому поводу они поссорились?

- Я думаю, повода не было. Серьезного, по крайней мере. Мартен был вспыльчив и самолюбив, слова хватало, чтобы вывести его из себя.

- Достаточно было слова, чтобы он ушел в глухой лес, хлопнув дверью своей уютной палаты, ушел, не взглянув на врата святилища Рабле? - сказал Мегре недоверчиво.

- Сколько волка не корми, он в лес смотрит, - глаза Генриетты смотрели в небо. Прямо над лесом туча, его закрывшая, прохудилась, обнажив кусочек голубого неба.

- К чему это вы?

- Loup - по-французски волк.

- Я как-то этого не осознал... - смутился Мегре. - Делу – волк…

- Да, волк. Более подходящей фамилии не подобрать.

- Кстати, имя Мартен означает подобный Марсу, - вставил Люка. - А Марс был воякой, губил урожаи и скот, в общем, неудобным был господином.

- Да… Таким он и был. Волком и Марсом, - молвила Генриетта равнодушно.

- А почему вы говорите о нем в прошедшем времени?

- Я знаю, час назад этого человека нашли в лесу. Нашли мертвым.

- От кого знаете?

- Аннет Маркофф забегала.

- Понятно. Еще один вопрос. Свидетели утверждают, что в день смерти Мартен Делу посещал «Три Дуба». Вы его видели?

- Нет. Он посещал не мои апартаменты, но баню.

- Звуки из нее достигают вашей квартиры?

- Очень громкие – да.

- Вы слышали что-нибудь примерно с полудня до девяти часов вечера?

- Да.

- Что?

- Около семи вечера там кто-то уронил на каменный пол металлический предмет, по всей вероятности, тазик.

- Могу ли я осмотреть ваши покои, - энергично поднялся комиссар, всем своим видом показывая, что факты и доказательства можно вытянуть не только из уст людей, но и предметов, куда более красноречивых. Знака вопроса в высказанном вопросе он намеренно не поставил.

- Осмотрите, - проговорила Генриетта, оторвав голубые глаза от голубой прорехи, безуспешно тщившейся разорвать пелену туч.

Покои мадмуазель Генриетты состояли из прихожей, небольшой кухоньки, ванной комнаты, довольно обширной гостиной, спальни - две последние имели выход на зимнюю веранду, в которой изумляла внимание старинная прялка. Все было аккуратно прибрано, во всем чувствовался вкус, даже гобелен с изображением срамного вида Адама и Евы, а также Геркулес с Омфалой Франсуа Буше[9] казались повешенными к месту. Обнаружив на серванте, стоявшем в гостиной, альбом с вклеенными изображениями цветов - от лютика до орхидеи, Мегре вспомнил супругу. Давным-давно та собирала в своем альбоме такие же картинки из банок кофе «Балтазар», с тем, чтобы, собрав три полных серии, получить от названной фирмы ореховую спальню, о которой мечтала.

В гардеробе Генриетты (хозяйка позволила его осмотреть), Мегре удивило обилие шляпок, преимущественно кровавой гаммы, а также присутствие нескольких (по виду мужских) костюмов темных расцветок, повешенных вперемешку с захватывающими воображение пеньюарами и платьями.

Но более всего комиссара (как и Люку) поразило содержимое секретера, стоявшего близ окна спальной, рядом с выходом на застекленную веранду. На верхних его полках были аккуратно разложены голубенькие детские распашонки, ползунки, пинетки. На нижней полке рядами лежали новенькие игрушки: погремушки, машинки, оловянные солдатики, ружье.

Люка, присев рядом, взял одну из машинок - гоночную, - повертел, катнул ладонью колеса, проговорил удивленно: