Встретимся через 500 лет! (СИ) - Белов Руслан Альбертович. Страница 62
- Сегодня?.. - замялся Шарапов. - А может, завтра?..
- Что, с Лизой сегодня трахаешься?
- Зачем ты так?.. Я ее люблю.
- Понятно. Ну, давай, тогда завтра приходи...
- Слушай, Глеб, а зачем тебе это?
- Что зачем?
- Ну, знать, кто к тебе ночью приходит? Меньше знаешь, лучше спишь.
- Что-то ты буржуйское поешь, Шарапов, - нахмурился Жеглов.
- Да нет, не буржуйское. Просто я знаю, кто к тебе приходит...
- Кто?
- Галлюцинация.
- Такой бабы не знаю. Француженка, небось?
- Профессор тебя лечит колесами?
- Лечит.
- Ну вот, у них такое побочное действие. И все, как наяву, и кайф, и запах шоколада. Заметь, только запах, белье постельное ведь чисто?
- Чисто. Потому что она замаранное шоколадом сняла и новое с фиалковым запахом постелила.
- Ну-ну, с фиалковым запахом. Это, Глеб, системный бред называется, - сочувственно посмотрел Шарапов.
- Набрался... ты тут, - сказал Жеглов, стоя уже на руках.
- Это точно.
- А знаешь, Володенька, что в голову мне сейчас пришло? - встал Жеглов, красный лицом, на ноги.
- Что?
- Что ты, - мгновенно завернул Шарапову руку за спину, - подсадная утка.
- Да ты что, Глеб! Я ж советский милиционер, воевал, ранен был, Горбатого с Фоксом брал!
- Если ты советский милиционер, почему тебя профессор Гастингсом назвал? А-а!.. Понятно, ты - аглицкий шпион!
- Отпусти, Глеб, больно.
- Не отпущу. Милосердие - поповское слово. А ну пошли!
Жеглов повел Шарапова к креслу, посадил. Взял левой рукой с письменного стола кружок скотча, примотал де Маара к спинке. Обыскал. Нашел в кармане галифе свой бумажник, сказал торжествующе:
- А я его все утро искал! Да ты брат, не аглицкий шпион, и даже не подсадная утка, ты пошлый карманник! Счас мы с тобой в Петровку, 38, играть будем.
Жеглов, злорадно улыбаясь, включил настольную лампу, направил в лицо Шарапова.
- Хватит, Глеб, фраера из меня делать! - отстранился тот от яркого света. - Я тебе не Кирпич, кошельки дергать.
- Да, ты не Кирпич, мистер Гастингс. Ты – шест. Рассказывай, чей. А орать станешь – хавало заклею, письменно станешь колоться, а это долго и нудно, да и к ужину опоздаем.
- Что такое «хавало»?
- Ну вот, молодец, почин делу. Чтобы русский человек не знал, что такое хавало?
- Да ты сам не русский! - закричал Шарапов. - Чтоб русский человек так по-лягушачьи квакал? Ты сам шпион! Говори, кто тебя в Эльсинор заслал? Говори, сука!!
Жеглов оторопел.
- Ты ж знаешь, баба у меня, считай, француженка. Вот и научился.
- А! Баба у него француженка! За это у нас десятка!
- Слушай, кончай дурика корчить, смотреть противно.
- Сам кончай, ментовская рожа. Выключи лампу, глаза сожжешь!
- Хорошо, мистер Гастингс, выключу, - выключил, сел напротив. - Ты сейчас минут пять посидишь, придешь в себя, а потом все расскажешь. Все, что знаешь об этом сатанории.
- Я мало что знаю...
- Как это так? Столько лет здесь паришься и не знаешь?!
- Да лечит меня профессор, потому и не знаю...
Де Маар рассказал Жеглову о своей беде.
- Так... Значит, ты людоед... - выслушав, посмотрел тот с уважением. - Лягушки, значит, надоели, и ты за человечину. Ну ничего, мы это быстро поправим. Но сначала - память.
Жеглов встал, остатком пластыря замотал задергавшемуся де Маару рот. Закончив, с привычной, судя по сноровке, работой, окинул озабоченным взглядом комнату:
- Где-то тут иголки швейные были...
Де Маар, бледный, замычал, задергался так, что кресло опрокинулось на бок.
- Ой-ёй-ёй, как мы боимся, - Жеглов, глянув на мученика мельком, пошел к секретеру, выдвинул ящичек, достал маникюрные ножницы, сверкавшие никелем. - А что ты потом будешь делать? С иголками под ногтями? Счас мы их найдем, и твоим буржуйским холеным ноготочкам больненько, очень больненько сделаем. Я иголочки сейчас поищу, может, еще что найдется, а ты вспоминай пока, ой, вспоминай.
Тон мычания де Маара изменился с протестующего на соглашательский.
- Вспомнил? - обернулся Жеглов.
Де Маар закивал.
- Честно?
Ответом было положительное мычание.
- Просто замечательно. А во сне что теперь будешь видеть?
Де Маар стал вздергивать подбородок в сторону Жеглова.
- Меня? Вот и хорошо, вот и ладненько, - опустившись на колени, срезал ножничками пластырь с головы Маара. - Эка быстро у меня получилось. Если дальше так с клинической терапией пойдет, глядишь, профессором психиатрии стану.
- Руки развяжи, профессор, - отерев лицо от пластырной клейковины, выдавил Маар.
- Не, потом - лечебный эффект может пропасть, - рывком вернул Жеглов кресло в штатное положение. - Ты сначала доложи мне все, что знаешь, потом – свобода, как осознанная необходимость.
Постояв у окна, Жеглов вернулся к столу, уселся, посмотрел на Маара. Тот неподвижно сидел, глядя прямо перед собой и ничего не видя. Голубые его глаза казались стеклянно-кукольными.
- Что с тобой, Володя?! - подался к нему встревожившийся Жеглов.
Маар сказал тихо:
- Я все вдруг вспомнил... Почти все.
Шарапов не стал говорить – в дверь постучались.
- Да! - сказал Глеб, и вошла заговорщицкого вида Аннет Маркофф, явно с последней сплетней. Увидев, что хозяин номера не один, она заинтересованно спросила, что это такое они репетируют?
- Советскую драму «Место встречи изменить нельзя», - ответил гэбэшным голосом Жеглов. - Не хотите сыграть в ней роль Зои Космодемьянской, повешенной гитлеровцами на морозе?
- Я на минутку зашла, мусор унести, - бросилась горничная к корзине.
5. Последнее дело
Когда дверь за Аннет захлопнулась, Жеглов посмотрел на Шарапова.
По щекам того текли слезы.
- Ты чего расквасился? - подался к нему. - Что-то тягостное вспомнил?
- Нет, не вспомнил, - сказал Шарапов, - а как бы узнал. Нет, не узнал, а посмотрел.
- Что посмотрел?
- Две серии из своей жизни.
- Понятно. А как они называются?
- Первая называется... Первая называется «Последнее дело Мегре»...
- А вторая?
- «Последнее дело Пуаро».
- А сейчас какая серия?
- «Последнее дело Жеглова», я думаю, - посмотрел на него Маар как на покойника.
- Не врешь?.. - сглотнул слюну бывший начальник отдела по борьбе с бандитизмом.
- Зуб даю, - сказал бывший дипломат.
- Значит, под танк иду, сам того не зная?
- Да... Идешь
- Понятно... Гранату-то подашь, если что?
- Подам.
- А есть?
- Куплю сегодня у Мейера.
- Ну, тогда изложи мне краткое содержание упомянутых серий, - взяв себя в руки, устроился Жеглов в кресле
Маар изложил. На серию «Мегре» и него ушло 11 минут. На серию «Пуаро» - 9.
- Интересные шляпки носила буржуазия, - выслушав, помрачнел Жеглов. - Значит, я псих?
- Значит, - скривил Маар губы.
- Да, дела... Два видных опера в деревянных костюмах, а фактов на копейку. Так говоришь, после последней вашей встречи следователь по особо важным делам Пуаро поздним вечером тайно проследовал к мадмуазель Генриетте, всю ночь дома отсутствовал, а следующим вечером был обнаружен в своем номере, в своей постели, в своей пижаме, но чуточку не в себе, то есть мертвым?
- Да, мертвым. Без всяких признаков насильственной смерти. Профессор Перен после вскрытия сообщил мне, что смерть произошла в результате инфаркта миокарда, четвертого по счету за последние три года. И добавил, что покойный мог бы прожить еще лет десять, если бы берег себя, тем более, в санатории ему назначались самые прогрессивные медицинские средства и процедуры.
Жеглов молчал, вспоминая, как недавно профессор советовал ему беречь сердце: «Равнодушнее живите, равнодушнее, и проживете еще не один десяток лет».
- С чего вы хотите начать работу, господин милиционер? - спросил Маар, желая отвлечь Глеба от неприятных мыслей.
- Вы принимали участие в похоронах Пуаро? - спросил Жеглов, решив жить, сколько получится.