Ночь над водой - Фоллетт Кен. Страница 25

Она закрыла чемодан, отставила его в сторону, сложила в дорожную сумку свою косметику, туалетные принадлежности. Странно и смешно заканчиваются пять лет ее замужества, она уходит и берет с собой лить несколько пар чулок, зубную пасту, кремы.

Наверх поднялся Мервин. Чемодан и сумка были уже сложены. Она сидела в тонкой ночной рубашке перед маленьким столиком, снимая с лица остатки косметики. Вдруг он подошел сзади, обхватил крепкими ладонями ее груди.

«Нет, – подумала она, – только не это, только не сегодня!»

Но природа сделала свое дело, грудь моментально стала тверже, кожа слегка покраснела. А Мервин уже ласкал ее соски, они выпрямились, почти выскакивая из рубашки, по телу пробежала истома, она заерзала на стуле. Она знала, что не сможет сопротивляться. Он взял ее на руки, понес на кровать, погасил свет и мгновенно лег на нее, красивые длинные ноги Дианы обхватили его тело... Кровать закачалась, заскрипела. Было что-то отчаянное, горькое, символичное в том, как он с силой вошел в нее, молча, без стона, будто знал, что этот вечер у них последний и ничего уже изменить нельзя. К своему стыду, она понимала, что тело предало ее, но чувствовала лишь острое желание, удовольствие, жар и влагу и сама направляла его. Ужасно, безнравственно – в течение всего лишь нескольких часов спать с двумя совершенно разными мужчинами, она искренне хотела остановиться, но не могла.

Достигнув высшего удовольствия, Диана заплакала.

К счастью, Мервин ничего не заметил.

* * *

И вот утром в среду Диана сидела в элегантно обставленной удобной гостиной отеля «Юго-Запад», ожидая такси, которое отвезет их с Марком к Саутгемптонским докам, прямо к стоянке № 108, где они взойдут на бортклипера компании «Пан Америкэн». Она чувствовала себя счастливой и свободной.

Все мужчины в гостиной либо глазели на нее, либо притворялись, что не смотрят. Но пристальней всех смотрел привлекательный молодой человек в синем костюме, на вид моложе ее лет на десять. Она привыкла ко всем этим взглядам. Так бывало всегда, когда она хорошо выглядела, а сегодня она и впрямь была на редкость обворожительна. Шелковое кремовое платье в оранжевый горох, легкое и свежее, туфли-лодочки в тон и соломенная шляпа прекрасно дополняют наряд. Сначала она собиралась купить красные туфли, но вовремя поняла, что они будут слишком контрастировать. Что ж, она не ошиблась.

Диана обожала путешествовать, ей нравилось упаковывать и распаковывать свои тряпки, встречать новых людей, чтобы ее баловали, тешили, чтобы была вкусная еда, деликатесы, море шампанского, возможность повидать другие края... И сегодня, перед полетом, она находилась в приятном волнении – потому что предстояло лететь через океан, впереди самое романтическое, экзотическое и даже опасное путешествие в далекую Америку. Она так хотела поскорее попасть туда, мечтала об этом и уже видела себя в фешенебельном магазине «Арт Деко». Все в стекле и зеркалах, стройные девушки-продавщицы помогают тебе примерять пушистую белую шубку из меха какого-то диковинного зверя, на улице у входа ждет шикарный черный лимузин, работает мотор и шофер в ливрее готов отвезти тебя в один из престижных ночных клубов, где можно заказать сухой мартини, послушать джазовую музыку, где будет петь сам Бинг Кросби. Может быть, это все Америка из кинофильмов, мечты, фантазии, но очень хочется узнать, как же там на самом деле.

Она чувствовала некоторые угрызения совести, оставляя свою страну в такой трудный момент, ведь началась война, и неизвестно, что будет. Наверное, это трусость и малодушие, однако так хочется лететь.

Она была знакома со многими евреями, в Манчестере их вообще много. Члены манчестерской еврейской общины посадили в Назарете тысячу деревьев. Ее еврейские друзья с ужасом и опаской следили за развитием событий в Европе. Но опасность грозила не только евреям, фашисты ненавидели цветных, цыган, гомосексуалистов и вообще всех, не согласных с идеями нацизма. У Дианы, например, дядя гомосексуалист, и ничего, он был всегда добр к ней, относился, как к родной дочери. Для военной службы она уже старая, поэтому, скорее всего, ей пришлось бы остаться в Манчестере, предложить свои услуги Красному Кресту, работать санитаркой.

Этого она в принципе себе не представляла, может быть, даже меньше, чем танец с Бингом Кросби. Она не сможет делать перевязки раненым, да и вообще, аскетизм, дисциплина, форма – не для нее.

Однако главное, конечно, не в этом. Единственное, почему она летит, – это любовь, чувства. Она отправится за Марком хоть на край света, и на поля сражений, если потребуется. Они собираются пожениться, иметь детей. Он на пути домой, и она с ним.

Да, ей будет здорово не хватать очаровательных племяшек. Когда она еще их увидит? Может быть, уже взрослыми, в колготках и бюстгальтерах, вместо детских носочков и косичек.

Но у нее ведь могут появиться собственные дети...

Как здорово, что летит она на знаменитом американском клипере. Она читала о нем в «Манчестер гардиан» и никогда не думала, что вскоре сама полетит на такой машине. Подумать только, добраться до Нью-Йорка всего за сутки – ведь это просто чудо.

Она оставила Мервину записку. Конечно, там ничего не было сказано о том, о чем она больше всего хотела сказать – как медленно, но неуклонно исчезала их любовь, разрасталась трещина, он перестал замечать ее как личность, видеть в ней женщину, она даже не написала про Марка. Там было все ясно и просто.

«Дорогой Мервин. Все, я устала и больше так не могу, поэтому ухожу. Твоя холодность становится все сильнее. Я встретила другого мужчину, извини. Когда ты прочтешь это послание, мы уже будем в Америке. Сожалею, что причиняю тебе боль, но отчасти это твоя вина, пойми и не суди, если можешь».

Она не знала, как подписать свое письмо («твоя» или «с любовью» в таких случаях не пишут), поэтому подписалась просто и коротко: Диана.

Сначала она намеревалась оставить записку в доме, на кухонном столе. Но потом испугалась, что муж может изменить свои планы и, вместо того чтобы провести ночь в клубе, зайти домой, найти записку, прийти в ярость и каким-либо образом помешать ей и Марку перед самым отлетом. Поэтому в конце концов она запечатала конверт и отправила письмо по почте ему на работу. Он получит его сегодня. Она взглянула на свои красивые часы (подарок Мервина, который добивался от нее пунктуальности). Она знала распорядок дня мужа – утром он наверняка на фабрике, ближе к двенадцати придет к себе в контору, перед обедом будет просматривать почту. Вот тут-то секретарша и вручит ему запечатанный конверт с пометкой «лично». Он будет лежать среди вороха других писем, заказов, документов. Сейчас он, наверное, как раз его читает. От этой мысли Диане стало немного грустно, она опять почувствовала себя виноватой, но было и какое-то облегчение: ведь теперь они далеко, их разделяет двести миль.

– Пришло такси, – сказал Марк.

Ей стало страшновато. Вот и все, теперь впереди полет на новом мало опробованном самолете над просторами Атлантического океана.

– Пора, идем!

Она подавила свой страх, поставила на стол кофейную чашку, встала и весело улыбнулась.

– Да, пошли, я готова.

* * *

Эдди всегда не везло с девчонками, он их стеснялся.

Он оставался девственником, пока учился в академии в Аннаполисе. Когда проходил службу в Перл-Харборе, конечно, общался с проститутками, но это общение не приносило ему ничего, кроме отвращения. Потом, уволившись из ВМС, он долгое время был один, и, если ему хотелось человеческого общения, он обычно собирался и ехал в какой-нибудь кабак, иногда довольно далеко. Кэрол-Энн работала тогда в «Пан Ам» в Нью-Йорке, на маленькой станции по обслуживанию летающих лодок (Порт Вашингтон, Лонг-Айленд). Она была загорелой голубоглазой блондинкой с длинными ногами. Эдди она сразу понравилась, но он долго не осмеливался назначить ей свидание. Наконец такой случай представился. Однажды в столовой молодой парнишка-радист отдал ему два билета на знаменитую театральную постановку «Жизнь с отцом» на Бродвее, а когда Эдди заявил, что ему не с кем идти, парень повернулся к соседнему столику и запросто обратился к Кэрол-Энн, спросив, не составит ли она компанию Эдди.