Ночь над водой - Фоллетт Кен. Страница 50

Он медленно расхаживал по нижней палубе. Никки и Дейви подавали напитки, бутерброды. Пассажиры отдыхали и непринужденно беседовали. То здесь, то там можно было услышать иностранную речь. В гостиной играли в карты. Эдди замечал знакомые лица, но не смог бы назвать знаменитостей по фамилиям. Он окинул внимательным взглядом нескольких мужчин, ожидая, что кто-то из них выйдет на контакт, однако никто с ним так и не заговорил.

Он дошел до конца палубы и поднялся чуть вверх по лестнице, у стены за дамской комнатой. Наверху в потолке был люк, который вел в свободное помещение в хвостовой части. Он мог бы добраться туда и по верхней палубе, пройдя через грузовой отсек.

Бегло осмотрев проводку, он закрыл люк и спустился вниз. У лестницы стоял мальчишка лет четырнадцати-пятнадцати и с любопытством смотрел на него. Эдди заставил себя улыбнуться. Мальчик оживился.

– Можно взглянуть на летную палубу?

– Конечно, – автоматически ответил Эдди. Ему, конечно, не хотелось, чтобы его сейчас беспокоили, но он хорошо помнил заповедь всех экипажей компании – быть как можно приветливее со своими пассажирами. Кроме того, может, удастся хоть на какое-то время оторваться от мрачных мыслей?

– Огромное спасибо!

– Давай, ноги в руки и шлепай к себе, я за тобой пройду.

Мальчишка не сразу понял, чего от него хотят, но потом догадался и довольный убежал. Выражение «взять ноги в руки» действительно звучит странно даже для ньюйоркца, не говоря уже об англичанине, подумал Эдди. Оно типично только для Новой Англии.

Обратно он пошел по проходу еще медленнее, ожидая, что кто-нибудь к нему подойдет, по его надежды, увы, не оправдались, видимо, человек решил появиться на сцене позднее или его что-то не устраивало. Можно было бы поступить проще: подойти и спросить у стюардов, где сидит мистер Лютер, но они вполне могли поинтересоваться, зачем ему это нужно, а он не хотел лишних вопросов.

Мальчишка сидел в отсеке номер два, в носовой части, со всей своей семьей. Эдди подошел к нему.

– Ну что, храбрец, поднимемся наверх? – он улыбнулся родителям.

Они кивнули ему довольно холодно. И только сидящая напротив девушка с длинными рыжими волосами, вероятно, сестра мальчика, приветливо улыбнулась в ответ. «А у нее красивая улыбка», – вскользь подумал Эдди.

– Как тебя зовут? – спросил он паренька, когда они поднимались по винтовой лестнице.

– Перси Оксенфорд.

– А меня Эдди Дикен, я механик или, как у нас летчиков говорят, бортинженер.

Они взобрались наверх.

– Смотри в оба и запоминай, больше такой летной палубы нет нигде. – Эдди старался держаться как можно естественное.

– А как на других самолетах?

– Довольно голо, холодно и шумно, везде выступы, на которые все время натыкаешься.

– И что входит в функции бортинженера?

– Слежу за нормальной работой двигателей, чтобы они не останавливались до самой Америки.

– Зачем все эти рычажки, цифирки, лампочки?

– Понимаешь... Каждая что-нибудь значит. Вот, например, эти три, они показывают скорость пропеллера, температуру двигателя, уровень топлива. И так для каждого из четырех двигателей. – Конечно, в двух словах объяснить сложно, подумал он, но ничего, мальчишка выглядит вполне сообразительным. Он попытался сделать свои объяснения более содержательными. – Вот, садись сюда, в мое кресло. – Перси с готовностью сел. – Взгляни-ка на этот циферблатный индикатор. Он показывает, что температура в верхней части двигателя № 2 равна двумстам пяти градусам по Цельсию. Это достаточно близко к предельно допустимой норме – двести тридцать два градуса на крейсерской скорости, – поэтому нужно немного охладить двигатель.

– А как это сделать?

– Вот, возьмись за этот рычажок и немного опусти его вниз... Так, хорошо. Теперь ты чуть больше приоткрыл кран охлаждения, увеличил доступ холодного воздуха, так что следи за показаниями прибора, через несколько минут температура должна упасть. Ты хорошо изучал физику в школе?

– Я учился в классическом колледже. Мы до одури зубрили латынь и греческий, но насчет точных наук, если честно, не очень.

Эдди почему-то подумалось, что латынь и греческий вряд ли спасут Британию от нацистов, но он промолчал.

– Что делают остальные члены экипажа?

– Так, по порядку. Одно из самых почетных мест по праву принадлежит штурману. Вон он, Джек Эшфорд, тот, что стоит у стола с картами. – Джек, худой длинный мужчина с темными волосами, выбритыми до синевы щеками и правильными чертами лица, поднял от стола голову и добродушно ухмыльнулся. Эдди продолжил: – Он определяет наше местоположение, что довольно сложно в центре Атлантики. У него есть своя «мини-обсерватория» – там, сзади грузового отсека, и он ориентируется по звездам с помощью своего секстанта. Фактически, это такой прибор, октант с «пузырьком».

– Как это?

Джек показал ему инструмент.

– "Пузырек" реагирует только тогда, когда октант на уровне. Ты находишь нужную звезду, смотришь на нее через зеркальце и подгоняешь угол до тех пор, пока звезда не совпадет с линией горизонта. Затем считываешь угол зеркальца, сверяешь его с таблицами и таким образом находишь местоположение корабля относительно земной поверхности.

– Звучит просто.

– В теории, – засмеялся Джек. – Одна из проблем на данном маршруте как раз то, что мы весь полет находимся среди облаков, поэтому иногда звезды не видны.

– Но постойте, ведь если мы летим в определенном направлении и не меняем курса, то и заблудиться не сможем.

– Это ошибка, мы можем, сами того не зная, отклониться от курса из-за бокового ветра.

– И в состоянии догадаться насколько?

– Здесь не место догадкам. Надо все проверять. Там внизу на крыле есть маленький люк, я выстреливаю вниз сигнальную ракету и внимательно смотрю, как она падает. Если она ложится вровень с хвостом самолета, мы не дрейфуем, но если ее сносит в одну либо другую сторону, то я приблизительно знаю, куда и насколько мы уклонились.

– Все это как-то неточно, на глаз.

– Правильно. – Джек опять засмеялся. – Подумай сам, а вдруг мне не повезет и мы так и не увидим звезды в океане, или, что уж совсем плохо, я ошибусь в своих оценках дрейфа, мы можем в результате отклониться от курса на добрую сотню миль или даже больше.

– И что тогда?

– Мы выясним это, как только окажемся в зоне действия какого-либо маяка или передающей станции, и тогда выровняем курс.

Эдди наблюдал за мальчиком и видел на его умном лице смесь простого любопытства, подлинного интереса и понимания. Когда-нибудь, подумал он, я буду объяснять все это моему ребенку. Он снова вспомнил о Кэрол-Энн, в груди моментально заныло. Только бы поскорее обозначился этот гад Лютер, тогда ему станет легче. По крайней мере, он четко знал бы, чего от него хотят и зачем весь этот кошмар.

– Можно посмотреть, как там внутри крыла? – спросил Перси.

– Давай, – ответил Эдди. Он открыл люк, ведущий в правое крыло. Мгновенно заложило уши от шума мощных двигателей, запахло горячим машинным маслом. Внутри крыла был виден низкий проход, по которому можно передвигаться только согнувшись. За каждым из двух двигателей оставалось достаточно свободного места, где механик мог выпрямиться и заняться устранением неполадки. Здесь, в крыле, естественно, никакой отделки не было, и Перси увидел конструкцию во всей ее технической красоте: провода, перегородки, решетки, заклепки и так далее.

– Видишь, – крикнул Эдди сквозь шум работающих двигателей, – вот так на большинстве летных палуб.

– Можно войти внутрь?

– Нет. – Эдди отрицательно покачал головой и закрыл люк. – Извини, друг, сюда вход посторонним строго воспрещен.

– Не унывай, – сказал Джек Перси. – Я покажу тебе свою «мини-обсерваторию». – Он увел Перси назад, в конец палубы, а Эдди стал проверять показания приборов на доске. Пока все было в норме.

Бен Томпсон певучим голосом передал вслух метеосводку вблизи Фойнеса:

– Ветер западный, двадцать два узла, на море зыбь.