Столпы Земли - Фоллетт Кен. Страница 110

А где же остальные? Их спустил отец Ральф! Она снова пришла в бешенство. Отцовские деньги – это все, что у нее осталось на этом свете, а воришка-священник забрал четыре пятых из них. Размахивая поясом, Алина выбежала из церкви. На улице какой-то прохожий удивленно уставился на нее, словно в ее внешнем виде было что-то необыкновенное. Не обращая на него внимания, она вошла в жилище священника.

Ричард стоял над отцом Ральфом, приставив ему к горлу меч.

– Где остальные деньги моего отца?! – закричала ввалившаяся в дверь Алина.

– Нету, – прохрипел старик.

Она наклонилась и поднесла к его лицу нож.

– Где же они?

– Я потратил их, – осипшим голосом признался Ральф.

Алине хотелось зарезать его, или избить, или утопить в реке, но это уже ничего бы не изменило. Он говорил правду. Она бросила взгляд на перевернутую бочку: пьяница способен все пропить. Она готова была лопнуть от досады.

– Я бы отрезала тебе ухо, если бы за него дали хоть пенни, – прошипела Алина. У Ральфа был такой вид, словно он думал, что она в любом случае сделает это.

– Он спустил наши деньги, – обеспокоенно проговорил Ричард. – Давай возьмем, что есть, и уйдем.

Алина вынуждена была признать, что он прав. Ее злость начала испаряться, оставляя после себя горький осадок. Запугиваниями от священника все равно уже ничего не добьешься, а чем дольше они здесь находились, тем больше вероятность, что кто-нибудь войдет, и тогда им не избежать беды. Алина встала.

– Ладно, – согласилась она и, сложив золотые монеты обратно в пояс, надела его на себя. Она ткнула пальцем в отца Ральфа. – Может быть, я еще вернусь и убью тебя.

Алина вышла и торопливо зашагала по узкой улице.

– Ты была просто великолепна, Алли! – восторженно сказал нагнавший ее Ричард. – Запугала его до полусмерти и вернула наши денежки!

– Да, ничего, – угрюмо кивнула она. Ее нервы все еще были напряжены, но сейчас, когда ярость постепенно утихла, она почувствовала себя опустошенной и несчастной.

– А что мы купим? – нетерпеливо спросил Ричард.

– Немного еды в дорогу.

– А как же лошади?

– За фунт лошадей не купишь.

– Ну тогда можно купить тебе ботинки.

Она думала об этом. Деревянные башмаки страшно мучили ее, и босиком не пойдешь – земля была еще слишком холодна. Однако ботинки стоили очень дорого, и Алина не хотела так быстро потратить деньги.

– Нет, – решила она. – Лучше пока приберечь деньги, а я как-нибудь проживу еще несколько дней и без ботинок.

Ричард немного расстроился, но спорить не стал.

– А какую еду мы купим?

– Хлеб, сыр и вино.

– И пирожки...

– Нет, они слишком дорогие.

– Ох! – Он помолчал с минуту, затем сказал: – Ну и зануда же ты, Алли.

– Я знаю, – вздохнула Алина. «Почему мне так плохо? – подумала она. – Я должна гордиться собой. Мне удалось добраться сюда из замка, я защитила своего брата, нашла отца и вернула наши деньги. Да, и еще я вспорола брюхо толстяку и заставила Ричарда прикончить его, и чуть было не выжгла глаза священнику».

– Переживаешь за отца? – сочувственно спросил Ричард.

– Нет, – откликнулась она. – Просто на душе противно.

Алина пожалела, что отказалась от покупки ботинок. Она ковыляла по дороге в Глостер в своих башмаках до тех пор, пока они не стерли ноги ей до крови, затем разулась и, сколько хватило сил терпеть холод, шла босиком, потом снова надела башмаки. На ноги лучше было не смотреть: когда видишь кровавые мозоли, они болят еще сильнее.

Среди холмов тут и там были разбросаны небольшие участки, где на акре земли крестьяне выращивали овес или рис и держали несколько тощих животных. Решив, что, должно быть, Хантлей находится где-то неподалеку, Алина остановилась на околице какой-то деревушки, чтобы расспросить крестьянина, который на огороженном рядом с низенькой мазанкой дворе стриг овцу. Зажав голову животного в специальное деревянное устройство, он ловко орудовал длинным ножом. Еще две овцы в сторонке беспокойно ждали своей очереди, а в поле щипала травку уже остриженная. В такую холодную погоду она выглядела словно голая.

– Рановато стричь-то, – сказала Алина.

Крестьянин поднял на нее глаза и добродушно улыбнулся. Это был рыжеволосый веснушчатый парень; закатанные рукава обнажали его волосатые руки.

– Эх, деньги нужны. Пусть лучше овцы замерзнут, чем я проголодаюсь.

– А сколько тебе платят?

– За шерсть с одной овцы – пенни. Но приходится таскаться в Глостер и терять целый день, а сейчас весна и в поле полно работы, – пожаловался он, однако голос его звучал весело.

– А что это за деревня? – спросила Алина.

– Пришлые люди называют ее Хантлей, – ответил он. Крестьяне никогда не пользовались названием своей деревни – для них она была просто деревня. Названия – это для чужаков. – А ты кто такая? – поинтересовался он. – Как тебя сюда занесло?

– Я племянница Симона Хантлея, – сказала Алина.

– Да ну! Он сейчас в большом доме. Тебе надо немного вернуться назад. Увидишь тропинку через поле – по ней и иди.

– Спасибо.

Деревня стояла посреди распаханного поля, словно свинья в луже. Вокруг господского дома, который был не намного больше, чем дом преуспевающего крестьянина, теснились два десятка домишек. Казалось, тетушка Эдит и дядюшка Симон действительно жили не слишком богато. На главном дворе собралась группка мужиков, разглядывавших пару коней. Среди них, похоже, был и сам господин в алой мантии на плечах. Алина присмотрелась к нему. Прошло уже двенадцать или тринадцать лет с тех пор, как она видела дядюшку Симона, и все же, наверное, это был именно он. В ее памяти он остался огромным мужчиной, а сейчас выглядел не таким уж и большим, но это потому, что тогда она была совсем малышкой. Его волосы поредели, и появился двойной подбородок.

– А какой высокий в холке... – услышала Алина и узнала его скрипучий, с легким придыханием голос.

Она облегченно вздохнула. С этого момента они будут сыты и обуты, о них будут заботиться – всё, конец черствому хлебу с сухим сыром, ночевкам в сараях и бесконечным, полным опасностей путешествиям. Теперь у нее будут мягкая постель, новое платье и жареное мясо на обед.

Дядя Симон поймал ее взгляд и, не узнав сначала, весело бросил стоявшим рядом крестьянам:

– Посмотрите-ка! К нам пожаловали милашка и юный воин. – Затем что-то промелькнуло в его глазах, и он почувствовал, что это не совсем случайные прохожие. – Эй, а ведь я тебя знаю.

– Да, дядюшка Симон, знаешь, – сказала Алина.

– Свят-свят! – Он подпрыгнул, словно испугавшись чего-то. – Я слышу голос призрака!

Алина не вполне поняла, что он имел в виду, но через минуту дядя Симон подошел поближе и стал в упор разглядывать лицо девушки – казалось, он вот-вот захочет посмотреть ее зубы, как это делают с лошадьми, – а затем проговорил:

– У твоей матери был такой же голосок: будто мед льется из кувшина. Богом клянусь, ты и красивая-то такая же. – Он протянул руку, собираясь погладить ее по щеке, но она резко отпрянула. – Но, вижу, ты такая же упрямая, как и твой проклятый отец. Чаю я, это он послал вас сюда, а?

Алина сжалась от негодования. Ей было больно, что про отца говорили «твой проклятый отец», но, если бы она стала спорить, дядя Симон посчитал бы это еще одним доказательством ее упрямства, поэтому она прикусила язык и покорно промолвила:

– Да, он сказал, что тетушка Эдит позаботится о нас.

– Так вот, он ошибался, – проскрипел дядя Симон. – Тетушка Эдит умерла. Хуже того, из-за позора твоего папаши я потерял половину своей земли, которая отошла этому жирному мошеннику Перси Хамлею. Трудные времена настали. Так что можешь поворачивать и возвращаться в Винчестер. Я не пущу тебя к себе.

Алина опешила. Он казался таким жестоким.

– Но ведь мы твои родственники.

У него хватило приличия, чтобы несколько устыдиться, но его ответ был резок:

– Вы мне не родственники. Вы были племянниками моей первой жены. Но, даже когда Эдит еще была жива, она никогда не встречалась со своей сестрой из-за этого надутого осла, за которого имела несчастье выйти замуж твоя мать.