Многоликое волшебство - Лебедев Дмитрий. Страница 6

— Да, Верховный Жрец, готов, — голос Серроуса слегка срывался от очевидного волнения.

— Тогда подойди ко мне. — Как ни странно, Селкору удавалось придать своему почти мальчишескому голосу должное величие. От слов его мурашки пробегали по спине.

Серроус неспешно приблизился к жрецу и, преклонив колени, опустил голову. Согласно традиции, он должен был поднимать свой взор только для того, чтобы отвечать на вопросы.

— Положи свою руку, принц Серроус, на корону. — Когда это указание было исполнено, Селкор продолжил. — Ответь, принц Серроус, законный наследник бертийской династии, сознаешь ли ты тот груз ответственности, который ляжет на твои плечи с принятием этого венца?

— Да, сознаю, Верховный Жрец, — сказал он, на мгновение поднимая глаза, но и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы ужаснуться от проникающего сквозь любые покровы взгляда Селкора.

— Понимаешь ли, что не корона для тебя, но ты для короны?

— Да, Верховный Жрец, понимаю.

— Признаешь ли ты себя слугой своего народа, готовым пожертвовать собственной жизнью во имя его блага?

— Да, признаю.

— Принимаешь ли ты на себя бремя ответственности за древнюю корону Хаббада?

— Да, принимаю.

Только в паузе, образовавшейся после этих слов, Руффус обратил внимание, что небо заволокло тучами и от прозрачности дня не осталось и следа, а над Селкором и братом описывал круги черный ворон, который, даже не являйся он символом Строггской династии, сам по себе был дурным предзнаменованием. Не в добрый час получал его брат корону.

Выдержав паузу, Селкор произнес:

— Тогда, я, Верховный Жрец Храма Всех Богов, передаю тебе, принц Серроус, эту древнюю корону владык Хаббада и провозглашаю тебя нашим новым королем, облеченным всей полнотой власти. Отныне тебе, король Серроус Третий, вершить над нами суд и отвечать за жизни своих подданных. И да приведут тебя пути царствования на древний трон предков, — последняя фраза добавилась к ритуальной речи триста лет назад, когда Строгги захватили власть над Хаббадом. Но на этот раз она сопровождалась отдаленным громовым раскатом, усилившим недобрые предчувствия Руффуса, хотя все остальные, похоже, и не обратили на это внимания.

С последними словами Селкор водрузил корону на голову принца и произвел несколько пассов, истинный смысл которых был известен только посвященным в таинство жреческого служения. Серроус поднялся с колен и, воздев руки, произнес:

— Принимая на себя бремя царственной власти, клянусь не уклоняться от служения своему народу и следовать интересам венчающей меня короны.

После этих слов Грэмм встал с колен, чтобы исполнить последнюю часть процедуры передачи власти. Он подошел к телу Гендера и взял лежавший на его груди клинок.

— От имени всего рыцарства, я, чемпион короля Гендера Пятого, сэр Грэмм, приношу тебе, король Серроус Третий, свою клятву на верность и передаю этот древний клинок, принадлежавший твоим великим предкам. — С этими словами Грэмм протянул меч эфесом вперед, а рыцари на миг подняли склоненные стяги.

— Теперь, король Серроус Третий, — голос Селкора с каждым словом звучал все величественнее, — должен помочь своему отцу окончательно расстаться с этим миром.

Серроус взял из рук жреца горящий факел и поднес его к срубу. Заранее просмоленное дерево тут же вспыхнуло огромным факелом, и тело отца потонуло в огненном смерче.

Традиция кремации была из появившихся уже после узурпации Строггами хаббадского трона и служила тому, чтобы прах королей, сохраняемый в специальных урнах, можно было впоследствии захоронить в фамильной усыпальнице Бертийской династии рядом с королевским дворцом в Хаббаде. Пока бушевало пламя, каждый по своему прощался с покойным королем. Эта часть ритуала не была строго оговорена, но считалось, что именно сейчас было время и место для сугубо личных слов и чувств к усопшему, и вовсе не обязательно делать их всеобщим достоянием. Над площадью повисла полнейшая тишина, но Руффус про себя отметил, что небо снова прояснилось, а ворон исчез.

Когда погребальный костер догорел, Селкор продолжил выполнять свои обязанности. Он достал одну из маленьких керамических урн, про которые рассказывали, что в запечатанном с помощью особого ритуала виде их невозможно разрубить мечом, и стал собирать в одному ему известной последовательности пепел с разных мест обугленного одра. Завершив это, он накрыл урну крышкой, поставил ее на край сруба и начал тихую и невнятную песнь заклинаний. Время от времени слова прерывались, и тогда жрец производил загадочные пассы над дымным подобием алтаря. Вся процедура заняла еще около часа. По завершении ее, Селкор встал с урной в руках и обратился к Серроусу:

— Прими, король, прах отца своего и помести его во Временное Пристанище. Пусть забота об этой урне и урнах с прахом других твоих предков падет на твои плечи еще одной священной обязанностью.

Серроус принял урну и удалился, чтобы поместить ее во Временное Пристанище. Так называлось место, где хранились непогребенные останки всех тринадцати королей, скончавшихся после свержения бертийской династии с хаббадского трона. Считалось, что точное местоположение Временного Пристанища было известно только прямым потомкам королей, хотя у дверей, ведущих на этаж, где оно располагалось, стояла стража, а вход в само Временное Пристанище охранялся мощнейшими чарами, настроенными таким образом, что проникнуть в это место мог лишь тот, в чьих жилах течет бертийская кровь. За триста лет не раз доводилось убедиться в действенности этих чар. Несколько раз из Временного Пристанища приходилось извлекать безжизненные тела осмелившихся пересечь его порог.

Дав Серроусу возможность удалиться, все потихоньку отправились в главный зал, где уже накрыт был стол, чтобы справить поминки по королю Гендеру. Традиция указывала, что говорить о покойном во время похоронных обрядов не следует. В это время нужно прощаться с ним внутри себя, и только на поминках можно и должно было выразить свое отношение к ушедшему прилюдно.

Вопрос о предзнаменованиях, увиденных при коронации, не давал Руффусу покоя. Мучительно хотелось расспросить об этом Валерия, но сейчас было явно не время.

У самого входа в замковую башню Руффуса остановил один из стороживших в этот день ворота:

— Ваше высочество, на мосту стоит хаббадский офицер, по-моему тот самый, что был здесь два дня назад, и просит аудиенции, но король сейчас не может ответить. Какие будут указания?

— Я выйду к нему, — после минутной паузы сказал Руффус и пошел за охранником. Что же хочет этот офицер? Но, чего бы он не хотел, ему нельзя давать возможности встретиться с Серроусом, потому как тот, точно, прикажет схватить его и казнить.

На мосту, действительно, стояли три рыцаря с хаббадскими знаками различия. Один из них, увидев Руффуса, слегка выдвинулся вперед:

— Досточтимый принц Серроус… — начал было он, но Руффус прервал его.

— Во-первых, принца Серроуса уже не существует в связи с тем, что его следует величать король Серроус Третий, а во-вторых, перед вами принц Руффус, настоятельно советующий вам не попадаться королю на глаза, если у вас есть хоть какое-то желание остаться в живых.

— Прошу прощения, принц Руффус, за свою невольную ошибку…

— Что привело вас сюда в сей печальный день?

— Я приехал сюда, чтобы не дожидаясь реакции официальных властей, которая, уверен, окажется в точности такой же, принести вам свои искренние соболезнования по случаю кончины вашего отца и короля Гендера Пятого.

То, что он приехал в сопровождении всего лишь двух рыцарей, свидетельствовало в пользу его слов, но все же подобное заявление казалось циничным в устах убийцы его родителя.

— Но разве не ваши действия послужили причиной «кончины нашего отца и короля»?

— Мы ни в коей мере не преследовали подобной цели, хотя и признаем, что необдуманно подойдя к Эргосу с достаточно большим отрядом, спровоцировали вашу сторону на неадекватные действия. Поверьте, ваше высочество, если мое слово чести что-либо для вас значит, единственной нашей целью было попытаться договориться о совместных действиях в условиях скорого мондаркского нашествия.