Русские инородные сказки - 5 - Фрай Макс. Страница 7
цветная; холст, масло
пятница, поздний вечер; невысокий и плотный немолодой человек в джинсах и темно-синем свитере, прислонившись спиной к двери между вагонами метро, сосредоточенно вертит в руках марионетку, клоуна в синем костюмчике с золотыми звездочками. распутывает веревочки, наклоняет голову, кажется, хмурится — и вдруг выпрямляется, улыбается про себя, морщинками у глаз, и заставляет распутанного клоуна станцевать в воздухе что-то немыслимое.
цветная; бумага, акварель
по переходу «библиотека имени ленина» — «александровский сад», чуть прихрамывая, бредет маленькая сгорбленная старушка: огромные очки, серо-голубая шапка, пряди седых волос, старое пальто, стоптанные башмаки, при каждом старушкином шаге из-под пальто выглядывает ажурный край белой вязаной юбки.
ч/б; бумага, тушь, перо
в субботу утром в метро, на кольцевой, у дверей полупустого вагона стоит мальчик: очки, молодая редкая бородка, рюкзак, косуха, фанатская майка с капюшоном, на груди название какой-то группы — ac/dc? exploited? ария?
мальчик обнимает плюшевого медведя размером с трехлетнего ребенка, нежно гладит пальцами коричневый мех, прикрывает глаза, пристраивает затылок к стеклу, улыбается. гладит. и улыбается.
цветная; бумага, пастель
на площадке у консерватории, перед памятником чайковскому, две девочки лет десяти танцуют вальс. зеленая куртка — черное пальто, косы — конский хвост, юбка и гольфы — строгие брюки, сбиваются с ритма, спотыкаются, хватаются друг за друга, хохочут, убегают вверх по большой никитской, держась за руки.
ч/б; бумага, тушь, перо
метро «тургеневская», вечер, последняя лавочка на платформе. на лавочке, сгорбившись и опустив голову на руки так, будто плачет — или спит, сидит девушка: серое пальто «в елочку», сапоги, нейлоновые коленки, длинные-длинные черные волосы, лица не видно.
на краешке той же скамейки старушка в синем, с очень прямой спиной. смотрит на девушку, собирает губы в ниточку, качает головой.
цветная; белый картон, акриловые краски
на троллейбусной остановке две юные леди лет восемнадцати (первая: майка с английским флагом, голый живот с колечком в пупке, к джинсам пристегнута толстая цепочка; вторая: строгое пальто, малиновый шарфик, сапоги на каблуке и темные очки) играют в «колыбель для кошки» плотным ярко-синим шнуром.
цветная; бумага, пастель
по дорожке в парке идут двое — дедушка и внучка. дедушка тащит самокат, внучка выдувает мыльные пузыри, вдруг останавливается, тянет дедушку за рукав, подставляет баночку; тот качает головой, потом сдается, наклоняется, дует в затянутое мыльной пленкой колечко; внучка считает пузыри и смеется.
эскиз; бумага, карандаш
вечер, скамейка во дворике, на скамейке три набитых полупрозрачных магазинных пакета: коробка сока, хлеб, овощи, печенье, курица, обычный какой-то набор. рядом на корточках сидит юноша в костюме и галстуке и гладит бездомную кошку.
цветная; бумага, пастель
у моста на «белорусской» стайка молодых милиционеров взвешивает на уличных весах служебного ротвейлера. за процессом наблюдает небольшая толпа. у ротвейлера разъезжаются лапы, милиционеры весело переругиваются, люди в толпе смеются.
ч/б; рисовая бумага, тушь
на стоянке серебристая иномарка, в ней двое — он и она. он за рулем, в костюме, при галстуке. ему около сорока. она лет на пятнадцать моложе, тоненькая длинноволосая блондинка. вдруг он тянется к ней через подлокотник, гладит по голове и поправляет сережку в носу.
цветная; картон, карандаши
у фонарного столба стоит абсолютно лысый человек: куртка, мятые штаны, очки, руки в карманах. человек читает объявление, набранное ярко-красными буквами: «купим волосы, дорого».
цветная; бумага, акрил
в маленьком дворике, где-то вокруг «тверской», под старым тополем стоит недавно покрашенная скамейка: желтые доски, синяя спинка, черные гнутые железные ножки. на скамейке — лист журнального формата, на листе крупно напечатаны два слова: «пусть лежит».
цветная; картон, акварель
по большой никитской, переглядываясь и пересмеиваясь, идут две девушки, одна прижимает к груди ворох линованных бумажек, другая осторожно держит букет белых тюльпанов. рядом — то забежит чуть вперед, то, наоборот, приотстанет — семенит юноша в распахнутом черном пальто, с красным клетчатым шарфом на шее, и играет на скрипке что-то забавное.
ч/б; плотная бумага, тушь
по узенькой гаагской улочке мимо припаркованных машин медленно едет на велосипеде блондинка в спортивном костюме, волосы забраны в «конский хвост». она едет — и везет за руль второй велосипед, а по тротуару на другой стороне улицы трусцой бежит еще одна блондинка в спортивном костюме, с волосами, забранными в «конский хвост».
ч/б; ватман, уголь
в маленьком иерусалимском ресторанчике у накрытого на шесть персон столика лежит кукла-младенец в распашонке и подгузниках.
на полу. в проходе. лицом вниз.
цветная; доска, мелки
возле палаток со всякой снедью в переходе у метро стоит молоденький милиционер и разглядывает витрину с плюшками. на боку у него висит буро-зеленая фляжка, на фляжке кусок лейкопластыря с фамилией, накорябанной синей ручкой. к руке мальчика резинкой прицеплен розовый свисток.
цветная; гладкая бумага, акварель
на бульваре, за спиной у памятника крупской, прозрачным вечером накануне зимы высокий юноша в темном костюме и плаще, с огромной связкой белых и розовых воздушных шариков, спрашивает дорогу, склонившись к замотанной в платок пожилой даме.
Дмитрий Голобородько
Русалочка.ру
— Мама, а я не хочу щекотать мужчин! Я хочу с ними просто дружить, — сказала русалочка, высунув голову из-под одеяла. Это была еще совсем маленькая русалочка, величиной с подлещика, и напоминала она скорее морского конька-переростка, чем воспетое беллетристами мифическое существо.
Мама русалочки, утопленница Нина Федоровна, сочувственно поглядела на свою неразумную дочь.
— С мужчинами нельзя дружить! — отрезала она и, немного подумав, добавила: — Дружи пока лучше с крабами.
— А я не хочу с крабами! Они щипаются!
— Щипаются… Много ты понимаешь в жизни! Ладно, подрастешь — обсудим. А пока — спать!
— Мама, а мужчины тоже щипаются?
Маленькая русалочка перевернулась на бок, как бы предвидя, что не получит ответа на свой вопрос, и оказалась права: Нина Федоровна, решительно выключив электрического ската, уже затянула свою любимую колыбельную «Эх, хвост-чешуя, спи спокойно, дочь моя!».
Папа русалочки был дельфином — по крайней мере, так ей говорила мама. Впрочем, сама русалочка никогда не видела папу, а Нина Федоровна обрывала все расспросы о нем чеканной фразой «папа уплыл за косяком» — отговоркой, звучавшей вдвойне сомнительно, когда русалочка, повзрослев, узнала, что, во-первых, у дельфинов нет чешуи, а во-вторых, они не ходят косяками.
С самого детства мысли о мужчинах, которых почему-то надо щекотать, метались в русалочьей голове, словно стайка пугливых рыбок в ожидании встречи с хищной каракатицей. Периодически масла в огонь подливала соседка-камбала со своими плоскими шуточками типа «посмотри на меня, детка, и никогда не путайся с кашалотом». Русалочка старалась не обращать на это внимания — в конце концов, морские глубины не так скучны и безжизненны, как это кажется с суши, особенно для пытливых девичьих глаз. Но однажды настал день, когда Нина Федоровна, смахнув незаметную в пучине вод материнскую слезу, торжественно объявила, что русалочке пора «выйти в люди».