Проклятие - "BNL". Страница 14
И, как в подтверждение его мыслей, заморосил дождь – сначала робко, словно пробуя свои силы, а потом чаще и веселее. Ничего, вот ночью он еще покажет себя во всей красе. Размоет дороги, утопит всех полевок в округе, которым не хватило ума покинуть норки, и, разумеется – куда же без того? – до нитки промочит все, что только можно промочить.
- Что за погода, - посетовал Таир. – Там, откуда я родом, в октябре все еще тепло и радостно. Цветочки цветут…
- А откуда ты родом? – полюбопытствовал Ивенн.
- Из Суэльды, - поведал юноша.
Ивенн присвистнул.
- Далеко забрел, ничего не скажешь… - промолвил он удивленно. – И все время ищешь?
- Да, - был ответ. – Потому и забрел так далеко.
Было что-то странное в том, как он разговаривал. Как будто он отвык говорить вслух, и ему каждый раз приходится мучительно вспоминать, как произносится очередное слово...
Сколько же он блуждает по Синему лесу?
- До этого я был в Морлоне, - продолжал Таир, - и еще в Риверконе. И еще в городе Эн. Там-то меня и отправили в Энмор. Сказали, что там я точно найду, если постараюсь…
И не только по Синему лесу?
Ивенн вспомнил огромную пожелтевшую от времени карту, висящую на стене у него дома. Морлон – это, если память его не подводит, побережье моря Арлен, куда каждый день садится солнце. От Энмора его отделяет едва не весь остальной мир. Риверкон вольно расположился на обоих берегах великой реки Иды почти точно посередине Иларии, их страны, где земли и леса куда больше, чем людей и упорядоченной власти. Эн же почти замкнул путь Таира, ибо находится прямо под крылышком Суэльды. И оттуда – в Энмор самым прямым путем…
Это ж сколько он скакал по необъятным равнинам средней Иларии, плыл с попутной баржей вниз по течению Иды, мерил шагами тропки темного сырого леса? И что же он ищет такого, чего нигде нет?
- Я слышал, в Суэльде третьего года восстание случилось, - сказал Ивенн, отвлекаясь от расчетов и догадок.
- Да, было такое дело, - подтвердил Таир. – Сам видел.
- И чем закончилось? – поинтересовался Ивенн. Новости через Синий лес живыми обычно не доходили, так что рассказы очевидцев – или хотя бы пересказы их рассказов – были особенно ценны.
- Проклятые демократы, - вздохнул юноша. – Прогнившие насквозь. Сами только-только с полей, а все туда же, за руль, вечно им нужно, - следующее слово он буквально выплюнул, - править. Не удивлюсь, если сейчас у них там нищета, разброд и шатание.
- Жаль, - Ивенн покачал головой. – Всегда хотел однажды побывать в тех краях. Увидеть ваш храм Богини…
- Самый большой в стране, - заметил Таир. – Хотя можно сказать, что и в мире. В Диору иные боги.
Разумеется, иные. Именно поэтому Илария и находится с Диору в состоянии перманентной негласной вражды. Не войны, о нет, Богиня упаси. Просто черномазые иноземцы вконец обнаглели. Считают себя лучше всех. Мол-де, у них утонченная культура, и мясо с ножа они никогда не едят, не то что варвары-илариане, по шкале развития общества застрявшие примерно на уровне изобретения огня.
Да и вообще, соседние государства редко дружат, особенно если им есть о чем спорить. Диору повод для спора всегда находила. В последние двадцать лет, например, тамошний король претендовал на кусок холмистой и, в общем-то, стратегически неважной земли от нынешних границ его страны и до самой Иды. Илария этот кусок из принципа не отдавала.
Ручей журчал все громче и громче, обозначивая свое местонахождение, и, когда вода плескалась уже почти у самых его ног, Ивенн понял всю свою слабость и беспомощность.
Таир перепрыгнул на другой берег первым и помог ему. Ручеек был всего в полметра шириной, легче легкого было его просто перешагнуть, но он – сейчас ему пришлось взять этого парня за руку, чтобы не упасть в воду.
Демон побери, это было унизительно, и ничего подобного Ивенн не хотел бы снова испытать.
Ему почему-то вдруг вспомнилось, как красиво в этот ручей ниспадали корни сосенки, выросшей на самом-самом краю крутого берега, так и норовящего осыпаться вниз. Когда видишь что-то постоянно, перестаешь обращать внимание. Но, оказывается, чтобы разом вспомнить все, чем пренебрегал, нужно просто перестать видеть.
- Березы – они такие белые, да? – спросил Таир, останавливаясь.
- Да, белые. С черными пятнами, - кивнул Ивенн.
- Вот здорово, - восхитился Таир. – У нас такого не растет. У нас клены и дубы. И елки – им, похоже, и жара, и холода нипочем… Так вот, о чем бишь я. Куда нам дальше-то?
- Я так понимаю, бесполезно спрашивать тебя, где сейчас солнышко, - задумчиво проговорил Иввен. – Видишь что-нибудь необычное?
- Тропинку, - ответил Таир. – Ну, вернее, как тропинку: кусты поломаны, трава потоптана, и следы копыт дождь еще не все смыл.
- В каком направлении идут следы?
- Туда же, куда и мы шли.
- Отлично.
Дальше они следовали за теми самыми следами, доверившись им. Скорее всего, здесь прошел его отряд, возвращаясь домой.
В конце концов, нужно признать, нойэлинги достаточно умны, чтобы не держать в своем лесу лошадей. Тут они людей обскакали.
Дождь все падал и падал сверху, холодный и довольно мерзкий. Пусть это был и не ливень, зато вода чудесно попадала за ворот, стекала по волосам, звенела на кожистых листьях брусники.
- Как думаешь, который час? – поинтересовался Ивенн и по привычке предпринял попытку взглянуть на небо, ну, или хотя бы на тот его узкий кусочек, что обычно виднелся между елями. Попытка эта по понятным причинам успехом не увенчалась.
- Часа четыре пополудни, я так считаю, - предположил Таир.
Да-а…
Эллен будет волноваться. Скорее всего, она уже волнуется. Места себе не находит, хотя если не знать ее, ни за что не догадаешься. Он же должен был вернуться максимум сегодня в полдень.
К мирному шуршанию дождя добавилось еще что-то, чужеродное, едва различимое.
Так шуршит подлесок, когда кто-то по нему крадется. Судя по звуку, кто-то, крупнее обычного для этих мест хорька или лесного кота. Очень-очень осторожный, и… такое чувство, что конечностей у него больше, чем надо.
Миг – Ивенн едва успел резко обернуться, чисто инстинктивно – звук упругого, высокого прыжка – и падение.
А потом хлюпанье, с которым нож вытаскивают из чьей бы то ни было плоти. Что человек, что зверь в этом плане не сильно отличаются друг от друга.
- Что это было? – спросил Ивенн.
- Обед, вестимо, - ответил Таир.
Это и вправду оказался обед. Они нашли относительно сухое местечко под лапами раскидистой ели, правда, сидеть под ней нужно было с величайшей осторожностью – легчайшее прикосновение к ветвям было чревато целым каскадом ледяной воды на голову. Таир развел костер. Уютно трещали сырые, неохотно горящие дрова, источая запах тяжелого черного дыма.
- Сколько у этой твари было ног? – вдруг подал голос Ивенн, отбрасывая в сторону кость.
Его жующий собеседник ответил не сразу.
- Ты правда хочешь это знать? – наконец уточнил он.
- Не хотел бы – не спрашивал.
- Ну ладно. Шесть.
Если бы Ивенн до сих пор ел, он поперхнулся бы.
- О пресвятая Богиня, мы съели ищейку нойэлингов? – не поверил он своим ушам.
- Ага, - беззаботно подтвердил Таир. – За последнее время я таких уже десяток зажарил. И ничего, жив пока.
Проклятые твари… Единственные, наверное, существа, которых Ивенн любил меньше, чем их хозяев, зверей двуногих, а не шестиногих.
Чем только не шутит природа. Если бы он не знал, то не поверил бы, что действительно существуют такие твари, похожие на здоровых мохнатых жуков, только теплокровные, которые способны чуять святость и благодать. Их выводили нарочно и с самого рождения учили бесшумно наскакивать сзади, рвать зубами, впиваться в горло любому, кто хоть раз в своей жизни с должными чувствами произносил имя Богини, пусть не вслух…
Уже один этот факт дает понять, почему люди всегда будут воевать с остроухими.
- Это очень плохо, - решил Ивенн. – Если эта мерзость ошивается здесь, значит, и другие, ушастые, где-то поблизости.