Проклятие - "BNL". Страница 24
- Из-за таких, как ты, - выплюнул он, светя лучами фанатичной ненависти из бесцветных глаз, - Богиня стала в разы чаще насылать проклятие. Из-за таких, как ты, сукин сын, абсолютная любовь к Богине дала трещину, и теперь неизвестно, куда катится мир…
- Можно предположить, куда, - пожал плечами Ле-Таир. Потом обернулся, обвел остаток мстителей во имя веры весьма и весьма недвусмысленным взглядом.
Желающих вякнуть не нашлось.
Тогда он потерял к ним интерес и шагнул внутрь круга.
Женщина, дрожа, загнанно глядела на него снизу вверх. Что было в ее глазах? Мольба? Последний сполох гордости?
Ле-Таир протянул ей руку.
- Не бойся.
Она судорожно замотала головой, подалась назад.
- Ты же видишь, - шепнула едва слышно, - я…
- Я все вижу, - спокойной сказал Ле, не убирая руки. – Встань же, глупая женщина.
Глаза поверженной недоверчиво расширились, словно это могло быть всего лишь еще одно издевательство, новое, чуть более изобретательное, чем прочие.
Но он смотрел на нее прямо и открыто, без улыбки или угрозы, и рука все еще была протянута.
Зрители этой маленькой драмы в один голос вдохнули и забыли выдохнуть, когда исчерченные нерукотворным узором пальцы женщины переплелись с пальцами под тканью перчатки.
Ле-Таир поднял ее с земли. Это было похоже на очень быстро распускающийся листочек папоротника. Точно так же, как молодой побег развивается из спирали, становясь прямым и высоким, женщина встала с колен, расправила плечи, подняла, почти вскинула, голову.
- С кем-то другим тебе этого делать не стоит, - негромко сказал Ле-Таир.
Она кивнула, убрала за ухо выпавшую прядку.
- Н-но… - только и смогла выдавить Генриетта, когда Ле прошел мимо нее и забрался в седло.
В ответ на это он без лишних слов снял перчатку и показал ей абсолютно чистую ладонь. Кожу уродовали неровные шрамы, похожие на старые ожоги, но клейма Богини на ней не было. А оно никогда не заставляет себя ждать.
- Но… как это? – не поняла Генриетта.
- Меня ткань всегда защищает, - пояснил Ле. – Я, видно, везучий. Едем дальше, ребята.
Дальше в лес, больше дров – вот только в случае с Синим лесом дрова эти пока растут на корню и счастливо шелестят хвоинками-листочками.
- Зря он так с ней, - наконец подала голос Генриетта.
- То же самое можно сказать про любого человека, который бросает в другого камень, - заметил Фемто, едущий по правую руку от Ле-Таира.
Том смолчал. За всей сценой у храма он наблюдал, не спешиваясь и не вмешиваясь.
- Но и ты зря так с ним, - продолжала Генриетта.
- Вот с этим позволь не согласиться, - возразил Ле-Таир, спокойный, что твой удав.
- Но тебя же называют воином Богини, - напомнила Генриетта.
- Что, и такое было? – удивился Ле.
- Наверное, после того случая, - предположил Фемто. – С серокнижником, помнишь?
- Серокнижник? – удивилась Генриетта. – Может, все же чернокнижник?
- Ну, черноты его книжке явно не хватало, - хмыкнул Фемто. – Не было всяких окованных железом углов, переплета из телячьей кожи и тисненых черным золотом рун. Разве что пара-другая подозрительных пятен на страницах, которым он не придал значения. А так это была книга как книга. Стопка листов бумаги, сшитых суровой ниткой. Вот только магия в ней совершенно случайно оказалась настоящая.
- Для бедняги это было шоком, - вспомнил Ле. – Он же не ожидал, что из пола и вправду полезут демоны…
- Демоны? – охнула Генриетта. – И как же ты выжил?
- Мало того, что выжил, - добавил Фемто. – Так еще и загнал их обратно туда, откуда пришли.
- Не знаю, - Ле-Таир пожал плечами. – Наверное… повезло.
Конечно, ей показалось, только показалось, но почему-то она услышала, что последнее слово он не произнес, а выплюнул.
Эхх… вот умеют же люди портить друг другу настроение. Демонстрация того самого легендарного разума толпы вовсе не прибавила Генриетте бодрости духа. Она попыталась расслабиться и получать удовольствие от конной прогулки. Помнится, у себя дома, в горах, она в детстве пыталась покататься на пони… Бедную лошадку пришлось милосердно пристрелить после того, как она сломала обе передних ноги, упав со скользкого валуна, куда Генриетта вместе со своей питомицей забралась полюбоваться видом.
Мысли снова свернули явно не в то русло, в которое надо бы. Небо, девочка, да ты только оглянись вокруг. Теплый августовский день на дворе, и солнышко своими прямыми золотыми лучами насквозь прошивает слои теплого, но уже не жаркого воздуха, и это похоже на струны, натянутые от одной ели к другой. Свет странно осязаем, кажется, что подойдешь – и коснешься. Время летит мимо легко и быстро, на свежем воздухе всегда так – не успеешь оглянуться, а тень уже с другой стороны дерева, укоротилась и успела удлиниться вновь. Птички…
… не поют. Что немного странно.
Может быть, в этом лесу, где ничего, кроме елей и брусники, не растет, им нечего кушать?
Нет, она готова была поклясться, что, совершая свой путь ранее, она слышала этих самых пернатых, скачущих с одной веточки на другую. Наверное, все лапки себе искололи, бедняжки…
Фемто тихо сказал что-то Ле-Таиру, едущему совсем рядом. Через секунду тот наклонился к Тому и передал сообщение и ему тоже.
Томас, в свою очередь, обернулся к ней и велел:
- Стой. Подожди тут.
Ле уже стоял на земле, Фемто спрыгивал с лошади.
Генриетта хотела было покориться, но королевская кровь постоянно играла с ней шутки, говоря ее ртом слова, которые она на самом деле совсем не думала.
- Ну уж нет, - отказалась она наотрез. – Я с вами.
Ле-Таир пожал плечами.
- Как знаешь, - сказал он и протянул ей руку, чтобы помочь спешиться. Этой же рукой, подумалось Генриетте, он прикасался к зачумленной.
- Невежливо подавать даме руку в перчатке, - абсолютно неуместно пошутила она.
Тогда Ле пожал плечами и стянул перчатку.
Генриетта честно не ожидала такой реакции. Она уже проверяла подобный прием на нескольких знакомых молодых людях. Иные смеялись, иные просто опускали руку, полагая, что так она выражает нежелание принимать их помощь…
Может быть, ей тоже стоит снять свои роскошные дамские краги, так уютно обхватывающие руку до самого локтя?
Но нет, девушке не пристало раздеваться перед мужчинами.
Со всем изяществом, на которое она только была способна, Генриетта приняла любезно предложенную руку и тоже соскочила на заросшую мхом землю.
Под подошвой почувствовалось что-то, похожее на камешек или ту же шишку. Она передвинула сапог...
- Сейчас же вроде не зима? – уточнила подозрительно, словно ища подтверждения каким-то внутренним догадкам. – Они не должны умирать на лету, разве нет?
На земле, там, где только что стояла ее подошва, лежала мертвая малиновка. Некогда яркие перышки потускнели, словно покрылись пылью или подернулись инеем вечного забвения.
Рядом во мху лежала еще одна певунья.
Они летели по своим делам и падали. Сидели на ветках – и тоже падали. Вот почему они не поют. Сложно петь, когда ты мертв.
Как тихо.
Генриетта огляделась по сторонам. Ей внезапно показалось, что она осталась совсем одна.
Ле, нахмурившись, смотрел куда-то за ее спину.
Оказывается, они до сих пор еще не покинули пригород, тот таинственный симбиоз города и леса, соглашение, к которому в Клотте никак не могут прийти. Невдалеке белел ряд домиков, скромных и одноэтажных, прильнувших к стволам старых толстых деревьев. Никто не виднелся в окне, не шел от одного крыльца к другому. И было действительно очень, очень тихо.
Эта тишина давила. Если бы малиновки были живы, их пение казалось бы неуместным и жутким, но все равно было бы легче.
Кто там что говорил о счастливом пути?
К ее вящему нежеланию – но отнюдь не удивлению – ее провожатые направились именно в сторону домиков. Бывают же такие люди – и нелюди, поправила она сама себя, пытаясь не отстать от Ле – которым обязательно надо выяснить, что и как…