Проклятие - "BNL". Страница 4

- А я? – усмехнулась Богиня. Уличный фонарь за ее спиной заставлял ее волосы светиться, как нимб. – Я имею право решать за них?

- В конце концов, ты их создала, - напомнил Ле. – В определенном смысле, разумеется.

Он помолчал с минуту и вдруг спросил очень тихо:

- Скажи, это… будет долго?

Богиня наклонилась и коснулась волос спящего Фемто.

Ее пальцы несли в себе проклятие. Прикоснись она однажды – и можно считать себя мертвым. Однако тому, кто уже проклят, бояться нечего.

- Время – понятие растяжимое, - ответила она уклончиво.

Ле устало закрыл глаза.

Растяжимость времени он за последние двое суток познал на себе. Минуты становились годами, и каждая, до предела наполненная молчанием, безысходностью и ночью, изо всех сил цеплялась за настоящее, ни за что не желая уходить в прошлое, как положено.

Уже две ночи он не спал. Во сне томительные часы пролетели бы быстрее, но ему не давало сомкнуть глаз четкое ощущение того, что он теряет время. Ну и что, что он все равно не может потратить его на что-то хоть мало-мальски полезное. Время утекает песком сквозь пальцы, и хоть медленно, хоть быстро, но приближается к концу срок, по истечении которого он больше никогда не увидит Фемто, ни-ког-да.

Хотя иногда его посещала крамольная мысль, что было бы неплохо покончить со всем этим поскорее.

Богиню тоже не беспокоила его бессонница – она без труда могла наносить ему визиты и наяву.

Вечером, три дня назад, Фемто зачем-то пошел на рыночную площадь, где его поцеловала хорошенькая смеющаяся девушка, продающая зеленые яблоки из огромных плетеных корзин. Милый мальчик со скрипкой обычно легко находит общий язык с ей подобными, так что ничего странного не произошло.

А наутро, бросив случайный взгляд в зеркало, он обнаружил у себя на щеке след от прикосновения ее губ – клеймо Богини, неровный круг с похожим на звериный зрачок ромбом внутри.

Всем известно, что проклятье заразно – достаточно одного прикосновения. Не обязательно кожа к коже, одежда тоже не всегда спасает. Даже при рукопожатии в перчатках проклятие скользит с руки на руку, перепрыгивает на новое тело, неосторожно соприкоснувшееся со старым рукавами, а поцелуй вообще можно считать выстрелом в упор – это средство верное.

Ле услышал звон фаянсовой чашки, выпавшей из ослабевших пальцев и разбившейся об пол.

- Фемто, что… - начал было он, заглядывая в дверной проем, но увидел мелькнувшее в зеркале отражение, и вопрос замер на полуслове.

А Фемто со стоном закрыл лицо руками и бросил отрывисто:

- Не подходи. Не смей, слышишь? Не хватало еще и тебе…

- Знаешь что? – неожиданно подала голос Богиня, вырывая Ле из воспоминаний. – Мне кажется, я придумала кое-что, что вполне может устроить нас обоих.

Ле не думал, что такой поворот разговора вообще возможен.

- И что же? – поинтересовался он с внутренней настороженностью, чувствуя, как против его воли замирает сердце.

- Пари, - объявила Богиня и продолжила, видя его недоверчиво нахмуренные брови:

- Условия… Ну, скажем, таковы: мальчишка должен добраться до Суэльды, сам. Он должен уйти пешком, без лошади, и не имеет права останавливаться в дороге или с кем-то разговаривать. Если доберется до храма и достаточно истово помолится – так уж и быть, пусть живет. А если нет – что ж, не обессудь. Срока, так уж и быть, даю вам до завтрашней ночи.

- Но до Суэльды добрых три дня пути пешком, - возразил Ле, прикинув в уме расстояние.

- Это если с ночевками. Придумаете что-нибудь, - Богиня пожала плечами. – По рукам?

- Погоди, - Ле сжал переносицу двумя пальцами. – Могу я идти с ним? – уточнил он.

- Можешь, - кивнула Богиня. – Но только так, чтобы он не знал. И вмешиваться, разумеется, нельзя.

- Договорились, - он протянул руку, и прелестные женские пальцы, вооруженные преострыми коготками, пожали ее.

- А теперь объясни, есть ли в этом какой-то подвох, - попросил Ле и облокотился спиной на стенку.

- Ни малейшего, - отозвалась Богиня. – Честное слово. Просто, - она улыбнулась, - ты так мило меня ненавидишь. Так горячо. Меня давно уже так не ненавидели. Боялись – да, проклинали – да, но не было у них такой силы. Меня это забавляет. Вот я и хочу увидеть, станешь ли ты ненавидеть меня еще сильнее, когда у вас ничего не получится, и он все равно умрет. Растравленная душа, знаешь ли, гораздо вкуснее смиренной. Есть что-то особенное в сердце, в которое сначала пустили надежду, а потом вырвали ее с корнем…

Ле хотел было возразить ей, но не стал.

- К тому же, - добавила она, - чем мне еще заниматься, если не наблюдать? А это обещает быть интересным.

Фемто шевельнулся и открыл глаза.

- Ле? – вполголоса позвал он.

Ле оторвался от стены и опустился на край его кровати.

- Это я.

Богиня исчезла. Она уходила и возвращалась, когда ей заблагорассудится, не утруждая себя ни прощаниями, ни приветствиями.

Фемто отодвинулся от него, зарылся в одеяло. Теперь он никогда не подходил близко, чтобы – не дай Богиня! – ненароком не коснуться, не увлечь его за собой туда, откуда не возвращаются.

- Ты спал сегодня? – спросил Фемто, глядя в противоположную стену.

- Не слишком долго, - честно признался Ле.

- Зря ты так, - с мягким укором заметил де Фей. – Отдохни. Я… ничего с собой не сделаю, обещаю. А ты – в связи с тем, что происходит, ты все равно не можешь… ничего предпринять, - закончил он тихо.

Ле едва не скрипнул зубами.

Небо, в последний год им обоим так везло, что он и сам уже поверил, что его заслуга в этом тоже есть. Что он сможет защитить Фемто от всего, что судьба ему ни готовит, сможет отвести от него любую беду, спасти от чего угодно.

Почему Богиня глуха к твоим молитвам, когда тебе плохо, но стоит делам пойти в гору – и она тут как тут? Не гложет ли ее зависть к смертным?

Подобные мысли, конечно, наказуемы, но раз уж она приходит к нему лично, он может думать о ней все, что хочет. Тем более что еще пять минут назад он думал, что наказать его страшнее ей не удастся.

- Фемто, - сказал Ле, глядя в потолок. – Я собираюсь сказать тебе одну очень странную вещь. И, поверишь ты мне или нет, было бы здорово, если бы ты дослушал до конца.

Фемто приподнялся на локте и серьезно кивнул.

Ле глубоко вдохнул.

- Я только что разговаривал с Богиней, - начал он, видя себя будто со стороны – сумасшедшего, бредящего от отчаяния. С тем же успехом он мог заявить, что стена кухни этой ночью поделилась с ним одной весьма интересной философской гипотезой. – Это уже не впервые. Она приходила пару раз, когда отец умер, и мы беседовали о всякой отвлекающей ерунде. Вели бесконечные споры. Тогда я по молодости думал, что ей не наплевать на меня, но теперь понял, что ей просто было скучно. А сегодня, сегодня мы говорили о тебе…

Он вкратце пересказал суть их разговора и перечислил условия пари.

Летняя ночь, забыв о сумерках рассвета, переходила сразу в утро. Когда Ле замолчал, на улице стало уже гораздо светлее. Фонарь мигнул и погас.

Фемто смотрел на него неподвижным темным взглядом.

- Ты мне не веришь? – без надежды спросил Ле.

- Ох, Ле, - Фемто задумчиво провел рукой по лбу, откидывая волосы назад. – Ты же понимаешь, что больше всего в мире мне хочется тебе поверить…

Он помолчал и промолвил вдруг, будто с ноткой сомнения:

- Хуже ведь все равно уже не будет, правда? Мы ничего не теряем…

Ле кивнул. Фемто улыбнулся.

- Это в любом случае лучше, чем сидеть сложа руки и ждать, - сказал он весело и мотнул головой. – Чем демоны не шутят, в конце-то концов.

Солнце поднималось-карабкалось в зенит, но до высшей точки ему было еще идти и идти. Народ по случаю выходного почти поголовно все еще мирно спал в своих домах, лишь они двое поднялись ни свет ни заря, и это было неплохо. Настоящих друзей в Ольто они, увы, так и не завели, но знакомых было, как водится, полно, соседи все знали друг друга в лицо. С одной стороны, это было хорошо – можно было хотя бы не бояться выйти на улицу вечером. С другой стороны, им негоже было видеть, как скрипач Фемто, скрывший лицо глубоким капюшоном мягкого плаща песчаного цвета, не подходящего к летней погоде, в полном одиночестве покидает город.