Королевский гамбит - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 34

Водители попутных машин не успевали понять, что происходит, когда мы, в грохоте и треске, проносились мимо, оставив позади только сизое облако дыма и отголоски завываний Дэвида Гэхана. Что же касается встречных, то они, по-моему, нас вообще не успевали заметить. Я уже и сам с трудом соображал, и когда впереди показался очередной (судя по всему, заранее предупреждённый) пост гаишников, а Серёга для рисовки малость сбросил скорость, я швырнул им на обочину пустую бутылку и с укоризной погрозил пальцем. Хотел кулаком, но в последний момент постеснялся.

Остановиться мы, естественно, и не подумали.

Километр за километром ложились под колёса. По счастью, Серёга довольно хорошо знал дорогу. Мы ни разу не заблудились, да и многочисленные указатели помогли. Я уже потерял счёт километрам и постам ДПС. А менты, надо сказать, переполошились не на шутку. В нас только что не стреляли. Всё-таки мотоцикл — это не автомобиль. Не раз я думал, что если скрываться от кого-нибудь в городе, то лучше мотоцикла ничего не найти. Классного мотоциклиста в условиях города задержать практически невозможно. Три или четыре машины пробовали ринуться в погоню, — видно, ждали в засаде, — но безнадёжно отстали. Дорогу кое-где перекрыли. Три раза Кабан проскакивал по обочине, один раз — по соседнему просёлку; мне оставалось только изумляться его лихости. На одном посту серые фуражки ухитрились краном выдвинуть на проезжую часть три здоровенных бетонных блока и теперь злорадно поджидали нас, уже приготовив дубинки, наручники, смирительные рубашки и огнетушители (там были ещё пожарная машина, правда, почему-то с раздвижной лестницей, и «скорая»), Кабан лишь крикнул, обернувшись; «Ноги подними!», и мотоцикл, не снижая скорости, влетел в оставшуюся полуметровую щель меж двух блоков — только глушители царапнули бетон. Милиционеры, совершенно обалдевшие, разинув рты остались глазеть нам вослед.

Без малого суточный перегон наш мотоцикл одолел за пять часов. Я даже начал чуть подрёмывать, но, впрочем, быстро просыпался: езда на мотоцикле — хлопотное дело, требующее участия не только рулевого, но и пассажира, и хоть центр тяжести у «харлея» расположен низко, всё равно приходится работать корпусом на поворотах. Упаси бог заснуть. Серёга помаленьку протрезвел и лихачил уже не так оголтело, как раньше. Родные дороги всё сильней напоминали о себе — асфальт всё чаще пестрел старыми выбоинами, разметка то и дело прерывалась, придорожные указатели синели всё привычнее. Мы помаленьку приближались к Перми.

Неладное я заметил не сразу, хотя ещё когда мы проезжали Дюртюли, я вдруг почувствовал, что сидеть мне стало как-то… ну, неудобно, что ли. Некомфортно. Сначала я списал всё это на усталость и похмелье, но потом подумал, что, когда спинка сиденья всё сильнее прижимает меня к Серёгиной спине, а мой колени поднимаются всё выше и вот-вот коснутся ушей, то ни усталость, ни спиртное уже ни при чём. И когда мы проезжали пригороды Перми, последние мои сомнения исчезли окончательно.

Мотоцикл уменьшался.

Нет, на темп движения это никак не повлияло — скорость оставалось прежней, колёса крутились так же быстро, но когда я бросил взгляд на них, от былых шестнадцати дюймов осталось от силы десять-двенадцать. Ситуация становилась критической. Кабанчик, видимо, тоже что-то заподозрил, но, когда я пытался кричать ему на ухо о своём открытии, отмахивался от меня, как от комара, и мрачно давил на газ. Ладно, хоть приёмник выключил…

Моя вина. Серёга, это всё-таки Серёга, — что с него взять? — байкер. А вот мне стоило подумать об этом раньше. В природе, как известно, ничего никуда не девается и ничего не возникает ниоткуда. Чем бы ни был странный агрегат, который мы оседлали, он должен на чём-то работать, где-то брать энергию. На заправку мы не заезжали, а того запаса топлива, которое плескалось при отъезде в бензобаке, не хватило бы и до Стерлитамака: сами понимаете — «харлей», это ведь даже не «Урал», это почти автомобиль, только на двух колёсах, и несчастными пятью литрами тут не обойдёшься… В общем, наш байк пожирал себя со скоростью, прямо пропорциональной уменьшению размеров. Потом я много думал об этом. Если бы Кабанчик напрямую перегонял материю в энергию, это было бы ещё полбеды — мы доехали бы до Перми и не чихнули, но разве ж он до этого додумается? В его понимании топливом мог быть только бензин. Поэтому он просто желал, чтобы бак был полон. Выходило, что наш мотоцикл сам, с огромными затратами энергии творил из себя бензин, а уж его — сжигал, как положено нормальному мотоциклу. Когда мы миновали элеватор, наш «харлей» размерами уже напоминал декоративный мотороллер с колёсами чуть больше банки от селёдки. Бензобак заметно выдался вперёд, нарисованная на нём кабанья морда нависала над дорогой и тянула книзу. Сотрудники ГИБДД на двух последних постах на подъездах к городу даже не обратили на нас особого внимания, видно, уже получили сообщение о крупном мотоцикле и не хотели отвлекаться на мелкую дичь. Ещё немного — и усидеть на карликовом байке вдвоём стало совершенно невозможно, началась чистейшая эквилибристика. Кабанчик задёргал рулём, зашаркал подошвами, мы запетляли, чуть-чуть не дотянули до конечной остановки «шестого» трамвая, свернули на обочину, в дикий и запущенный газон, и повалились под кусты цветущего шиповника, куда-то в пыль и лопухи.

Мотор заглох. Серёга высвободил ногу из-под мотоцикла, снял шлем, оглушительно чихнул, размазал пыль под носом рукавом кожаной куртки и грустно посмотрел на бренные останки нашего «харлея».

— Приехали, — со вздохом констатировал он совершенно трезвым голосом. — А какой был мотоцикл! Мечта. Как думаешь, отчего это с ним?..

— Откуда мне знать? — буркнул я, поднимаясь и отряхивая пыль.

Раскалившийся алюминий цилиндров тихонько потрескивал. Мы уселись на траву. Я стянул с башки осточертевший танковый шлемак, пригладил вспотевшие волосы и теперь, прищурясь, разглядывал садящееся солнце. Серёга закурил. Свидетелей нашего позорного «Another one bites the Dust» [8]оказалось немного, да и те уже ушли или уехали. До Серёгиного дома оставалось три или четыре трамвайные остановки — минут тридцать ходьбы. Можно было отдохнуть. Пятичасовое ралли вымотало нас до предела, и когда, с воем сирен и фиолетовым сверканием мигалок, мимо пролетела кавалькада милицейских автокаров, мы даже не пошевелились. Впрочем, и те не взглянули на сидящих на обочине двух дураков. Наверное, они до сей поры теряются от этого бесследного исчезновения загадочных башкирских лихачей. Мотоцикл за это время вроде как ещё уменьшился и стал совершенно незаметен среди лопухов и высокой травы.

— Включи хоть радио, что ли, — попросил я.

Серёга протянул руку за спину, нащупал там приёмник и щёлкнул выключателем. Полились тягучие звуки «Wild Roses» [9]. Песня уже заканчивалась, вот отшептала свой куплет тонкоголосая Кайли, после чего вступил Ник Кейв:

Песня как нельзя лучше соответствовала моменту. Я покосился на цветущий шиповник, почесал исцарапанные руки, с завистью покосился на кабанскую косуху и вздохнул:

— Пошли домой.

— Ко мне? — встрепенулся Серёга.